Глава 5

Музей Москвы, расположенный на Зубовском бульваре, был поистине историческим местом и представлял собой замкнутый прямоугольник из четырех корпусов светло-серого цвета с резным фасадом. Черные ворота с металлическими копьевидными прутьями впускали бесконечный поток людей, тянущихся не только к знаниям. В первом корпусе находились два выставочных зала, в одном из которых должна была состояться выставка фотографий.

К восьми вечера гости собрались во внутреннем дворе с переносной открытой сценой, звуковой аппаратурой, скамьями для посетителей и фуршетом. Здесь должна была открываться выставка, но организаторы немного опаздывали из-за неявки одного из участников. Поэтому некоторые кружили у третьего корпуса рядом со стойкой информации, где располагались сувенирный магазин, детский центр, лекторий и зал документального кино, а другие – вокруг здания, находящегося на реставрации.

Серые тучи по-прежнему висели над столицей, не пропуская лучи предзакатного солнца. Легкий ветер кружил мелкие песчинки на асфальте внутри двора, и гости укрывались хлопковыми накидками и рубашками. Гидрометцентр не обещал дождя, потому было принято решение не отклоняться от намеченного курса и открыть выставку на улице. К тому же на сцене уже зажглись яркие лампочки, словно звезды, создавая таинственную атмосферу.

Вскоре на сцену поднялся работник музея и, проверив микрофон, поправил галстук, сбившийся под твидовым пиджаком. Он был достаточно молод и, казалось, впервые выступал перед публикой. По крайней мере, об этом говорили его жесты и легкая скованность. Он крепко цеплялся за папку со сценарием, словно боялся выронить ее из рук и что-нибудь перепутать, и робко поглядывал на присутствующих. Но понимая, какая на нем лежит ответственность, учитывая специфику гостей – большинство из них представляло высший свет, – собрался и поприветствовал публику:

– Добрый вечер, уважаемые гости Музея Москвы. Мы рады видеть каждого, кто нашел время посетить столь необычное культурное мероприятие. Как вы знаете, выставочные экспонаты сегодняшнего вечера – фотографии в стиле ретро. Вы спросите, в чем же кроется необычность. И я не буду томить вас. Каждый экспонат доступен для продажи, цену определяет владелец. Деньги, вырученные с продажи фотографий, пойдут на помощь онкобольным детям.

Раздались громкие аплодисменты. Зрители кивали и переглядывались друг с другом, будто бы бросали вызов: кто больше купит и станет самым щедрым благодетелем. Губы организатора расплылись в натянутой улыбке. В напыщенности он видел истинную природу богатеньких мужчин и женщин, в хищных глазах которых не было ни капли сочувствия к измученным болезнью детям. Важным для них было лишь одно: что журналисты напишут о них в газетах. Однако не в компетенции рядового работника музея было читать мораль этим людям. Его дело – вести выставку, даже если публика ему несимпатична.

– Традиционно откроем нашу выставку живой музыкой, а затем вы сможете пройти в первый корпус, во второй зал. В конце вечера мы подведем итоги и снова соберемся здесь. Ну, а пока я приглашу на сцену нашего исполнителя.

Парень, имя которого здесь никто не знал, установил микрофон и спустился со сцены, уступив место женщине средних лет. Певица в образе Мэрилин Монро аккуратно поднялась по закрученным ступенькам и широко улыбнулась зрителям. Она пару раз покрутилась, демонстрируя белое атласное платье, такого же цвета перчатки и молочную меховую накидку, прикрывающую плечи.

Заиграла мелодичная композиция американской певицы Sarah Vaughan – I’m Glad There Is You.

После композиции некоторые гости последовали в выставочный зал вслед за работником музея, другие же предпочли остаться во дворе в окружении света, джаза и закусок.

В помещении оказалось гораздо теплее, чем на улице. Просторный выставочный зал делился на несколько секций кирпичными арками и раритетными автомобилями, размещенными в ряд. По прибытии гости смешались с участниками выставки, с любопытством рассматривая снимки под холодным светом потолочных ламп.

