Ван Эффен медленно повернул к передней части гаража и начал осторожно продвигаться вперед мимо раскрытых гаражных ворот, пока в поле зрения пассажиров последнего автобуса, все еще стоявшего в гараже, не оказалась передняя треть автобуса Брэнсона. Брэнсон и Ван Эффен не спеша покинули автобус каждый со своей стороны и вошли в гараж. В это время Джонни, никем не замеченный, вышел через заднюю дверь и занялся заменой таблички с номером.

Пассажиры замыкающего автобуса следили за приближением двух мужчин в белых куртках с любопытством, но без подозрительности, поскольку бесконечное ожидание было неотъемлемой частью их жизни. Брэнсон подошел к двери водителя, в то время как Ван Эффен, делая вид, что прогуливается, направился к задней двери машины. Если кое у кого из обитателей автобуса и возникли причины для волнения, то они должны были исчезнуть при виде двух человек в голубых комбинезонах, которые усердно занимались неизвестно чем возле гаражных ворот. Никто из пассажиров не знал, что это были Рестон и его приятель.

Брэнсон открыл переднюю левую дверь и поднялся на пару ступенек.

– Досадно, что произошла задержка, – сказал он водителю. – Что ж, бывает. Сейчас выбирают новый, безопасный маршрут следования до Ноб-Хилла.

Водитель был немного озадачен, не более того. Он спросил:

– А где Эрни?

– Эрни?

– Водитель головной машины.

– А! Вот, значит, как его зовут. Он, кажется, заболел.

– Заболел? – У водителя внезапно возникло подозрение. – Всего две минуты назад…

Услышав два слабых взрыва в дальнем конце салона автобуса, он круто повернулся в кресле. Звук был не сильным, скорее напоминал хлопок и сопровождался звоном разбиваемого стекла и свистом воздуха, выходящего под давлением. Заднюю часть салона окутали клубы серого дыма, такого плотного, что никто не заметил, как Ван Эффен закрыл заднюю дверь и прислонился к ней снаружи, чтобы она случайно не открылась. Все находившиеся в автобусе или, по крайней мере, все, кого еще можно было разглядеть, повернулись в креслах и потянулись за оружием – машинальная, но бесполезная реакция, поскольку было совершенно непонятно, куда стрелять.

Брэнсон задержал дыхание, быстро кинул одну за другой две похожие на гранаты газовые бомбы – одну в проход между креслами, вторую к ногам водителя, выскочил из машины и захлопнул за собой дверь. На всякий случай он придержал ручку двери, хотя подобная предосторожность была излишней: стоило разок вдохнуть этот газ, как человек тут же терял сознание. Выждав десять секунд, Брэнсон обошел автобус спереди и присоединился к Ван Эффену. Рестон и его напарник уже успели надежно запереть ворота. Они стащили с себя комбинезоны и остались в отлично сшитых костюмах строгого покроя.

– Все сделано? Так быстро? – воскликнул Рестон.

Брэнсон кивнул.

– Но если один вдох этого газа сбивает человека с ног, то эти люди, продолжая сидеть там и постоянно вдыхать его, непременно погибнут.

Все трое без всякой спешки вышли через боковую дверь гаража и заперли ее за собой, после чего Брэнсон ответил:

– Через пятнадцать секунд кислород нейтрализует газ. Можешь сейчас войти в автобус, и с тобой ничего не произойдет. Но те, кто там сидит, придут в себя в лучшем случае через час.

Когда они подошли к главному входу в гараж, из такси вышел мнимый Йенсен. Четверо мужчин поднялись в автобус Брэнсона, ставший теперь замыкающим в президентской автоколонне, и Ван Эффен повел машину в сторону Ноб-Хилла. Брэнсон коснулся переключателя на приборной доске:

– «Пи-два»?

– «Пи-два» слушает.

– Как у вас дела?

– Все тихо. Даже слишком тихо. Мне это не нравится.

– Как по-твоему, что произошло?

– Не знаю. Я прямо-таки вижу, как кто-то звонит по телефону, запрашивая разрешение запустить в нас парочку управляемых ракет.

– Кто может дать подобное разрешение?

– Главный военный авторитет страны.

– Им потребуется время, чтобы связаться с Вашингтоном.

– Много ли нужно времени, чтобы дозвониться до Ноб-Хилла?

– О господи!

Даже обычное олимпийское спокойствие Брэнсона на мгновение дало трещину. Главный военный авторитет страны занимал в отеле Марка Хопкинса соседний с президентом номер. Генерал Картленд, министр обороны и советник президента по чрезвычайным делам, и в самом деле должен был находиться в свите президента.

– Ты понимаешь, что будет, если военные свяжутся с ним?

– Да. Поездку отменят.

Хотя главнокомандующим вооруженных сил был президент, но в вопросах безопасности он уступал главенство своему министру обороны.

