Глава 9

В этот вечер на мосту Золотые Ворота все происходило довольно быстро, но в определенном порядке. Прибыла специальная машина «скорой помощи» и увезла носилки с телом Хансена. Предстояло сделать вскрытие, что казалось напрасной тратой времени, но было обязательным по требованию закона, поскольку человек умер при необычных обстоятельствах. «Скорую помощь» с превеликой охотой сопровождали доктор Киленски и его коллега. Журналисты, заложники и захватчики поужинали, причем две первые категории ели без особого аппетита (это было вполне объяснимо), но зато так активно удовлетворяли жажду (это тоже было вполне понятно), что пришлось даже послать за пополнением запасов. Два телевизионных фургона покинули мост, и сразу вслед за ними уехали оба автофургона с едой. Последними отбыли вице-президент Ричардс и начальник полиции Хендрикс. Вице-президент провел долгий и серьезный разговор с глазу на глаз с президентом, а генерал Картленд – с Хендриксом. Брэнсон наблюдал за ними с насмешливой снисходительностью, но без особого интереса. По мрачному выражению их лиц было ясно, что оба разговора совершенно бесполезны. Другого результата и ожидать было нельзя. Вполне возможно, что после драматического эффекта вечерней телепередачи Брэнсон испытывал некоторую эйфорию, но это никак не отразилось на его лице.

Как только Ричардс и Хендрикс направились к ожидавшей их полицейской машине, Брэнсон подошел к Ковальски:

– Ну что?

– Клянусь жизнью, мистер Брэнсон. Я ни на секунду не спускал глаз с Хендрикса и вице-президента. Ревсон ни разу не подходил к ним ближе чем на двадцать метров.

Брэнсон почувствовал, что этот умный парень смотрит на него с нескрываемым любопытством, и выдал свою обычную бледную улыбку:

– Удивляешься, почему меня беспокоит Ревсон?

– Не удивляюсь, а интересуюсь. Я знаю вас уже три года. Вы не из тех, кто сражается с призраками.

– Ты прав. – Брэнсон прервал разговор и окликнул вице-президента: – Минутку, мистер Ричардс! – а затем снова обратился к Ковальски: – Как ты думаешь, почему он меня так заботит?

– Этот Ревсон… Его тщательно обыскали. Он прошел все проверки. Может быть, если бы мы с ребятами знали, что именно вам…

– Да, он прошел все проверки. Прошел, образно выражаясь, с гордо поднятым флагом. Но не слишком ли высоко поднят его флаг? Вот ты, например, стал бы пробовать эту замечательную еду, напичканную ботулизмом?

– Ни за какие коврижки! Ну, разве что вы бы мне приказали…

– А под угрозой оружия?

Ковальски ничего не ответил. Брэнсон продолжал:

– Ревсону я не приказывал. И оружием ему не угрожал.

– Вероятно, он выполняет чьи-то еще приказы.

– Вполне вероятно. Поэтому смотри в оба, Ковальски.

– Если нужно, я могу не спать всю ночь.

– Это было бы замечательно.

Брэнсон направился к полицейской машине. Ковальски задумчиво смотрел ему вслед.

Вице-президент и Хендрикс нетерпеливо ожидали возле открытых дверей машины.

– Вы не забыли о крайнем сроке, господа?

– О крайнем сроке?

Брэнсон улыбнулся:

– Не прикидывайтесь глупцом, мистер Ричардс. Речь идет о переводе денег в Европу. Пятьсот миллионов долларов плюс, конечно, еще четверть миллиона на покрытие расходов. Завтра в полдень.

Свирепый взгляд вице-президента должен был превратить Брэнсона в камень, но он почему-то остался невредим.

– Не забудьте про увеличение выплат при просрочке. По два миллиона за каждый час. И конечно, полное прощение. Видимо, на принятие этого решения потребуется некоторое время: ваш Конгресс может заупрямиться. А пока он будет думать, мы – я и ваши друзья – будем отдыхать на Карибских островах. Желаю вам хорошего вечера, господа.

Отойдя от них, Брэнсон остановился возле открытой двери третьего автобуса. Ревсон как раз в эту минуту перекидывал через плечо ремешок только что возвращенного ему фотоаппарата. Крайслер с улыбкой сообщил:

– Чист, как стеклышко, мистер Брэнсон! Хотел бы я иметь такой аппарат.

– Очень скоро ты сможешь завести хоть дюжину таких. У вас есть еще один аппарат, Ревсон?

– Есть, – вздохнул Ревсон. – Хотите, чтобы я за ним сходил?

– Лучше не надо. Ты не мог бы принести, Крайслер?

– Пятый ряд, место у прохода, – подсказал Ревсон. – Фотоаппарат лежит на сиденье.