– Как думаешь, насколько примечательными окажутся наши фотографии? – спросила Есения, локтем упираясь в кузов автомобиля.

– Зависит от того, насколько у них, – Аня окинула взглядом посетителей, – развит вкус. Богачи бывают со странностями. Не в укор тебе, конечно. Сначала они купят снимки, на которых запечатлены модели в стиле Мэрилин Монро.

– Чутье?

– Скорее, наблюдение. Я видела, какими взглядами мужчины смотрели на певицу. Впрочем, это ожидаемо – мужской пол любит глазами.

– Тогда я люблю ушами. – Есения откинула волосы назад и пальцем указала на левое ухо. – И я хочу услышать разговоры о крупных суммах. Очень крупных. Потому что для них эти деньги ничего не значат.

– Тогда стоит быть чуть дружелюбнее, чтобы привлечь внимание, – подсказала Аня и улыбнулась паре, которая подошла к их стенду, но, заметив мимолетное презрение в глазах Есении, прошла мимо.

В течение получаса мимо них лавировали разные люди. В их взглядах читался неподдельный интерес, однако никто из них так и не купил ни одной фотографии. Были те, кто спрашивал цену, но скорее из вежливости, нежели из желания сделать вклад в благотворительный фонд. Когда другие фотоснимки начали разлетаться с космической скоростью, Аня с Есенией отчаялись. Много бессонных ночей, проведенных за планированием, организацией и реализацией, оказались потраченными впустую. Огонек надежды в глазах Вяземской погас, а Костенко засомневалась в своем профессионализме.

– Где мы могли просчитаться? – расстроенно спросила Есения, поджав губы. – Не понимаю.

– Не знаю. – Аня пожала плечами и поправила черную накидку, спавшую с плеча. – Даже если никто ничего не купит… в любом случае мы старались, но не в наших силах сделать мир лучше и добрее.

– Ну уж нет! – воскликнула Вяземская, заставив некоторых гостей обернуться. – Я не сдвинусь с места, пока этот стенд не опустеет. Простою до самого закрытия, как солдат, но не сдамся.

– Возможно, просто не пришел тот гость, кто по достоинству оценит это.

– Или все же пришел… – Глаза-изумруды заблестели от предвкушения. – А тот парень с набережной точно просто прохожий?

Аня нахмурилась и с недоумением уставилась на Вяземскую. Она так и не рассказала ей про Николая. Но он точно не должен был стать темой для разговора сегодняшним вечером. Она не планировала это и уж тем более не думала, что Есения обладает такой хорошей памятью на лица.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что он здесь. – Есения не отводила взора от Коли. – И не один.

В это мгновение сердце Ани замерло, а потом медленно ушло в пятки. Она оцепенела, сильнее натягивая на плечи шаль, словно ткань могла помочь ей раствориться и исчезнуть из выставочного зала. Она не желала оборачиваться и надеялась, что Николай с компаньоном пройдут мимо. Однако лучезарная улыбка и любопытный взгляд Есении не оставили их без внимания.

– Что ты делаешь? – прошептала Аня, мысленно злясь на подругу.

– Привлекаю новых гостей к нашему стенду, – как ни в чем не бывало ответила Есения. – Я же сказала, что не сдвинусь с места, пока не продам снимки. Ты посмотри, как этот симпатичный парень рассматривает кадры. – Она украдкой посмотрела на Колю. – Он изучает каждое фото, может, этот парень – ценитель искусства.

– Тогда развлекай его сама, потому что я не желаю его видеть.

– Что так? – Есения наигранно захлопала ресницами, хотя, наверное, в глубине души знала, в чем дело.

Аня громко выдохнула. Незаметно взглянув на Колю и Лешу, которого она легко узнала со спины благодаря длинным волосам, собранным в низкий пучок, Костенко призналась:

– Хорошо. Это не случайный прохожий, а мой бывший парень, с которым мы расстались не на самой хорошей ноте. Как он вообще узнал про выставку?

