Пролог

Длинные шеренги людей тянулись вдаль. Боуи пробирался сквозь толпу вместе со своим отцом – прелатом¹ Инганма.

– Остановимся здесь. Дальше нам не пройти. – сказал Инганма, оглядываясь по сторонам.

– Но отсюда ничего не видно.

– Сожалею, мой мальчик. Но ближе не подойти.

Боуи пожал плечами и занял позицию, устремив взгляд вперед. Сегодня им пришлось оставить все свои дела, чтобы оказаться на площади и наблюдать самое важное событие в истории.

Этот день предзнаменовал появление новой матери Империи. Император должен обвенчаться со своей избранницей, и люди увидят ее лишь однажды. По обычаям земель Кинем Хао, после венчания Императрице станет запрещено покидать стены замка до конца своих дней. Никто не хотел упускать возможности взглянуть на столь достопочтенную особу единственный раз в своей жизни. Люди съезжались сюда со всех уголков Империи. Поэтому сегодня на площади было не протолкнуться.

Наконец толпа загудела и Боуи увидел вдалеке ее. Юную девушку, ведомую за руки седовласым стариком, который, по всей вероятности, являлся ее отцом. Они медленно взошли на помост и остановились напротив его Величества. Она смиренно поклонилась правителю и встала рядом. Боуи, хоть он и далеко стоял, все-таки заметил ее печальное выражение лица, поскольку сам он был еще слишком юн, и обладал весьма тонкой душевной организацией и обостренной чуткостью.

– Отчего она так грустна? – шепотом спросил он.

– Видишь ли, это ее последний день в лучах солнца. Скоро она станет узницей замка и навсегда попрощается с солнечным светом.

– Но разве в замке нет окон?

– Есть. Но ей запрещено будет приближаться к ним, чтобы никто не смог лицезреть ее красоту, кроме самого Императора.

– А как же те, кто служит господину и живет в замке? Разве они не увидят ее?

– Конечно увидят, но по коридорам замка Императрица обязана ходить в бурнусе², с закрытым лицом.

– Всю жизнь? – удивился Боуи.

– Всю жизнь. Видишь ли, жизнь императорской наложницы далеко не сладка. С самого детства ее готовят к тому, что после вступления в совершеннолетие она станет женой Императора. С этого момента ее жизнь подчинена мужу. Несмотря на то, что Императрица становится богата и живет в замке, она практически лишена всех радостей жизни. После свадьбы, все ее существование сводится к тому, чтобы родить Императору наследника. И не дай Бог ей принести в этот мир девочку. Мать Империи обречена рожать детей до тех пор, пока на свет не появится наследник рода.

– Почему?

– Потому, что у Императора не может быть дочерей.

– Но что, если все-таки родилась девочка? – не отставал Боуи.

Инганма вытащил из кармана платок и вытер испарину на лбу. Затем, как-то обреченно посмотрел на сына и сказал:

– Ее жизнь отнимут в то же мгновение.

– Но к чему такие жертвы? Почему нельзя сохранить малышке жизнь? – чуть не выкрикнул Боуи от удивления. К счастью, вокруг было настолько шумно, что никто не обращал внимания на их разговор. Не то, чтобы нельзя было в открытую обсуждать жизнь господ, но как минимум это выходило за рамки приличия. Никто не старался лишний раз говорить о таком на людях. Все знали, что происходит в замке и каждый молчал.

– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Так заведено испокон веков.

Боуи смотрел на будущую мать Империи и не мог отвести глаз. Она была юна, но очень красива. Каштановые волосы заплетенные в косу покрывала накидка из бисера. Белое конусообразное платье касалось пола, отчего девушка походила на фарфоровую статуэтку. Пока церковный наместник читал молитву, по белоснежной шелковой щеке покатилась слеза.

– Бедная девочка. – прошептал Боуи.