Крайслер вернулся с фотоаппаратом и показал его Брэнсону:

– Это «Асахи-Пентакс». У меня тоже есть такой. В нем столько микроэлектроники, что даже горошину не спрячешь.

– Конечно, при условии, что это настоящий аппарат, а не пустой корпус.

– А! – Крайслер посмотрел на Ревсона. – Заряжен?

Тот отрицательно покачал головой. Крайслер открыл заднюю крышку в тот момент, когда к ним подошел Ван Эффен, и продемонстрировал внутренности аппарата:

– Вещь настоящая.

Он щелкнул крышкой, закрывая ее. Ревсон забрал у него фотоаппарат и ледяным тоном сказал Брэнсону:

– Не хотите ли взглянуть на мои часы? В них может оказаться транзисторный радиопередатчик. Все шпионы в комедиях носят такие.

Брэнсон ничего не ответил. Крайслер взял журналиста за запястье и нажал на кнопку часов. Появились красные цифры, показывающие дату и время. Крайслер отпустил руку Ревсона:

– Цифровые часы. Внутри и песчинку не спрятать.

С откровенным презрением Ревсон повернулся на пятках и пошел прочь. Когда Крайслер вошел в автобус, Ван Эффен спросил:

– Вы все еще сомневаетесь? Конечно, он разозлился. А вы бы на его месте не разозлились? Кроме того, если бы ему было что скрывать, он бы держался скромнее, не выказывал так явно свою враждебность.

– Может быть, он рассчитывает, что мы так и подумаем. Или он и в самом деле чист. – Брэнсон впервые выглядел таким озабоченным. – Но я не могу отделаться от ощущения, что что-то идет не так. Никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Я совершенно убежден, только не спрашивай меня почему, что у кого-то из находящихся на мосту есть какая-то возможность связываться с берегом. Я хочу, чтобы каждого человека, включая наших знаменитых гостей, обыскали с ног до головы, и наплевать на нежные чувства дам! Обыскать все их личные вещи, каждый сантиметр в обоих автобусах.

– Мы сейчас же начнем, мистер Брэнсон, – без особого энтузиазма согласился Ван Эффен. – А туалеты?

– Их тоже.

– А «скорую помощь»?

– Да. Пожалуй, я сам ею займусь.

О’Хара встретил Брэнсона с легким удивлением:

– Только не говорите мне, что ботулизм вновь нанес удар!

– Нет. Я собираюсь обыскать вашу машину.

Доктор, сразу посуровев, поднялся со стула:

– Я не позволяю посторонним трогать лекарства и инструменты.

– Мне вы это позволите. Иначе я позову кого-нибудь из моих ребят, и они свяжут вас или будут держать под дулом пистолета, пока я не закончу.

– Но что, черт возьми, вы рассчитываете здесь найти?

– Это моя забота.

– Что ж, я не могу вам помешать. Но должен предупредить, что у меня тут есть хирургические инструменты и немало опасных лекарств. Если вы отравитесь или перережете себе артерию, я не стану вас спасать.

Брэнсон кивнул на Эйприл Уэнсди, мирно спавшую на койке:

– Поднимите ее.

– Поднять ее? Неужели вы думаете…

– Выполняйте немедленно, или я позову своих ребят.

О’Хара взял хрупкую девушку на руки. Брэнсон тщательно прощупал тонкий матрац, потом заглянул под него и наконец разрешил:

– Можете положить ее обратно.

Брэнсон самым тщательным образом обыскал все медицинское оборудование внутри машины. Он совершенно точно знал, что ищет, но ни один из проверенных предметов даже отдаленно не походил на то, что он надеялся найти. Оглядевшись, Брэнсон заметил висящий на стене фонарик, включил его и повертел верхнюю часть, наблюдая за тем, как работает заслонка.

– Странный у вас фонарик!

О’Хара устало ответил:

– Это офтальмологический прибор. Имеется у каждого врача. По степени расширения зрачка можно диагностировать множество болезней.

– Он нам пригодится. Пойдемте со мной.

Брэнсон вышел через заднюю дверь, обошел машину и рывком открыл дверцу водителя. В слабом сумеречном свете водитель рассматривал иллюстрированный журнал. Он удивленно уставился на Брэнсона.

– Выходите!

Водитель вышел, и Брэнсон без всяких объяснений обыскал его с головы до ног. Затем он забрался в кабину и с помощью фонарика заглянул во все укромные уголки. Выйдя из машины, он велел водителю:

– Откройте капот.

Тот подчинился, и Брэнсон снова с помощью фонарика тщательно все осмотрел, но не нашел ничего заслуживающего внимания. Тогда он вернулся в машину через заднюю дверь. О’Хара вошел следом за ним, осторожно забрал у незваного гостя фонарик и повесил на место.