– Мне не стоило говорить об этом на набережной, – раскаялась Есения, вспомнив, как при нем обещала позвонить в музей для уточнения секции.

– Ты не знала. – Аня положила руку ей на плечо. – Но знаешь сейчас, поэтому поможешь мне. Я спрячусь за этим автомобилем, – она указала на ретромашину, – а ты подойдешь к ним.

– Ты хочешь оставить меня одну?

– Пожалуйста. Это ведь ненадолго. Просто покажешь и все.

– Ладно.

Аня незаметно юркнула за автомобиль, спрятавшись у кузова, и услышала, как Есения подошла к парням и мило поздоровалась. Они спросили ее про фотографии, и она, словно экскурсовод, провела их по «карте» из кадров, рассказывая о каждом снимке и его замысле. Ее голос звучал мелодично и упоительно, словно колыбельная. Аня впервые слышала Есению такой спокойной и даже успела удивиться. За кузовом она улавливала мужской смех, который принадлежал ему, отчего ком подкатывал к горлу: настолько знакомым и родным он ей казался. Как бы она ни старалась выкинуть его из головы, ничего не получалось. Он все равно присутствовал в ее мыслях. Она злилась на него и на себя. На него – из-за того, что преследует, хотя сам отказался от нее. На себя – из-за того, что разум и чувства противоречат друг другу. Разум приказывает бежать, а сердце – остаться.

– Мне нравятся снимки, – сказал Николай. – Есть в них что-то душевное. Я покупаю их.

– Какие снимки вы хотите приобрести? – уточнила Вяземская.

– Я хочу купить все фотографии, которые есть на этом стенде, – пояснил Коля.

– Но их сорок штук… – Кажется, Есения впала в ступор, как и Аня, которая буквально вжалась в кузов автомобиля, услышав слова Николая.

– Значит, сорок. – Коля пожал плечами, поправив галстук-бабочку. – Вас что-то удивляет?

– Н-нет, – немного растерянно сказала Вяземская.

Есения кивнула и подозвала к себе организатора. Николай произвел расчет, а затем фотографии упаковали в огромный крафтовый конверт. Он вручил его Леше и попросил отнести в машину. Миронов согласился и предложил Вяземской составить ему компанию – в музее он не особо ориентировался. Та не могла отказать, ведь эти гости принесли им успех.

Николай же остался в зале. Заметив за кузовом знакомую макушку, он обогнул автомобиль и подкрался к Ане, прошептав ей прямо на ухо:

– Долго будешь от меня прятаться?

Аня перепугалась и подскочила на месте, зацепившись накидкой за какую-то железяку. Черная ткань упала на пол, оголив не только плечи, но и половину спины. Тут же наклонившись, чтобы поднять шаль, Аня столкнулась со лбом Николая, который резко присел на одно колено и вцепился в темную ткань. Их пальцы соприкоснулись, отчего мелкая дрожь пробежала по ее телу. Николай был непозволительно близко и действовал на нее, словно яд. Аня смотрела на него, а в голове строкой бежала мысль: «Как же я скучала по тебе». Придя в себя, она резко выдернула из его рук шаль и, выпрямившись, спросила:

– Что? С чего ты взял?

Николай поднялся вместе с ней и отряхнул черные брюки. В отличие от Ани он, кажется, не ощущал той неловкости, что повисла между ними.

– Твоя коллега или подруга в одиночку распиналась перед нами, демонстрируя твои снимки. Хотя ты о них могла бы рассказать больше.

– С чего ты взял, что это мои?

– В тот день на набережной ты фотографировала для этого благотворительного вечера. Я узнал модель на фото. Эти снимки сделаны тобой.

– Допустим, мной, – созналась Аня, опустив взгляд.

– А говоришь, что не пряталась.

Щеки зарделись, когда Костенко осознала, что сама себя выдала, поэтому она прикрыла их длинными локонами.