– Подождите минутку! – Наступила пауза, потом Джонсон сказал: – Один из охранников у ворот разговаривает по телефону. Посмотрим, чем все это кончится.

Брэнсон почувствовал, что воротничок рубашки неприятно прилип к шее. Он оставил привычку молиться еще прежде, чем слез с материнских коленей, но сейчас быстро помолился, чтобы все кончилось хорошо. Возможно, охранник звонит по какому-нибудь невинному поводу и результаты этого звонка будут совершенно безвредны. В противном случае о многих месяцах жизни и о четверти миллиона долларов, которые он потратил на подготовку этой операции, можно забыть.

– «Пи-один»?

– Да? – произнес Брэнсон, смутно осознавая, что не может разжать зубы.

– Вы не поверите, но башня только что дала нам разрешение на взлет!

Брэнсон молчал несколько секунд, в течение которых кто-то как будто снял мост Золотые Ворота с его плеч. Он редко вытирал пот со лба, но сейчас почувствовал настоятельную потребность сделать это.

– Ну что ж, – наконец сказал он, – дареному коню в зубы не смотрят. Как по-вашему, что произошло?

– Должно быть, охранники подтвердили, что документы у нас в порядке.

– Значит, взлетаете? В следующий раз мне хотелось бы услышать ваши голоса на фоне шума моторов.

Двойная линия сотрудников службы безопасности, стоявших попарно спиной друг к другу через каждые два метра и глядевших в противоположные стороны, образовала короткую защищенную дорожку между отелем и ожидавшим президента автобусом. Подобные предосторожности казались излишними, поскольку улица была перегорожена с обеих сторон в сотне метров от отеля и вся публика находилась за ограждением. Однако высокие гости из стран Персидского залива относились к этому спокойно и вовсе не чувствовали себя узниками. У них на родине, где высокое искусство убийства было доведено до совершенства, и не снившегося в Соединенных Штатах, подобные меры стали неотъемлемой частью их жизни. Без усиленного внимания спецслужб эти люди чувствовали бы себя не в своей тарелке, более того, его отсутствие они могли расценить как неуважение к своим особам.

Президент, шедший первым, задумчиво поглядывал по сторонам, как будто его огорчало, что публика так далеко и ему некому помахать рукой. Это был высокий представительный мужчина в превосходно сшитом коричневом габардиновом костюме, с аристократическим лицом, слегка напоминавшим одного из дородных римских императоров, и с великолепной гривой седых волос, которые являлись предметом его особой гордости. С первого взгляда становилось ясно, что этот человек прямо-таки рожден, чтобы занять Овальный кабинет. Возможно, на Капитолийском холме имелись и более могучие умы, но ни у кого не было такой величественной осанки. Насколько это позволено политику, он был человеком честным и неподкупным (конечно, то обстоятельство, что он был мультимиллионером, сильно способствовало этому), был умен, обладал чувством юмора, его любили и почитали сограждане. Многие утверждали, что за последние полвека ни один американский президент не пользовался таким расположением простых людей. В руках у президента, как всегда, была крепкая трость, которую он сохранил после несчастного случая, когда пострадал из-за собственного лабрадора. Вероятно, президент считал, что трость отвечает его имиджу и делает его похожим на Рузвельта. Во всяком случае, он уже давно не появлялся без нее на людях.

Президент подошел к автобусу, полуобернулся и с улыбкой предложил пройти внутрь первому из своих гостей.

Первенство по старшинству и занимаемому положению несомненно принадлежало королю: в его огромном королевстве нефти имелось больше, чем во всем остальном мире. Это был высокий импозантный мужчина, король с ног до головы: от метущего по полу подола ослепительно белого платья и до верхней точки столь же ослепительного бурнуса. У короля было смуглое лицо с орлиным носом, безукоризненно подстриженная седая бородка и глаза с нависшими верхними веками, придававшие ему сходство с нахохлившимся орлом. Вероятно, самый богатый человек за всю историю человечества, он мог сделаться тираном и деспотом, но этого не произошло, хотя в своей стране он имел абсолютную власть и подчинялся только своим собственным законам.

Следующим шел принц – его небольшое государство не позволяло ему претендовать на титул короля. Территориальные владения принца составляли примерно пять процентов от владений идущего впереди него короля, однако он был почти столь же влиятелен: его страна, бесплодная, негостеприимная пустыня, буквально плавала на огромном море нефти. Яркий и деятельный человек, владелец бесчисленного множества «кадиллаков» (говорили, что при малейшей технической неисправности машина признавалась непригодной и больше не использовалась, что, конечно, являлось слабым утешением для «Дженерал моторс»), принц был великолепным пилотом, талантливым автогонщиком и покровителем нескольких всемирно известных элитарных ночных клубов. Он прилагал известные усилия для поддержания своей репутации плейбоя, однако подобное поведение никого не обманывало: за блестящим фасадом скрывался компьютеризированный мозг выдающегося бизнесмена. Принц был среднего роста, хорошо сложен и не слыл поклонником национальной арабской одежды. Свои костюмы он обычно заказывал на Сэвил-роу. Все в его облике, начиная с остроносых туфель из крокодиловой кожи и кончая ниточкой еле заметных усов, кричало о щегольстве.

