Глава 2

Ван Эффен вырулил на дорогу номер двести восемьдесят, и автобус поехал на северо-восток, в сторону Южной автострады. Ван Эффен был невысокий плотный мужчина с коротко остриженными светлыми волосами и головой почти идеальной кубической формы. Его уши были так плотно прижаты к голове, что казались приклеенными, а нос явно пострадал в прошлом от соприкосновения с каким-то тяжелым предметом. На его лице почти постоянно играла рассеянная улыбка, как будто он решил, что это самое безопасное выражение, которое поможет ему совладать с бесчисленными непонятными вещами, происходящими в окружающем его ненадежном мире. Мечтательные светло-голубые глаза, которые никто не посмел бы заподозрить в особой остроте взгляда, только усиливали общее впечатление о нем как о человеке, ошеломленном невероятной сложностью жизни. Однако Ван Эффен был весьма и весьма умным человеком, чей острый как кинжал ум мог справиться с самыми разнообразными проблемами, и хотя с Питером Брэнсоном они познакомились всего два года назад, Ван Эффен стал его незаменимым помощником.

Сейчас они оба сидели на переднем сиденье автобуса, одетые по такому случаю в длинные белые куртки, как настоящие профессионалы: представители спецслужб косо смотрели на водителей из президентской автоколонны, которые пренебрегали формой или закатывали рукава. Брэнсон хорошо водил машину и обычно сам садился за руль, но, не говоря уже о том, что он плохо знал Сан-Франциско, а Ван Эффен родился здесь, в это утро ему хотелось сосредоточить пристальное внимание на приборной доске, выглядевшей как продукт скрещивания миниатюрного пульта управления «боингом» и системы переключателей регистров на электрооргане. Система связи в этом автобусе была гораздо проще, чем в президентской машине, но здесь было все, что требовалось Брэнсону. Более того, здесь имелись кое-какие усовершенствования, отсутствовавшие в президентском автобусе, который, впрочем, в них и не нуждался.

Брэнсон обернулся к сидевшему позади него мужчине. Джонни, темноволосый, смуглый и невероятно волосатый тип (в тех редких случаях, когда его удавалось уговорить снять рубашку и принять душ, он сильно смахивал на медведя), производил общее впечатление бывшего боксера, получившего не одну сотню ударов кулаком. В отличие от большинства членов команды Брэнсона Джонни, разделивший образ его жизни около тринадцати лет назад, не отличался особым умом, но имел добродушный нрав, обладал редким терпением и был безраздельно предан своему боссу.

– Достал номера, Джонни? – спросил Брэнсон.

– Номера? – Джонни наморщил узкий просвет между линией волос и бровями, что обычно означало у него высшую степень сосредоточенности, затем радостно улыбнулся: – Ага, достал!

Он сунул руку под сиденье и вытащил оттуда пару номерных знаков. На автобусе Брэнсона, внешне не отличавшемся от автобусов президентского кортежа, стояли калифорнийские номера, а на президентских машинах – столичные. Номера, которые раздобыл Джонни, были вашингтонскими и, что еще лучше, в точности соответствовали номерам одного из правительственных автобусов, стоявших в гараже.

Брэнсон сказал:

– Не забудь: я выпрыгиваю в переднюю дверь, а ты – в заднюю. И первым делом поменяй задний номер.

– Предоставьте это мне, шеф, – заявил Джонни, излучая уверенность.

Зажужжал зуммер на приборной доске. Брэнсон щелкнул переключателем. Его вызывал Йенсен, находившийся на своем посту в Ноб-Хилле.

– «Пи-один»?

– Да?

– Все идет по плану. Через сорок минут.

– Спасибо.

Брэнсон щелкнул другим переключателем:

– «Пи-четыре»?

– «Пи-четыре» слушает.

– Начинайте движение.

