Брэнсон понял, что это правда. Вода действительно заметно опустилась, к тому же было не похоже, чтобы власти успели вызвать «Нью-Джерси» за такой короткий срок – менее чем за два часа. Да и что они могут сделать? Не взрывать же мост, когда на нем находится президент! Однако Брэнсон привык не доверять людям. Именно поэтому он был все еще жив.

– Остановите линкор. Он не должен пройти под мостом, не то я сброшу на него одного из ваших нефтяных королей.

– Ради бога, вы что, совсем сумасшедший? – Прозвучавшее в голосе Хендрикса отчаяние вызвало у Брэнсона улыбку. – Мы попытаемся остановить его.

Корреспонденты и члены команды Брэнсона столпились у ограждения с западной стороны моста, наблюдая за тем, как приближается гигантский военный корабль. Хотя было заявлено, что нет никакой опасности в его прохождении под мостом, напряжение среди зрителей росло. Надстройка линкора была очень высокой, отчего начинало казаться, что некоторые ее секции неминуемо врежутся в мост, и от этого ощущения было никак не избавиться, хотя элементарная логика подсказывала, что «Нью-Джерси» проходил здесь уже не один раз и военно-морской флот не имеет привычки рисковать кораблями стоимостью в сотни миллионов долларов.

Только один человек совершенно не интересовался приближением «Нью-Джерси». Сидя в полном одиночестве в автобусе, Ревсон был занят тем, что прикреплял длинный, тонкий как нить зеленый шнур к черному цилиндру длиной около двадцати сантиметров и диаметром примерно в три сантиметра. Закончив работу, он спрятал цилиндр со шнуром в просторный карман своего свободного пиджака, вышел из автобуса, бросил взгляд на корабль и неторопливо завернул за автобус, оказавшись справа от него. Тут он заметил Ван Эффена, который спешил к противоположной стороне моста, где собрались зрители, наблюдавшие за линкором. Ревсон не знал, что заставляет Ван Эффена мчаться рысью, но понял, что у него самого времени совсем мало.

Все той же неторопливой походкой он подошел к восточному ограждению моста. Никто не обратил на него внимания, потому что с этой стороны никого не было. Ревсон небрежно перегнулся через перила и как бы невзначай вынул из кармана цилиндр со шнуром. Осторожно оглядевшись и убедившись, что за ним не наблюдают, он быстро, почти не двигая руками и локтями, пропустил вниз сквозь пальцы тридцать метров шнура и привязал конец шнура к металлической стойке. Его тревожило, хватит ли рассчитанной им длины шнура, но Ревсон отбросил эту мысль: что сделано, то сделано. После этого он не спеша вернулся в автобус и спрятал остатки зеленого шнура в сумке Эйприл. Если раскачивающийся на ветру шнур обнаружат и будет произведен обыск личных вещей, то пусть лучше остатки шнура найдут у кого-нибудь другого. Если их найдут у девушки, это не будет иметь для нее никаких последствий: Эйприл Уэнсди была из тех людей, присутствие или отсутствие которых нельзя не заметить, и многочисленные свидетели охотно подтвердят, что она стояла в толпе с того самого момента, как линкор впервые показался из тумана. И даже если она попадет в беду, Ревсон должен стойко выдержать это: главное, что сам он избежит подозрений.

– Брэнсон, вы должны мне поверить. – Голос Хендрикса нельзя было назвать умоляющим – подобная интонация была ему совершенно несвойственна, но он говорил очень искренне. – Командир «Нью-Джерси» не слушает выпусков новостей, и он думает, что все это – не более чем хитроумная шутка на его счет. Мне трудно винить его в этом. Он собственными глазами видит, что этот чертов мост стоит целый и невредимый, как стоял последние сорок лет. Так почему сегодня что-то должно быть неладно?

– Попробуйте еще раз объяснить ему.

Ван Эффен вошел в президентский автобус, закрыл за собой дверь и подошел к Брэнсону.

– Все сидят по загонам. Что случилось?

– Хотел бы я знать! Скорее всего, Хендрикс прав и это всего лишь совпадение. Но остается один шанс из ста, что это не случайность. Что они могут применить? Снаряды и взрывчатка отпадают. Возможно, газовые снаряды.

