Глава 4

Неизвестная

Унизительнее, чем получить наказание, было лишь узнать, каким оно будет. Мне бы не понравилось любое, ведь в любом случае оно отнимало время. Но дежурство на кухне… Разве нельзя было выдумать что-то не такое банальное?

Я любила воскресенья, потому что это был единственный день, который не занимала череда бесконечных скучных занятий. Даже так: бесконечно скучных занятий. Единственный день, который я могла посвятить восстановлению справедливости, заняли дурацким наказанием. А ведь у меня только появилась зацепка!

Пришлось прийти раньше всех, чтобы поменьше взаимодействовать с другими провинившимися. Я планировала справиться с наказанием поскорее. Но не одна я была такой умной. Для получения задания пришлось встать в очередь. Среди тех, кто пришел до меня, стояли несколько рыжих, но большинство были из Земли.

Интересно, что будет, если не прийти отрабатывать наказание? Как тебя вычислят? Интересно, какое наказание предусмотрено для тех, кто не явился на наказание?

Я так и не нашла ни единого ответа, когда меня окликнула крупная женщина. Ее волосы были зелеными и словно мокрыми, как водоросли, которые выкинуло на берег. Управляющая хозяйственными делами.

Она отправила меня убираться на склад. Хорошо, что не картошку чистить. И не мыть посуду. Или это склад грязной посуды с нечищеной картошкой?

Я не переспрашивала. Чем больше говоришь, тем больше кажешься заинтересованным в работе, тем больше тебе дают ее выполнять. Я просто кивнула и шагнула в служебный коридор, который ветвился на подсобные помещения. Везде были таблички, так что я не заблудилась.

В коридоре было сыро. Этим он не отличался от улицы. Октябрь в Центральной части мне нравился. Дождливый, пасмурный, в общем, какой-то сопливый. Захотелось заболеть – чтобы лежать целыми днями, и чтобы никто меня не трогал.

Входом в склад оказалась дверь в торце коридора. Я толкнула ее левую створку и вошла в помещение. Дохнуло запахом кухни и затхлости. Провинившихся я не видела. Хотя на складе я точно была не одна – слышала, как кто-то копается за полками. Но никто никому не показывался, словно это было условием наказания.

Стеллажи делали это место похожим на лабиринт. Я петляла меж полок, не находя, чем себя занять. Если бы меня отправили сюда одну, я бы, конечно, начала что-то делать. А так, зная, что работа командная – зачем напрягаться?

От влажности волосы вились сильнее, и мне пришлось стянуть их резинкой. Я медленно шла в поисках чего-нибудь съедобного. Позавтракать не успела – проспала. Поесть во время наказания было хорошей мыслью. Наверное, поэтому она пришла в голову не только мне.

Я брела на запах выпечки, которой в такое вялое утро хотелось больше всего. Особенно посыпанную сахаром. Потом я уловила запах пепла и в голове мелькнула мысль, что сдоба подгорела. Это убавило аппетит. Но оказалось, что я все не так поняла – хотя лучше бы это булочки подгорели.

Очутившись на свободной от стеллажей площадке перед кухней, я поняла, как катастрофически ошиблась. Впрочем, тут же решила, что это скорее прекрасная возможность, чем досадная оплошность.

– Так это был ты? – сказала я. – Разнес по классу жар?

Сложив руки на груди, я привалилась спиной к ближайшему стеллажу. Но он недовольно брякнул посудой, и я отпрянула, боясь, что на меня упадет кастрюля, или какой-нибудь поддон.

Например, похожий на тот, с которого Лео стаскивал булочки. Плюшки, посыпанные сахаром.

Я старалась казаться уверенной. Но когда заметила, что его взгляд, скользящий по мне, раздосадованный – вера в себя поугасла.

– Как так получается, что ты вечно находишь меня, когда я один?

Сердечко неприятно кольнуло от того, что Лео сказал это с раздражением. Так что держать лицо стало сложнее. Однако, раз уж начала, сдаваться я не собиралась. Заведя руку за спину, я улыбнулась и заговорила:

– Вопросом на вопрос не отвечают. Сначала ты говоришь, потом я.

Лео отложил булочку, и я с неверием посмотрела на пустой ряд. Везет же некоторым! Ешь четыре булки – и хоть бы одна складочка появилась.

– Мне кажется, где-то здесь есть подвох, – сказал Лео, отряхивая руки от сахара. – Но не узнаю, пока не проверю, правильно я понимаю?

Поджав губы, я кивнула.

– Только можно я поменяю свой вопрос?

Я снова промолчала, но взглядом дала понять, что не запрещаю этого, хоть и не одобряю.

– Я скажу тебе, кто там всех чуть не поджарил, – продолжил Лео. – А взамен ты назовешь свое имя.