Жискар включил зажигание в украденной патрульной машине и в сопровождении второй такой же двинулся по Панорамному шоссе. Чтобы не привлекать внимания, обе машины двигались не так чтобы быстро, но и не слишком медленно и в считаные минуты добрались до радарной установки на горе Тамальпаис. Радиолокационная станция занимала господствующую высоту – самую высокую точку на многие километры вокруг – и была очень похожа на пару гигантских белых мячей для игры в гольф. Жискар и его люди выучили план станции наизусть и не предвидели каких-либо осложнений.

– Особенно не усердствуйте, – дал установку Жискар. – Мы ведь полицейские, не так ли? Защитники народа. Никто не нападает на своих защитников. Шеф предупредил: никакой стрельбы!

– А что, если я буду вынужден стрелять? – поинтересовался один из них.

– Потеряешь половину своей доли.

– Ладно, никакой стрельбы.

Брэнсон щелкнул еще одним переключателем:

– «Пи-три»?

Это был код двух людей, совсем недавно установивших на одном из президентских автобусов мину-ловушку.

– Да?

– Что там у вас?

– Двое водителей, и все.

– Как охрана?

– Все в порядке. Никаких подозрений.

– Ждите.

Снова загудел зуммер, и Брэнсон щелкнул переключателем.

– Говорит «Пи-пять»! – прозвучало из динамика. – Все идет по графику. Через тридцать минут.

– Спасибо.

Брэнсон снова взялся за переключатель:

– «Пи-два»?

Это был код Джонсона и Брэдли.

– Слушаю!

– Можете приступать.

– Приступаем! – ответил Джонсон.

Джонсон и Брэдли, безукоризненно выглядящие в форме морской авиации, неторопливо направились в сторону военно-морской базы в Аламеде. У обоих в руках были блестящие летные сумки, в которые они переложили содержимое чемоданчика. По мере приближения к базе их шаг ускорялся, и когда они подошли к проходному пункту, у них был вид людей, которые страшно спешат. Они предъявили свои удостоверения охраннику.

– Лейтенант Эшбридж, лейтенант Мартинес. Вы очень задержались, сэр, – заметил охранник.

– Я знаю. Мы пойдем прямо к вертолетам.

– Боюсь, что вы не сможете этого сделать, сэр. Командир Айзенк ждет вашего доклада у себя в кабинете. – Моряк доверительно понизил голос: – Мне кажется, он очень сердит, сэр.

– Черт побери! – от души выругался Джонсон. – Где его кабинет?

– Вторая дверь налево, сэр.

Джонсон и Брэдли поспешили туда, постучали в дверь и вошли. Молодой старшина, сидевший за столом в приемной, поджал губы и молча кивнул на дверь справа от себя. Его поведение ясно показывало, что он не желает принимать участие в этом неприятном разбирательстве. Джонсон постучал и вошел, опустив голову, словно искал что-то в своей летной сумке. Но эта предосторожность оказалась напрасной. Айзенк применил испытанный деморализующий прием старших офицеров, желающих нагнать страху на младших по званию: не взглянув на вошедших, он продолжал что-то писать в своем блокноте. Брэдли вошел следом и закрыл за собой дверь. Джонсон поставил летную сумку на край стола. В правой руке, скрытой за сумкой, он держал газовый баллончик.

– Как любезно с вашей стороны явиться сюда! – растягивая слова, произнес Айзенк: учеба в Аннаполисе не повлияла на его бостонское произношение. – У вас был строгий приказ. – Он эффектно вскинул голову. – Ваши объяснения… – Он осекся и выпучил глаза от удивления, все еще ни о чем не подозревая. – Вы не Эшбридж и не Мартинес!

– А ведь и правда!

Неожиданно Айзенк начал осознавать, что происходит что-то очень, очень неладное. Он протянул руку к кнопке вызова, но Джонсон опередил его, и Айзенк рухнул на стол. Джонсон кивнул Брэдли, который открыл дверь в приемную, и когда он закрыл ее за собой, его рука что-то нашаривала на дне сумки. Джонсон обошел письменный стол, изучил кнопки на телефоне, нажал одну из них и поднял трубку:

– Башня?