– Таких снарядов не существует.

– Вы ошибаетесь. Они есть. Власти не постеснялись бы вырубить на время президента и нескольких нефтяных шейхов, если бы сумели забросать центр моста подобными снарядами и уложить таким образом всех нас, чтобы военные и полиция – в противогазах, разумеется, – могли взять нас голыми руками. Но в этих автобусах с кондиционерами отличная изоляция.

– Это все малоправдоподобно.

– А разве то, что мы здесь делаем, не малоправдоподобно? Подождите-ка…

Поступил очередной звонок от Хендрикса.

– Наши старания увенчались успехом, Брэнсон: командир нам поверил. Но он отказывается что-либо предпринимать. Утверждает, что подошел слишком близко и любые маневры на данном этапе очень опасны и для моста, и для линкора. И еще говорит, что ему совсем не хочется платить, если «Нью-Джерси» врежется в башню моста. Не так-то просто остановить таран весом в сорок пять тысяч тонн.

– Вам остается только молиться, Хендрикс.

Брэнсон повесил трубку и в сопровождении Ван Эффена прошел к середине автобуса. Оба пристально вглядывались в окна с правой стороны, ожидая того момента, когда надстройка линкора появится из-под моста.

– Что происходит, Брэнсон? – с раздражением спросил президент.

– Вы же видите. Под нами проходит военный корабль «Нью-Джерси».

– И что из того? Несомненно, он следует своим обычным курсом.

– Будем надеяться, что это так. Будем надеяться, что командир не станет обстреливать нас.

– Обстреливать нас? – Президент сделал паузу и обдумал возможность столь ужасного lesé-majesté^[3]. – Обстреливать меня?

– Вы, конечно, являетесь главнокомандующим вооруженных сил, но в данный момент изолированы от нижних эшелонов военной власти. Что будет, если командир сочтет своим долгом проявить инициативу? Впрочем, мы скоро это выясним.

Надстройка «Нью-Джерси» появилась из-под моста. Все девять сидевших до той минуты заложников с трудом поднялись на ноги и тоже прильнули к окнам с правой стороны. Один из них оказался довольно близко от Брэнсона, и неожиданно тот почувствовал, как нечто явно металлическое больно уперлось ему в левую почку.

– Вы, кажется, говорили об инициативе, мистер Брэнсон, – сказал со своей обычной сияющей улыбкой шейх Иман, тот, что с бородой. – Отдайте ваш пистолет! Прикажите своим людям сдать оружие!

– Вот настоящий мужчина!

В ликующем голосе президента прозвучали мстительные нотки, которые вряд ли понравились бы его избирателям.

– Уберите пистолет! – спокойно приказал Брэнсон. – Разве вы еще не поняли, что имеете дело с профессионалами?

Он медленно повернулся, и шейх тут же доказал, что не является профессионалом, позволив Брэнсону на какую-то секунду удержать его взгляд. Грянул выстрел, шейх вскрикнул от боли, уронил свой пистолет и схватился за поврежденное плечо. Шейх Каран быстро наклонился за пистолетом и тоже закричал от боли: Брэнсон каблуком прижал его руку к металлу. Судя по характерному треску, у шейха Карана оказались сломаны несколько пальцев. Брэнсон подобрал пистолет.

Ван Эффен выразил не вполне искреннее сожаление:

– Пришлось действовать, мистер Брэнсон. Нам ни к чему стрельба в автобусе с пуленепробиваемыми стеклами. Рикошет от них очень опасен. Шейх мог сам себя покалечить.

– Все правильно.

Брэнсон снова посмотрел в окно. «Нью-Джерси» отошел от моста уже почти на полтора километра, и, судя по всему, его командир не был настроен воинственно. Брэнсон отвернулся от окна и обратился к Брэдфорду:

– Принеси из нашего автобуса аптечку первой помощи. И пригласи сюда Питерса.

– Питерса, мистер Брэнсон?

– Он когда-то был военным санитаром. Займите свои места, господа!

Несчастные пленники расселись по своим креслам. Президент выглядел совсем подавленным. У Брэнсона мелькнула мысль о том, какой же пустышкой оказался этот человек, но он отбросил эту мысль как ненужную.