Мне хотелось сказать, что это неравноценный обмен. Но все же кивнула, потому что знала – я на шаг впереди.

Лео снова мелко кивнул. Потом утер губы, и я лишь сейчас заметила, что все это время над его верхней губой был белый след сахарной пудры. Мысли о том, как здорово было бы ее слизнуть, рассеялись внезапным, и слишком громким ответом Лео:

– Да, – сказал он. – Да. Это был я.

Я улыбнулась, довольная собой. Честно говоря, не думала, что это он. Спрашивала без особой надежды. А он почему-то решил быть откровенным. Неужели ждет этого и от меня?

– Зачем ты это сделал? – спросила я.

– Не люблю, когда моих друзей обижают.

Весело хмыкнув, я опустила взгляд на свои ноги и сделала два шага в сторону Лео. Теперь в моем поле зрения были и его ступни. Так что, когда я подняла голову, лицо Лео было всего в десятке сантиметров от моего.

– Как будто все было наоборот, – сказала я. – Они обижали. Они получили. Разве не справедливо?

Лео прищурился. Я поняла, что подставилась. Впрочем, я и не собиралась этого скрывать.

– А грязь призвала ты? – догадался Лео.

– Не грязь, – возмутилась я. – А землю.

– Какая разница?

Я отпрянула и потянулась рукой к лицу, словно там горел след пощечины. Лео сделал вид, что не заметил, как меня возмутил его вопрос.

– Твоя очередь отвечать, – сказал он. – Как тебя зовут, неизвестная?

Я медленно вытянула руку из-за спины, и показала ему свою ладонь. Ладонь со скрещенными указательным и средним пальцем.

Несколько секунд Лео пялился на нее. Я уже засомневалась в его умственных способностях. Но потом на его лицо скользнула такая досада, что мне захотелось рассмеяться.

– Это ребячество, – сказал он.

Его голос был таким расстроенным, что я все-таки захохотала.

– Нечестно, – повторил он, и мне стало еще смешнее. – Я тебе ответил. А ты…

Уяснив, что я не стану оправдываться, по крайней мере пока не досмеюсь, Лео махнул рукой. Не говорить ему свое имя – это стало игрой.

– Какие же вы мерзкие…

– Кто? – спросила я. – Земляные?

– Нет, – сказал Лео, качнув головой. – Женщины.

– Ты же можешь посмотреть в списках. В крайнем случае, спросить мое имя у папочки.

Ляпнув это, мне захотелось зажать рот ладонями – словно так слова могли вернуться. Не стоило это говорить, да? Наверняка Лео сейчас разозлится. Насколько я знаю, подобные ему не любят, когда говорят об их происхождении.

Но Лео не разозлился, не помрачнел, и даже не нахмурился. Он чуть склонил голову, и мне показалось, что он сдерживает улыбку. Потом Лео сказал:

– Это слишком просто. Я хочу узнать сам.

Я хмыкнула. Надо же, какой самостоятельный.

Тут же Лео заговорил о другом. Словно не хотел, чтобы я долго думала об этой его миссии.

– То есть, – сказал он. – Все тут отрабатывают наказание лишь из-за нас двоих?

Я вдруг поняла, что не задумывалась об этом. А ведь так оно и было. Это показалось смешным. Наверное, мои глаза блеснули. Кажется, Лео ощущал то же самое – по крайней мере он заулыбался.

– Представляешь, – сказала я. – Как же им будет обидно, если те, кто виноват на самом деле, сбегут с наказания?

На секундочку мне показалось, что я перестаралась. И что не надо было к нему придвигаться, и говорить все это, и вообще идти на запах горелых булочек. Но потом я услышала:

– Но мы ведь не обязаны им об этом отчитываться?

И от души отлегло. Уж не знаю, почему он решил меня поддержать. Может, вспомнил, чем закончился наш первый разговор. Это было бы ужасно, потому что у меня до сих пор щеки горели от стыда. Я не понимала, что на меня тогда нашло. Как и многим другим, мне мало что доставалось с первой попытки. Так что глупо, очень глупо было думать, что Лео станет исключением.

Впрочем, не с первой попытки, так со второй.

– Правильно, – шепнула я. – Осталось только пробраться мимо них.

Сказала бы обычным тоном – Лео оглох, слишком близко стоял ко мне. Я острее почувствовала запах пепла. Да, это он меня обманул. А булочки нормальные получились, не подгоревшие. Впрочем, какая уже разница?

Потом Лео еще ближе склонился. Еще пара мгновений, или, может, одно, и наши губы снова соприкоснулись бы. Мне хотелось этого. Так же сильно, как не хотелось. Подумать только: этими же губами он совсем недавно назвал Землю грязью. А мне было будто все равно. Это ужасно, это… непростительно.

Когда осталось полмгновения, я сказала:

– Каждый сам за себя, – и резко скользнула вправо.