– Да, сэр!

– Разрешаю взлет лейтенантам Эшбриджу и Мартинесу!

Имитация бостонского акцента Айзенка была очень убедительной.

Брэнсон снова вызвал «Пи-три» – двух наблюдателей у правительственного гаража:

– Как дела?

– Автобусы заполняются.

Три автобуса, стоявшие в гараже, и в самом деле постепенно заполнялись пассажирами. Два из них готовы были тронуться в путь. Автобус, в котором стояли мины-ловушки, был целиком отдан газетным репортерам и телевизионщикам. Среди них находились четыре женщины: три дамы неопределенного возраста и одна молодая. На задней площадке автобуса стояли три кинокамеры, поскольку этот автобус шел в голове автомобильного кортежа и оттуда открывался прекрасный вид на идущую следом президентскую машину. Среди пассажиров этого автобуса были четыре человека, которые вряд ли сумели бы узнать пишущую машинку или кинокамеру, если бы даже она свалилась им на ноги, но зато без труда различали «вальтер», «кольт», «беретту», «смит-вессон» и другие подобные принадлежности, обычно считающиеся излишними, когда дело касается средств массовой информации. Так всегда заведено в головных автобусах.

Однако был там один пассажир, который не только узнал бы кинокамеру, если бы увидел ее (строго говоря, он и сам вез с собой довольно хитроумную аппаратуру), но и без труда различал «вальтер», «кольт», «беретту» и «смит-вессон», причем некоторыми из этих видов оружия владел на законных основаниях и нередко носил с собой. Правда, сегодня этот пассажир был невооружен – посчитал это необязательным, хотя бы потому, что у его коллег набрался настоящий походный арсенал. Зато у него было кое-что поинтереснее: миниатюрный транзисторный радиопередатчик, спрятанный в фальшивом дне фотоаппарата. Его фамилия была Ревсон, и он обладал многими замечательными талантами и умениями, что неоднократно доказывал в прошлом, служа своей стране, хотя страна об этом ничего не знала.

Замыкающий автобус также заняли газетчики и люди, совершенно не интересующиеся газетами, причем счет в данном случае был не в пользу представителей прессы. Благодаря их присутствию автобус напоминал передвижной Форт-Нокс. Порой эти люди и сами задавали себе вопрос: неужели действительно в окружении президента необходимо иметь столько агентов ФБР?

В президентском автобусе пока находилось всего три человека, все члены экипажа. Водитель в белой куртке, нажав кнопку «Прием», ждал указаний, которые должны были поступить из динамика на приборной доске. Необычайно привлекательный брюнет за стойкой бара, словно сошедший с рекламного плаката авиалиний, изо всех сил пытался выглядеть скромным и незаметным, но это ему плохо удавалось. В задней части автобуса свое рабочее место занял радиооператор.

В автобусе Брэнсона раздался звук зуммера.

– «Пи-пять», – доложил голос. – Все идет по графику. Через двадцать минут.

Снова зажужжал зуммер.

– «Пи-четыре». Все в порядке.

– Превосходно!

Впервые с начала операции Брэнсон позволил себе немного расслабиться. Захват радарной установки на горе Тамальпаис был важным моментом в его плане.

– Пеленгаторы работают?

– Ответ утвердительный.

В третий раз сработал зуммер.

– «Пи-один»? – прозвучал срывающийся голос Джонсона. – Говорит «Пи-два». Мы можем взлететь прямо сейчас?

– Нет. У вас неприятности?

– Что-то в этом роде.