За королем и принцем следовали шейхи Иман и Каран, нефтяные министры короля и принца. Они были удивительно похожи – ходили слухи, будто у них общий дед, что было не так уж невероятно. Оба носили европейское платье, у обоих на пухлых лицах сияли широкие улыбки, и при этом оба были очень умны. Единственное различие состояло в том, что Иман носил черную козлиную бородку, а Каран был чисто выбрит.

Следующим к автобусу прошел генерал Картленд. Несмотря на то что он был одет в обычный костюм из неприметной синей ткани в тонкую полоску, он оставался тем, кем был. Даже если бы он завернулся в банное полотенце, любой немедленно распознал бы в нем генерала. Безупречная выправка, точность движений, лаконичная речь, холодные синие глаза, отсутствие привычки дважды повторять вопрос, – все выдавало в нем военного, даже седые волосы ежиком. Хотя у генерала были здесь свои интересы – в конце концов, ему было необходимо горючее для танков, кораблей и самолетов, – однако в эту поездку он отправился вовсе не как эксперт по вопросам нефтяного бизнеса. Он был здесь потому, что без него президент отказывался даже улицу перейти. Президент не скрывал, что полагается на советы Картленда, обладающего большим опытом, обширными познаниями и здравым смыслом. Подобное отношение вызывало зависть многих высокопоставленных особ в Вашингтоне. Трезвые умы этого города считали его незаменимым советчиком президента, и, хотя из-за этой дополнительной обязанности у генерала оставалось все меньше и меньше времени на управление армией, флотом и военно-воздушными силами, Картленд без видимых усилий справлялся и с тем и с другим. Он мог бы стать блестящим политиком или государственным деятелем, но, к несчастью, обладал некоторыми врожденными недостатками: был неподкупен и неизменно следовал морали.

Затем в автобус поднялся Хансен, поставленный президентом управлять энергетикой. Он был недавно назначен на этот пост и пока оставался неизвестной величиной. Его квалификация для данной работы не подвергалась сомнению, но опыта явно не хватало. Энергетика была единственной сферой приложения его интересов. Это был порывистый, нервный человек, настроение которого часто менялось, а темные глаза никогда не знали покоя. Он пользовался репутацией человека с первоклассными мозгами. Возможно, именно это вызывало у нефтяных магнатов настороженное отношение к нему, и он воспринимал это болезненно.

Следующим был Мюир – очень румяный, почти полностью облысевший мужчина. Число подбородков у него варьировалось от двух до четырех в зависимости от угла наклона головы. В отличие от большинства полных людей он постоянно хранил скорбное выражение лица. Мюир навевал какое-то буколическое настроение, он напоминал неудачливого крестьянина, сосредоточенного не на производстве продуктов питания, а на поглощении того, что растет на его земле. Предстоящие сделки с арабскими странами были связаны с множеством политических и экономических проблем, и именно поэтому помощника госсекретаря Мюира, выдающегося специалиста по Ближнему Востоку, включили в свиту президента.

Наконец президент жестом предложил войти в автобус последнему из своей свиты, но Джон Моррисон отказался, сделав в ответ такой же приглашающий жест. Президент улыбнулся и поднялся по ступеням. Моррисона, этого крупного жизнерадостного человека, пригласили в поездку не как специалиста по энергетике. Энергетика, конечно, волновала его, но не до такой степени, чтобы не спать из-за нее по ночам. Он находился здесь отчасти как гид, а отчасти потому, что чувствовал себя обязанным принять приглашение президента. Хотя президент был официальным хозяином для своих гостей, но это были владения Моррисона и именно Моррисон царил и господствовал здесь. Он был мэром Сан-Франциско.

Из замыкающего автоколонну автобуса, находившегося в пятидесяти метрах позади, Брэнсон увидел, как дверь президентского автобуса закрылась. Он щелкнул переключателем:

– «Пи-два»?

– Да? – отозвался Джонсон.

– Мы начинаем движение.

– Вас понял.

Автоколонна тронулась в путь. Впереди двигались патрульная машина и два мотоцикла, за которыми следовали три автобуса, вторая полицейская машина и еще два мотоциклиста. Нынешний маршрут не включал в себя осмотр города – он состоялся вчера, после того как президентский самолет приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско. Нынешняя поездка была сугубо деловой. От отеля кортеж направился вдоль побережья к Ван-Несс, проехал по Ломбард-стрит, свернул направо к Ричардсон-авеню и далее в Пресидио. Начиная с этого момента дорогу перекрыли для всего остального транспорта. Президент и его гости проехали по виадуку, потом автоколонна свернула вправо и двинулась на север, пока не вынуждена была остановиться посредине моста Золотые Ворота.