– Надеюсь, больше не потребуется предупреждать вас, чтобы вы не делали подобных глупостей.

Пройдя в центр связи, он поднял трубку:

– Хендрикс?

– У телефона. Надеюсь, вы удовлетворены?

– Да. Предупредите начальника порта, или кто там за это отвечает: никакого движения под мостом. Ни в ту ни в другую сторону.

– Никакого движения? Но тогда станет весь порт! А как насчет рыболовного флота?

– Рыболовный флот может заниматься ловлей в заливе. Пришлите сюда машину «скорой помощи» и врача, и поскорее. Тут у нас пострадали двое людей, один довольно серьезно.

– Кто? Как это произошло?

– Два нефтяных министра – Иман и Каран. Можно сказать, они сами себя поранили.

Продолжая говорить по телефону, Брэнсон наблюдал через окно, как к автобусу спешит Питерс. Войдя в него, он направился к Иману и начал разрезать пострадавшему рукав пиджака.

– Скоро на мост прибудут телевизионщики. Пропустите их. Кроме того, я прошу привезти на мост стулья – штук сорок будет достаточно.

– Стулья?

– Вам не придется их покупать, – терпеливо объяснил Брэнсон. – Конфискуйте стулья в ближайшем ресторане. Сорок штук.

– Стулья?!

– Такие штуки, на которых сидят. Примерно через час я собираюсь провести здесь пресс-конференцию. На конференциях люди обычно сидят.

– Вы собираетесь провести пресс-конференцию в прямом эфире? – осторожно уточнил Хендрикс.

– Именно так. С трансляцией на всю страну.

– Вы сошли с ума!

– Мое психическое здоровье – не ваша забота. Мильтон и Квори уже приехали?

– Вы имеете в виду государственного секретаря и министра финансов?

– Я имею в виду Мильтона и Квори.

– Они только что прибыли и находятся рядом со мной.

Хендрикс посмотрел на двух мужчин, сидевших рядом с ним в автобусе, из которого осуществлялась связь с мостом.

Госсекретарь Мильтон, высокий, болезненно худой и совершенно лысый человек в очках без оправы, пользовался завидной репутацией в министерствах иностранных дел всего мира. Квори, седовласый, полный и жизнерадостный человек, излучал ауру добродушия, которое многие люди, даже очень умные, принимали за проявление его истинной личности. Его репутация как финансиста и экономиста была столь же высокой, как у Мильтона в его кругах.

Мильтон задумчиво произнес:

– Проще всего было бы сказать: «Этот человек сумасшедший». Но так ли это?

Хендрикс развел руками:

– Вы же знаете поговорку: «Безумный, как лиса».

– И вероятно, склонен к насилию?

– Нет, насилие он применяет только в крайнем случае. Скорее всего, Иман и Каран совершили ошибку, попытавшись загнать его в угол.

– Кажется, вы неплохо его знаете! – удивился Квори.

Хендрикс тяжело вздохнул.

– Питера Брэнсона знает каждый начальник полицейского участка в Соединенных Штатах. А также в Канаде, Мексике и бог знает в скольких странах Латинской Америки, – с горечью сказал он. – Европу он пока обошел вниманием, но это, конечно, вопрос времени.

– На чем он специализируется?

– На грабежах. Этот человек грабит поезда, самолеты, бронированные автомобили, банки и ювелирные магазины. И при этом старается избегать насилия.

– Полагаю, дела у него идут успешно? – сухо поинтересовался Квори.

– Весьма успешно! Насколько нам известно, Брэнсон занимается подобной деятельностью уже лет двенадцать и, по самым скромным оценкам, «изъял» за это время двадцать миллионов долларов.

– Двадцать миллионов! – Впервые в голосе Квори прозвучало уважение. Министр финансов прежде всего был банкиром и экономистом. – Но если у него столько денег, зачем ему еще больше?

– А почему Онассис, Гетти и Хьюз хотят иметь все больше и больше денег? Живут-то они достаточно комфортно! Возможно, Брэнсон такой же бизнесмен, как и они, и увлечен своей работой. Может быть, это занятие стимулирует его. А может, он просто жаден. Может быть что угодно.