Еле успела. Толкнула Лео плечом, хотя не собиралась его касаться. Пока что. Мне до жути хотелось обернуться и посмотреть, каким стало его лицо после моего маневра. Но я не оборачивалась, чтобы не терять время. Почти сразу со спины донесся жуткий грохот. Я хохотнула – сразу поняла, что это свалился тот дурацкий поддон, который меня чуть не пришиб.

Следом раздалась сдавленная ругань Лео, но я была уже за другим стеллажом. Бросилась вдоль него, вслушиваясь, последовал ли за мной Лео. Но так этого и не поняла – все звуки перебивал клекот моего сердца. От страха, или от близости к тому, кто так легко воспламеняется? Или просто от предвкушения пакости?

Остановившись на развилке стеллажей, я огляделась. Слышала шаги, слышала голоса, но никого не видела. На мгновение подумалось, что Лео меня не понял, или не услышал. Иначе почему не бросился за мной?

В любом случае, возвращаться к отработке наказания мне не хотелось. Я подбежала к окну. Быстро осмотрела его, ведя пальцами по раме. А добравшись до ручки, попыталась ее провернуть.

Та не поддалась. На мгновение меня обдало паникой, горячей и поглощающей, как взрывная волна. Но тут же я придумала смену плана действий.

Окно, может, и не поддалось, но стекло так затарахтело, что я поняла: между ним и рамой есть огромные щели. Тогда глубоко вдохнув и стараясь не думать, что кто-то может увидеть меня в это мгновение, я рассыпалась.

Мне нравилось быть стихией, несмотря на то, что это такое утомительное занятие. Просто я чувствовала, что с каждым разом могу держаться все дольше. В критической ситуации, я могла бы пробыть землей и все полчаса. Но потом пришлось бы слишком долго восстанавливаться.

Щели окна оказались не такими уж огромными. Но все же толще диаметра песчинки. Так что мне спокойно удалось ссыпаться на улицу тонкой струйкой, какой бежит песок в часах.

Я надеялась, что никто не стоял с этой стороны здания. Не проверила, так это или нет – и теперь кляла себя. Если кто-то заметит, движущийся песок, который соберется в меня, вопросов будет слишком много.

Но, к счастью, это окно выходило на ту часть посадки за территорией Академии, куда никто не забредал. По крайней мере сейчас здесь никого не было. Я собралась у стенки и стала собой, которая сидит, опершись спиной на холодный камень, и тяжело дышит.

Это оказалось сложнее, чем я думала. Держаться барханом гораздо легче, чем распадаться до тонкой песчаной струйки.

Я сидела не долго. Все-таки из окна могли выглянуть, и уж тогда мне не объясниться. Облизнув пересохшие губы, я медленно поднялась. Давление все равно подскочило. Поэтому я оперлась рукой о стену, ощущая ее холод. А когда перед глазами перестали плясать темные пятна, сначала медленно, а потом все быстрее двинулась вдоль стены, пробираясь к переднему фасаду здания.

Хотя на мне были лишь легкая кофта и длинные широкие штаны, я не замерзала. Пробудь я на улице без движения минут десять – околела бы. Но сейчас моя кровь бежала быстро, она словно кипела, разнося по телу адреналин. Не знаю, почему я так себя чувствовала. Наказание перестало пугать, едва я зашла на склад. А стихией я была совсем недолго…

Ладно, конечно, я себя обманывала. Страшно было лишь от мысли, что Лео может меня не ждать.

Однако, увидев, как он спокойненько стоит у входа, облокачиваясь на перила лестницы, я едва не закричала. От досады. От злости. И от радости – он все-таки меня ждал.

Странно только, что Лео, кажется, даже не запыхался. Неужели давно здесь стоит?

Я подходила к нему как могла медленно. Тянула, чтобы восстановить дыхание. Тупо будет, если он заметит, как, в отличии от него, я напряглась.

Только вот, оторвав взгляд от земли, я увидела, что Лео уже заметил меня. Мне его взгляд не нравился, потому что он словно насмехался надо мной.

Людей в округе не было. Стояло затишье, какое бывает лишь в полдень воскресенья. Многие уже проснулись, но никуда не торопились, уставшие за неделю бесконечных лекций. Взвыл ветер – и в такой тиши он показался до того громким, что жутко стало. Холодный порыв обдал мою потную спину, и я поняла, что одеваться стоило потеплее.

– Ты куда умчала? – спросил Лео, когда я подошла. – Я мог нас провести. Сказал бы, что нужно отлучиться… по поручению ректора, например. Нас бы пропустили. По крайней мере меня.

Я молчала. Зря. Лео задал вопрос, на который я не хотела отвечать:

– Так как ты выбралась?