Брэнсон указал на металлический баллончик, прижатый к стенке специальным зажимом.

– А это что?

– Вы же грамотный. – По голосу доктора чувствовалось, что его терпение на пределе. – Это аэрозоль, освежитель воздуха.

Это был фальшивый баллончик знаменитой фирмы, который содержал отравляющий газ.

– Обычное гигиеническое средство. На случай если пациента вырвет или если приходится применять местное анестезирующее средство – ну, вы понимаете.

Брэнсон взял баллончик в руки.

– «Сандаловое дерево». Вас тянет на экзотические запахи, – заметил он, потряс баллончик, послушал, как булькает внутри жидкость, и поставил его на место.

О’Хара надеялся, что выступивший у него на лбу пот не слишком заметен.

В конце концов Брэнсон обратил внимание на большой ящик, стоявший на полу:

– А это что такое?

О’Хара не ответил. Брэнсон посмотрел на доктора. Тот стоял, небрежно облокотившись на шкафчик, и на его лице было написано еле сдерживаемое нетерпение и скука. Брэнсон хрипло повторил:

– Вы меня слышали?

– Слышал. Я устал от вас, Брэнсон. Если вы ждете от меня знаков уважения или покорности, то вы из ума выжили! Я всерьез начинаю подумывать, что вы неграмотный. Разве не видите наверху ящика большие красные буквы? «Кардиологический комплект». Это реанимационное оборудование, используется в том случае, когда у пациента случился сердечный приступ или имеется подозрение на него.

– Зачем здесь спереди большая красная печать?

– Здесь не только эта красная печать. Весь комплект герметично запечатан. А перед тем как его запечатали, внутреннюю поверхность ящика и все содержащееся в нем оборудование тщательно простерилизовали. Никто не станет вводить нестерильную иглу в сердце пациента.

– Что произойдет, если я сломаю печать?

– С вами – ничего, но с точки зрения персонала любой больницы вы совершите смертный грех. Содержимое станет бесполезным. А ведь вы так обращаетесь с президентом, что он здесь первый на очереди за сердечным приступом.

О’Хара остро осознавал, что баллончик с аэрозолем находится в нескольких сантиметрах от его руки. Если Брэнсон взломает печать и начнет рыться в ящике, придется не раздумывая пустить баллончик в ход: вряд ли этого типа стоит считать неспособным с первого взгляда распознать пневматический пистолет с цианидом.

Лицо Брэнсона оставалось непроницаемым.

– Вы думаете, что президент…

– Я скорее откажусь от своей лицензии врача, чем стану давать прогнозы относительно здоровья президента. Насмехаясь над ним и публично унижая, вы уже дважды довели его до состояния, близкого к апоплексическому удару. Третий раз может его доконать. Ну что ж, ломайте эту чертову печать. Что такое для вас еще одна смерть?

– За всю мою жизнь из-за меня не погиб ни один человек, – сказал Брэнсон и, не добавив ни слова, неожиданно покинул машину.

О’Хара подошел к задней дверце и задумчиво посмотрел ему в спину. Встретившись по пути с Ревсоном, Брэнсон не удостоил журналиста ни словом, ни взглядом, что было уж совсем не в его характере: он постоянно поглядывал на всех с подозрением, обычно без каких-либо причин. Ревсон удивленно обернулся на него и быстро зашагал к машине «скорой помощи».

– Вас тоже только что пропустили через жернова? – спросил он у О’Хары.

– И не говорите! – выразительно произнес доктор. – Значит, и вас обыскали?

– Не меня. Меня обыскивали столько раз, что им это уже надоело. А вот всех остальных обыскали, причем очень тщательно. Я слышал, как некоторые в знак протеста визжали прямо-таки по-бабьи. – Ревсон посмотрел вслед удалявшемуся Брэнсону. – Кажется, наш выдающийся ум полностью погружен в раздумья.

– Перед уходом он вел себя довольно странно.

– Поиски не увенчались успехом?

– Да.

– И что, он даже не заглянул в ваш запечатанный ящик?

– Именно тогда он и стал вести себя странно. Я был абсолютно уверен, что он вот-вот взломает печать, и сказал ему, что, нарушив герметичность, он сделает бесполезным этот комплект. Я также заметил, что, по моему мнению, президент – первый кандидат на сердечный приступ и что виноват в этом Брэнсон. Тут он сразу дал задний ход.

– Ничего удивительного. Не хочет терять своего главного заложника.

– У меня создалось другое впечатление. Кстати, его последние слова тоже были странными: он сказал, что за всю его жизнь из-за него не погиб ни один человек.

– Насколько мне известно, это правда. Наверное, он просто не хочет портить свой послужной список.

– Все может быть, все может быть.

Но озадаченное выражение не покинуло физиономию доктора О’Хары.