– Если ты скупил все фотографии, чтобы меня впечатлить, то мне это не нужно. Верни их.

– Я выкупил все фотографии не для того, чтобы впечатлить тебя, а для того, чтобы помочь детям. Поэтому ничего возвращать не буду.

– Как знаешь, – ответила Аня и замолчала, хотя внутри разлилось тепло. Он снова помог ей, как делал это раньше.

Разговаривать было не о чем, поэтому Ане хотелось, чтобы Леша с Есенией вернулись как можно быстрее. Она надеялась, что Николай больше с ней не заговорит и уйдет к другим стендам, которых здесь было немало. Однако он так же, как и она, оперся о кузов автомобиля и спустя пару минут прервал затянувшееся безмолвие.

– В благотворительность идут по разным причинам. Кто-то искупает прошлые грехи, кто-то ищет спасения от пожирающей изнутри боли. А что ищешь ты? – Взгляд глаз цвета морской волны впился в нее.

От волнения ногти вонзились в ладони, оставляя на коже маленькие лунки. Может, нарочно, а может и нет, но Николай заставил ее стушеваться. Он будто бы чувствовал ее, как родственную душу, и заведомо знал, что она ищет. Но все же ждал от нее ответа.

– Мне обязательно отвечать на этот вопрос? – раздраженно поинтересовалась Аня. Собственный голос в этот момент показался ей чужим.

– Если тебе нечего сказать, то можешь промолчать. – Николай сохранял спокойствие и поглаживал пуговицы на черном жакете.

– Не то чтобы нечего. Просто нет желания отвечать на столь очевидный вопрос.

– Если вопрос очевидный, то почему ты избегаешь ответа?

Аня замешкалась. Он действительно не понимает или только делает вид? Облизнув пересохшие губы, она сложила руки на груди, словно закрывалась от него, осмотрела лакированные туфли-лодочки и только потом произнесла:

– Потому что ответ лежит на поверхности. Стоит лишь напрячь извилины.

Николай ухмыльнулся.

– А ты изменилась.

– Правда? – Правая бровь удивленно изогнулась.

Коля кивнул.

– Стала более бойкой, чем раньше.

Эти слова заставили Аню истерично усмехнуться. Она, несомненно, стала бойкой и сильной. Однако временами ей так хотелось выплакаться ему, рассказать о том, что тревожит ее на протяжении последних шести месяцев. Хотелось чувствовать его присутствие рядом вопреки всему. Хотелось знать, что он боится ее потерять. Вот только реальность сурова. В действительности Николай не боялся потерять ее. Уже потерял.

– Откуда ты знаешь, какой я была раньше? – Аня с вызовом посмотрела на Колю. – Ты ведь забыл.

– Но это не значит, что не мог вспомнить. Чисто теоретически это возможно. Ты подруга нашего вратаря. Да и Леша про тебя много рассказывал.

– Даже если и так, то не тебе судить, какой я стала. – Она отошла от машины и уже хотела направиться на поиски Есении, но Николай остановил ее, нежно коснувшись запястья.

– Постой, – склонив голову, вымолвил Коля. – У меня к тебе всего лишь один вопрос.

– Какой? – безразлично спросила Аня.

– Почему ты сказала своей подруге, что не знаешь меня?

– А это имеет значение?

– Может, для тебя это сущий пустяк, но мне все же хочется понять одну вещь.

– И какую же?

– Почему ты изо всех сил стараешься показать, что мы случайные знакомые. Когда-то ты считала и говорила иначе. По крайней мере, ты так говорила тогда, в больнице.

Оглядевшись и заметив у входа в зал Есению и Лешу, Аня резко выдернула руку. Подушечки пальцев будто бы отпечатались на ее запястье: в месте прикосновения по-прежнему горела кожа. Она сделала шаг назад, увеличивая расстояние между ними, и ответила:

– Когда-то ты тоже говорил и считал иначе.

– Пытаешься меня задеть?

– Ничуть.

– Тогда почему?