Махнув рукой, мол, неважно, я заговорила, боясь, что Лео спросит еще что-нибудь, что ему знать не обязательно, и у меня не получится отвертеться.

– Так какие планы? – спросила я.

– Ну я не довел одно дело до конца.

Я непростительно долго пыталась вспомнить, что за дело такое. А потом было уже поздно.

Лео стоял на второй ступеньке – я на земле у крыльца. Так что ему пришлось в два раза согнуться, чтобы дотянуться до моих губ. Это произошло так неожиданно, что я и забыла ответить на поцелуй. Хотя, черт возьми, представляла, как сделаю это сотней разных способов.

– Один-один, – сказал Лео, отстранившись, но все еще перегибаясь через перило.

Я нахмурилась. Захотелось коснуться губ, но я сдержалась. Мысли ворочались неохотно – мне как будто нужно было толкать их другими мыслями, чтобы скорее соображать. Но как бы я не старалась, так и не поняла, о чем говорил Лео.

– Что? – сказала я.

Лео ухмыльнулся.

– Ты застала меня врасплох тогда, в коридоре, помнишь?

Кажется, по моему лицу было видно, что я прекрасно помню тот позор, и что я о нем думаю. Так что кивать я не стала.

– Ну вот, – продолжил Лео. – А теперь это сделал я… Или ты была готова?

Хотелось натянуть рукав кофты на кулак и стереть с его лица эту поганую ухмылочку. Но, что же, он прав – в этом раунде победа за ним. Так что я просто качнула головой.

– Вот и чудесно.

Он все не отстранялся – нависал надо мной, так что даже закрывал солнце. Хотя оно и так сегодня тусклое было. Уж точно не такое яркое, как волосы Лео. Подниму руку – коснусь их. Интересно, они такие же горячие, как его кожа?

– Ну? – спросил Лео, когда тишина затянулась.

– Что?

Я в который раз за сегодня почувствовала себя глупышкой. Мне не нравилось это чувство, а рядом с Лео я ощущала его уж слишком часто. Следовательно, надо поменьше с ним водиться. Да. Поменьше. Так и сделаем.

– Теперь твоя очередь застать меня врасплох, – ответил Лео.

Я соображала слишком долго. А когда поняла, чего ждет Лео, рассмеялась, и отшатнулась. Нет, ну что за наглость?

Уверенная, что он последует за мной, я направилась в сторону жилого корпуса таким бодрым шагом, что под ногами пару раз взвились кучки бурых листьев. Дюжина моих шагов – и я стала слышать не только их.

– Опять сбегаешь? – спросил Лео.

Я недолго молчала, пытаясь понять, проскользнула в его голос досада, или я просто очень хотела, чтобы она там была. Так ничего и не решив, я весело сказала:

– Отнюдь.

– Тогда куда ты спешишь?

Жилой корпус еще просматривался целиком. Кое-где окна светились, хотя до темноты было еще далеко. Но окно в торце четвертого этажа оставалось спящим. Да и весь корпус будто расползся и разленился. Казалось, единственное из-за чего он до сих пор стоит, а не лежит – это оплетающий его дикий виноград, который утягивал здание, словно барышню корсет.

– Думала, ты покажешь мне свою комнату.

Пара секундочек стояла тишина, во время которой Лео осознавал, что ему не послышалось. Его лицо прояснилось – не осталось и капельки былой печали. А потом он уж больно радостно сказал:

– Это можно.

Я весело хмыкнула, но внутренне сжалась. Мне вроде тоже хотелось посмотреть его комнату. Но главной мотивацией было то, что у Лео, как у сына ректора, я могла найти какие-нибудь подсказки о том, как провернуть переворот.

Я медленно продвигалась со своей главной целью, и ужасно себя за это ругала. Не думала, что учеба в Центральной Академии будет занимать столько времени. Домашних заданий здесь не было, и мне не приходилось просиживать часы за ними. Но занятия тянулись с утра и буквально до ночи. Особенно сильно это ощущалось с уменьшением светового дня. Бывало, я выходила из учебного корпуса, а солнца уже не было. Свет давали лишь высокие фонари с алым пламенем под плафоном. А ведь стоял всего только октябрь.

Да вот оказалось – зря я страшусь. Лео вдруг остановился, и сказал:

– Только… – он запнулся и глянул куда-то в сторону. – Давай раздельно… Пойдем в смысле.

Я проследила за его взглядом, хотя, кажется, Лео этого не хотел. Увидев кучку студентов, которые поглядывали в нашу сторону, я сложила два и два. Хотелось оттянуть это мгновение, ведь доселе все шло так гладко. Но, понаблюдав за той кучкой еще несколько секунд, я спросила, заранее зная ответ:

– Почему?

Лео стушевался. Мне захотелось заплакать. Если я права, то нужно прямо сейчас разворачиваться и уходить. А я редко ошибалась.