– У него есть судимости? – спросил Мильтон.

– Брэнсон ни разу в жизни не был арестован, – с несчастным видом ответил начальник полиции.

– Возможно, именно поэтому никто из нас о нем не слышал?

Хендрикс уставился через окно фургона на величественный размах моста Золотые Ворота. В его глазах застыло тоскливое выражение.

– Мы не стремимся рекламировать наши неудачи, сэр.

Мильтон улыбнулся.

– Мы с Джоном, – он кивнул на министра финансов, – частенько страдаем застенчивостью того же рода и по тем же самым причинам. Непогрешимость человеческому роду не свойственна. А что еще известно об этом человеке, кроме его преступной деятельности?

– О нем нетрудно получить информацию. Вся жизнь этого человека должным образом отражена в документах. Он потомок англосаксонских протестантов с Восточного побережья. Как принято говорить, из хорошей семьи. Отец банкир. Я имею в виду, что его отец владел, а может, и сейчас владеет собственным банком.

– Брэнсон? – протянул министр финансов. – Ну конечно. Я с ним знаком, правда только понаслышке.

– И кое-что еще, что может заинтересовать вас с профессиональной точки зрения. Питер Брэнсон получил степень по экономике и поступил на работу в отцовский банк. Позднее он получил докторскую степень по философии, и не в захолустном университете, а в одном из тех, что входят в Лигу плюща. Его диссертация была посвящена преступлениям в банковской сфере. Можно сказать, что в жизни он продолжает развивать ту же тему – summa cum laude^[4].

– Создается впечатление, что вы им почти восхищаетесь, Хендрикс, – заметил Мильтон.

– Готов отказаться от пенсии, лишь бы увидеть Брэнсона за решеткой. У меня как у гражданина и полицейского он вызывает ярость, но я не могу не уважать его профессионализм, хотя и используемый недостойным образом.

– Разделяю ваши чувства, – сказал Мильтон. – Кажется, этот ваш Брэнсон не отличается скромностью?

– Как бы я хотел, чтобы он был моим! Да, вы правы, застенчивостью он не страдает.

– А высокомерием?

– Пожалуй, скорее манией величия. Так, по крайней мере, говорит генерал Картленд, а я бы не стал с ним спорить.

– Не много найдется желающих спорить с генералом, – выразительно произнес Мильтон. – Кстати, о самоуверенных людях: где ты сейчас, мой Джеймс?

– О ком вы, сэр?

– А кто еще у нас очень уверен в себе? Я имею в виду мистера Хагенбаха, главу ФБР. Мне казалось, он первым должен был сюда явиться.

– В Вашингтоне сказали, что не знают, где сейчас Хагенбах. Его повсюду ищут. Боюсь, этот человек неуловим.

– Да, он одержим манией секретности, – улыбнулся Мильтон. – Что ж, если он смотрит телевизор, то не далее чем через час будет в курсе событий. Какая интригующая мысль: директор ФБР последним в Америке узнает о происшедшем! – Он на мгновение задумался. – Брэнсон настаивает на максимальной гласности: радио, телевидение, репортеры, фотографы. А прежде он когда-нибудь заявлял о себе так громко? Я имею в виду, за время своей преступной активности?

– Никогда.

– Этот человек поразительно уверен в себе.

– На его месте и я бы чувствовал себя уверенно. – Квори был явно встревожен. – Что мы можем ему сделать? Насколько я понимаю, Брэнсон сейчас совершенно неуязвим.

– Я не стал бы терять надежды, сэр. Два наших эксперта в настоящий момент ищут решение проблемы. Над ней работают адмирал Ньюсон и генерал Картер из нашей штаб-квартиры.

– Ньюсон и Картер, два наших блестящих гения! – Квори расстроился еще больше. – Никогда не применяют одну водородную бомбу там, где достаточно и двух! Кто-то должен сообщить нашим арабским друзьям, что они вот-вот будут вовлечены в ядерную войну. – Он махнул рукой в сторону окна, выходящего на мост. – Вы только посмотрите на это! Только подумайте! Совершенно невероятная ситуация. Если бы я не видел своими глазами, ни за что не поверил бы. Абсолютная изоляция, полная оторванность от мира – и это на виду у всего Сан-Франциско, а когда заработают телекамеры, то и у всего мира. Образно говоря, до них рукой подать – и при этом они как будто на Луне. – Он тяжело вздохнул. – Приходится расписываться в полном бессилии.