Невеста плакала и молчала. За весь ритуал она не проронила ни слова. С гордо поднятой головой она смотрела в толпу, но в то же время сквозь нее. Ее стеклянный взгляд не видел никого. Только муки уготованной судьбы застыли на ее лице. Но несмотря на свой юный возраст, Императрица с честью приняла свой долг. Движения ее были плавные и грациозные. Если она поднимала вверх руку, это походило на взмах лебединого крыла. Если склоняла голову в поклоне, то делала это так тихо и бережно, чтобы ни одна бисерина на накидке не поменяла своего положения. Черты ее лица все еще были детскими, но глаза смотрели по-взрослому. Это были глаза, полные смирения и понимания. Глаза человека, который знал, что он скоро умрет. Но смерть, пожалуй, принесла бы ей больше успокоения, нежели жизнь взаперти.

Ее родители были поверенными людьми Императора, и служили у него очень давно. Их династия шла рука об руку с императорской фамилией. Многие века имперский род производил на свет наследников, которые вырастая, брали в жены дочерей из семьи поверенных. И так было заведено. Если поверенная мать не могла родить дочь, Император выбирал для ее мужа другую наперсницу³. Сложнее обстояло дело с матерью Империи. Если спустя много лет, ее чрево так и не смогло произвести на свет наследника, ее ждала смерть. Император же выбирал себе следующую по возрасту дочь из семьи поверенных. И никто не смел нарушить эту традицию.

Когда закончила звучание молитва, наместник связал руки Императора и его союзницы красной лентой, сообщив, что теперь их души связаны на небесах навеки. Вдвоем они откланялись и спустились с помоста к своему экипажу. Упряжка тронулась, и толпа проводила их восторженными криками. На этом ритуал был завершен.

ЧАСТЬ 1

1. Начало

Юную мать Империи привезли в замок, но не дали времени насладиться его красотами. Император тут же отдал приказ, чтобы его жену проводили в ее покои и принялись шить по ее размерам бурнус. Она зашла в просторную комнату, села на край кровати и тут же дала себе волю расплакаться. Ее звали Эзеркиль. Она была старшей из семьи Дарвишей, и именно ей выпала честь взять на себя священный долг. Бедная затворница все думала о своей участи: почему? Почему она должна была оставить свою семью, своих братьев и сестер, которых больше никогда не увидит? Но если не она, ее долг приняла бы ее младшая сестра. Желала ли она кому-либо такой жизни? Нет. Уж лучше пусть она сама будет страдать и жить в золотой клетке, лишенная всех мирских радостей и соблазнов.

Эзеркиль сидела возле стены, где под потолком находилось маленькое, едва пропускающее свет окошко, когда в дверь постучали.

– Входите. – тихо произнесла она. Дверь открылась и в комнату кто-то вошел, но узнице было все равно кто это был. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть и поприветствовать гостя.

– Здравствуйте, – услышала она тонкий девичий голосок, – меня зовут Фиска, я буду вашей придворной.

Императрица только бросила на нее мимолетный взгляд, но ничего не ответила.

– Ваше Превосходство, разрешите мне снять с вас мерки, чтобы портные тут же приступили к созданию вашего наряда. Какой цвет вы предпочитаете?

– Мне все равно. – ответила Эзеркиль.

– Что ж…я могу сказать им, чтобы сшили несколько разных, на выбор.

– Благодарю. – Она нехотя встала и развела руки в стороны, чтобы Фиска могла снять с нее мерки. Придворная села перед новоиспеченной Императрицей на колени и принялась орудовать измерительной лентой. Она подняла взгляд на Эзеркиль и хотела ей что-то сказать, но некоторое время как будто бы не решалась.

– Хотите я расскажу о замке? С ним связано немало легенд. А когда принесут ваши одеяния, вы сможете осмотреть его. Я с удовольствием покажу вам залы. – предложила придворная, протягивая ленту вдоль тела Эзеркиль, – думаю, портные управятся к завтрашнему дню.