Сидя за штурвалом вертолета с выключенными двигателями, Джонсон заметил, что какой-то человек выбежал из офиса Айзенка и свернул за угол здания. Как стало понятно Джонсону, это могло означать только одно: он собирается заглянуть в окно кабинета Айзенка, потому что не сумел открыть дверь приемной, которую Джонсон и Брэдли заперли за собой и ключ от которой лежал в кармане у Джонсона. В окно ему тоже ничего не удастся увидеть: Джонсон и Брэдли оттащили потерявших сознание Айзенка и старшину в туалет без окон. Ключ от туалета тоже пребывал у Джонсона в кармане.

Из-за угла показался тот же человек. Теперь он не бежал. Он даже остановился и огляделся вокруг. Нетрудно было прочесть его мысли. Айзенк и старшина могли уйти куда-нибудь по делу, и ему не поздоровится, если он поднимет ложную тревогу. С другой стороны, если что-то и в самом деле произошло, а он не доложит о своих подозрениях, ему тоже влетит от начальства. Человек повернулся и направился в сторону кабинета командующего базой, явно с намерением задать несколько осторожных вопросов. На полпути к кабинету он перешел с шага на бег, из чего следовало, что его вопросы будут не такими уж осторожными.

Джонсон сообщил по рации:

– У нас большие неприятности.

– Постарайтесь продержаться, сколько сможете. Взлетайте только в крайнем случае. Место встречи прежнее.

В автобусе «Пи-один» Ван Эффен посмотрел на Брэнсона:

– Что-то не так?

– Да. У Джонсона и Брэдли неприятности, и они хотят взлететь. Представляешь, что произойдет, если они поднимутся в воздух прямо сейчас и будут десять минут кружить в воздухе, ожидая нас? Парочка угнанных вертолетов над городом, в котором находятся президент и половина нефтяных запасов Ближнего Востока! Тут любой занервничает! Начнется паника, и тогда они ни перед чем не остановятся. Вертолеты просто собьют. У них на этой базе «фантомы» постоянно в боевой готовности.

– Мы на месте. – Ван Эффен остановил автобус за гаражом, в котором стоял президентский кортеж. – Это плохо, но, быть может, не так плохо, как кажется. Если парням придется опередить график, вы всегда сможете посоветовать им лететь над автоколонной. Только сумасшедший командир способен приказать своим пилотам применить пулеметы или ракеты против вертолетов, находящихся над автобусом президента. Вертолет может рухнуть прямо на автобус, и тогда – ни президента, ни арабских нефтяных королей и шейхов, ни министра обороны, ни мэра Моррисона. Отдав подобный приказ, адмирал останется без пенсии. Конечно, если переживет военный трибунал.

– Об этом варианте я не подумал. – Судя по голосу, Брэнсон был не вполне убежден. – Вы полагаете, что наш командующий так же разумен, как вы, и будет реагировать в соответствии с вашими рассуждениями. Но откуда нам знать, а вдруг он не в своем уме? Как бы то ни было, мне ничего не остается, кроме как принять ваше предложение. И всем нам ничего не остается, кроме как продолжать начатое.

Послышался звук зуммера. Брэнсон щелкнул переключателем.

– «Пи-один»?

– Да?

– Это «Пи-три», – доложил Рестон из гаража. – Головной автобус только что выехал.

– Дай мне знать, когда начнет движение президентский автобус.

Брэнсон махнул рукой Ван Эффену, и тот включил зажигание и медленно двинулся вдоль стены, огибая гараж.

Опять зажужжал зуммер.

– Это «Пи-пять». Все идет по графику. Через десять минут.

– Хорошо. Спускайся в гараж.

Тут же последовал новый вызов.

– Президентский автобус только что выехал, – сообщил Рестон.

– Отлично.

Брэнсон щелкнул еще одним переключателем.

– Вызываю замыкающий автобус!

– Да?

– Задержитесь на пару минут. У нас тут пробка. Какой-то придурок только что разбил свой трейлер прямо посреди улицы. Чистая случайность, я полагаю, но рисковать не стоит. Никакой паники, оставайтесь все на своих местах. Мы возвращаемся в гараж на несколько минут, пока не будет принято решение о новом маршруте. О’кей?

– О’кей.