– Ну же, Джон! – сурово сказал Мильтон. – Куда подевался ваш дух завоевателей Запада?

– Черт с ним, с Западом! Я сейчас думаю о себе. Мне не нужно иметь особого ума, чтобы понять, что вскоре я окажусь в очень трудном положении.

– Сэр? – озадаченно сказал Хендрикс.

– А для чего, по-вашему, Брэнсон вызвал министра финансов пред свои королевские очи?

Держа руки в карманах, словно над чем-то размышляя, Ревсон прогуливался вдоль восточного ограждения моста и делал вид, что любуется раскинувшейся перед ним великолепной панорамой. Слева от него за Форт-Бейкером и Тибуроном виднелся кусочек Бельведера и самый большой остров в заливе – остров Ангела. Справа простирался сам город, виднелся остров Алькатрас и чуть дальше – остров Сокровищ. Между двумя последними был все еще различим размытый контур линкора «Нью-Джерси», направлявшегося в Аламеду. Ревсон то и дело останавливался, как будто вглядываясь в даль. Во время одной из таких остановок он незаметно нащупал зеленый шнур, привязанный им к ограждению, и слегка потянул его. Груза на конце шнура не было.

– Что вы здесь делаете?

Ревсон неторопливо обернулся. В больших зеленых глазах Эйприл Уэнсди сверкало любопытство.

– Какие у вас мягкие лапки! Мне казалось, я тут единственный человек на многие километры вокруг. Ну, может, на многие метры.

– Так что же вы здесь делаете?

– Когда я любуюсь этим дивным видом, а потом смотрю на вас, то прямо не знаю, что предпочесть. Пожалуй, вас. Вам никогда не говорили, что вы очень красивы?

– Говорили, и довольно часто.

Девушка подцепила пальцами шнур и начала его вытягивать, но тут же охнула от боли, когда Ревсон крепко сжал ее руку.

– Не трогайте шнур!

Эйприл потерла руку, огляделась вокруг и сказала:

– Итак?

– Я тут ловлю рыбу.

– Ясно, что не жемчуг. – Девушка осторожно помассировала костяшки пальцев, потом неуверенно посмотрела на Ревсона. – Рыбаки ведь любят рассказывать разные небылицы, да?

– Я и сам иногда этим грешу.

– Расскажите мне одну.

– А вы столь же достойны доверия, как и красивы?

– Так, значит, я красива? Я не напрашиваюсь на комплименты, просто спрашиваю.

– Даже очень красивы.

– В таком случае я достойна доверия.

Они улыбнулись друг другу, и Ревсон взял девушку за руку:

– Вы хотите правдивую историю?

– Конечно.

– Почему бы и нет?

Молодые люди неторопливо пошли вдоль ограждения моста.

Хендрикс положил трубку и посмотрел на Мильтона и Квори:

– Вы готовы, джентльмены?

– Действие первое, сцена первая, и весь мир – сцена^[5]. Хотя эта цитата не совсем подходит. – Мильтон встал и окинул Квори критическим взглядом. – Эта рубашка тоже не подходит, Джон. На телеэкране белое плохо выглядит. Лучше голубая, как у меня или как у президента. Он вообще носит только голубые рубашки, ведь никогда не знаешь, из-за какого угла выскочит телевизионщик.

– Ох, да заткнись ты!

Квори мрачно повернулся к задней двери автобуса и застыл на месте, когда возле нее с драматическим визгом шин и запахом горящей резины резко затормозил мотоцикл. Полицейский, соскочивший с него, быстро поднялся в салон и что-то протянул Хендриксу:

– Это для вас, сэр.

Хендрикс взял у него металлический цилиндр.

– Действительно, здесь обозначено мое имя. Откуда это у вас?

– Лоцман передал эту штуку с «Нью-Джерси». Командир корабля приказал немедленно доставить ее вам. Он считает, что это очень важно.