– Это ни к чему. У меня будет достаточно времени, чтобы изучить замок.

Фиска заметила на ее лице выражение тоски. Она никак не могла взять в толк, почему молодая госпожа, сразу после своей свадьбы позволила себе отдаться в объятия грусти. Ведь свадебное торжество, и уж тем более венчание с самим Императором, по ее мнению, никак не могло быть предметом подобного проявления.

– Что вас так печалит, госпожа?

– То, что я вынуждена жить здесь, вдали от своих родных.

– Но разве вас не готовили к такой жизни?

– Готовили. – обреченно вздохнув, с тоской сказала Эзеркиль, – С самого детства, лет с пяти, я занималась по восемь часов в день, чтобы овладеть всеми необходимыми навыками императорской наложницы. – тихо произнесла она. Фиска замолчала, приготовившись слушать ее откровения.

– И каждый год, приближающий меня к этому, забирал частичку моей души. Я смотрела на других детей и мечтала бегать по улице вместе с ними, только бы не сидеть за нудными занятиями. К моменту моего замужества я умела практически все. Играть на любом доступном инструменте, готовить любую еду, шить, вязать, рисовать картины и много чего еще. Я изучала психологию, чтобы знать, как общаться с Императором, анатомию, чтобы понимать, как доставить ему наивысшее удовольствие…Все мое детство занимала борьба между жизнью и долгом. И будь он неладен, я несчастна, что оказалась здесь.

Фиска заметно напряглась и закопошилась, стараясь скрыть свое волнение. Она поняла, что мать Империи относится к своему замужеству совсем иначе, нежели окружающие ее люди. Конечно, она не могла знать, с какими трудностями столкнулась Эзеркиль и, наверное, глупо было судить о чужом счастье, не имея представления о том, что за ним стоит. Она выпрямилась, сложила руки и убежденная в том, что юной Императрице нужна поддержка, залепетала:

– Простите меня, госпожа, я не думала, что все так серьезно… Мне жаль, что вы вынуждены были страдать, но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома.

Эзеркиль хмыкнула, и придворная решила больше не задавать лишних вопросов. Служанке показалось, что Эзеркиль разозлили ее разговоры и она просто молча доделывала свою работу. Она ни в коем случае не хотела впасть в немилость Императрицы в самый первый день их знакомства. Ведь ей придется прислуживать госпоже всю жизнь. Поэтому Фиска решила дать ей время привыкнуть к новой обстановке.

Эзеркиль стояла неподвижно, вперив свой взгляд в стену. Служанка только изредка просила ее опустить руки, или повернуться другим боком, чтобы измерить ту или иную часть тела.

– Сколько тебе лет? – спросила Императрица спустя некоторое время.

– Двадцать восемь.

– А как давно ты служишь в замке?

– Всю жизнь. – с улыбкой ответила Фиска.

– Стало быть, знаешь Императора много лет? Каков он?

Служанка задумалась.

– Простите меня, моя госпожа, но я не имею права судить об Императоре.

– Ну перестань. Со мной ты можешь быть откровенной. В конце концов, ты теперь единственная, с кем мне разрешено говорить.

– Что вы! Вы можете разговаривать со всеми обитателями замка! Никто не запрещает вам общение…

– Я не поклонница пустых разговоров. Если я о чем-то спрашиваю тебя, прошу отвечать мне честно. – строго сказала Эзеркиль, – так каков он?

– Ну… – Фиска отложила в сторону ленту, и задумалась, прислонив руку ко лбу.

– Пожалуй, он очень добр, хотя временами бывает и строг. В большинстве своем, никто из слуг не знает каков он на самом деле, поскольку этикет обязывает его держать определенную дистанцию и придерживаться официозного общения. Одно знаю точно – он очень красив. Думаю, вам повезло. Возможно, вы полюбите друг друга и жизнь здесь не будет казаться вам такой тоскливой. Вот увидите, в скором времени вы поймете, какое счастье обрели.