– Полагаю, доктора следует исключить из подозрения. И дело не только в том, что мы уже проверяли его личность. Мне кажется, что по мосту разгуливает хорошо подготовленный агент. Это опять-таки исключает доктора, который оказался здесь совершенно случайно. Вы разделяете мои опасения?

– Да.

– Тогда кто?

Ван Эффен не колебался:

– Ревсон.

Брэнсон поманил к себе Крайслера:

– Ревсон утверждает, что представляет здесь лондонскую «Таймс». Сколько потребуется времени, чтобы это проверить?

– Через президентский узел связи?

– Да.

– Несколько минут.

Ревсон вмешался в их разговор:

– Если вы думаете, что я стану выражать бурное негодование, то ошибаетесь. Почему именно я? Почему не один из вновь прибывших медиков? Почему не один из ваших людей?

– Потому что я сам лично их подбирал.

– Наполеон тоже лично подбирал своих маршалов. А сколько их в конце концов пошли против него? Мне совершенно непонятно, как вы можете рассчитывать на верность кучки головорезов, даже лично подобранных.

– Скоро поймете, – успокоил Ревсона Ван Эффен. Он дотронулся до руки Брэнсона и указал ему на запад. – У нас не так много времени.

– Вы правы, – отозвался Брэнсон.

Со стороны Тихого океана надвигались тяжелые, темные грозовые облака. Пока они были еще довольно далеко.

– Телезрителям не понравится смотреть, как президент и вице-президент, не говоря уже об их нефтяных друзьях, мокнут под дождем. Прикажи Джонсону расставить телекамеры и рассадить публику.

Он подождал, пока помощник выполнит его указание, затем подвел его к стоявшему в одиночестве Ревсону.

– Ревсон сказал мне, что ты осматривал его фотоаппарат.

– Так и есть, но я не разбирал его на части.

– Возможно, это следует сделать.

– А может, и нет, – резко сказал Ревсон, впервые проявив неудовольствие. – Разве вы не знаете, что сборщики фотоаппаратов пять лет учатся своему ремеслу? Чем портить эту чертову штуку, лучше уж оставьте ее у себя на все время нашего пребывания здесь.

– Эта вспышка гнева только убеждает меня, что нужно разобрать фотоаппарат.

– Согласен, – отозвался Ван Эффен и успокоил Ревсона: – Этим займется Крайслер. Он настоящий гений по части техники. Крайслер ничего не повредит. – Он обратился к Брэнсону: – Я проверил его сумку, кресло, под креслом и полку сверху. Все чисто.

– Обыщи его.

– Обыскать меня? – Лицо Ревсона исказилось яростью. – Меня уже обыскивали.

– Только на предмет оружия.

Ван Эффен был способен отыскать даже рисовое зернышко, завалившееся за подкладку. Кроме ключей, монет и маленького перочинного ножа, он извлек из карманов журналиста документы.

– Все как обычно, – доложил Ван Эффен. – Водительское удостоверение, карточка социального страхования, кредитные карточки, удостоверения газет.

– Есть там удостоверение лондонской «Таймс»? – спросил Брэнсон.

– Вот. – Ван Эффен протянул документ своему шефу. – На мой взгляд, выглядит нормально.

– Если он тот, за кого мы его принимаем, то вряд ли стал бы прибегать к услугам худшего мастера по подделке документов в городе. – Он с хмурым лицом возвратил удостоверение. – Что-нибудь еще?

– Вот. – Ван Эффен открыл длинный конверт. – Авиабилет в Гонконг.

– Случайно, не на завтра?

– На завтра. Как вы догадались?

– Он мне сам об этом сказал. Ну, что вы думаете?

– Не знаю.

Ван Эффен рассеянно коснулся ручек Ревсона, не подозревая, что в этот миг они с Брэнсоном оказались всего в шаге от смерти. Но, поглощенный своими мыслями, он отложил ручки, взял в руки паспорт Ревсона и быстро его пролистал.

– Он много ездит по всему миру. Много азиатских виз, последняя двухлетней давности. Есть свежие визы стран Ближнего Востока. Английских или европейских отметок немного. Они там ужасно ленивые, в Западной Европе, и ставят печати, только если им хочется размяться. Что вы обо всем этом думаете?

– Все согласуется с его утверждениями. А вы что скажете?

– Если он агент, то прикрытие у него превосходное. Он, случайно, не родом из Милуоки? Или даже из Сан-Франциско?

– Вы из Сан-Франциско? – спросил Брэнсон.

– Это моя вторая родина.

Ван Эффен заметил:

– Кто бы стал двенадцать лет разъезжать по миру только для того, чтобы обеспечить себе тылы?

В этот момент к ним подошел Крайслер. Брэнсон удивленно посмотрел на молодого человека:

– Уже выяснил? Так быстро?

– У президента есть прямая линия с Лондоном. Надеюсь, вы не против? Ревсон чист. Он аккредитованный корреспондент лондонской «Таймс».

– Брэнсон хочет, чтобы вы разобрали мой фотоаппарат, – обратился к Крайслеру Ревсон. – Там внутри радиопередатчик и бомба с часовым механизмом. Смотрите, не взорвитесь. Было бы неплохо, если бы вам потом удалось его собрать.

Крайслер кивнул Брэнсону, улыбнулся, взял фотоаппарат и ушел.

– Это все? – поинтересовался Ревсон. – Или начнете отдирать фальшивые каблуки на моих туфлях?

Брэнсону было не до смеха.

– И все же я не удовлетворен. Откуда мне знать, что Киленски не в сговоре с отравителями? Что, если ему приказали найти только двенадцать подносов с испорченным мясом, чтобы усыпить наши подозрения? Здесь должно быть семнадцать подносов с плохой едой. И на мосту должен быть кто-то, кто сумеет отличить плохие от хороших. Я хочу, чтобы вы, Ревсон, попробовали еду с одного из подносов, объявленных Киленски безопасными.

– Вы хотите… А если существует ничтожный шанс, что Киленски ошибся, то вы убьете меня ботулизмом? Не стану я этого делать! Я вам не подопытный кролик!

– Тогда мы испытаем несколько подносов на президенте и его гостях. Королевские персоны в роли подопытных кроликов – это войдет в историю медицины. А если господа откажутся есть, мы накормим их насильно.

Ревсон собрался было сказать, что с тем же успехом они могли бы накормить насильно и его, но внезапно передумал. У Картленда, видимо, не было пока возможности сообщить пассажирам президентского автобуса, как отличить зараженные подносы. Кроме О’Хары, только Ревсон знал, как это сделать. Он развел руками:

– Бог знает, что еще вы придумаете, но я доверяю медикам, которые вели проверку. Если они говорят, что остальные подносы безопасны, то я им верю. Так что получайте вашего подопытного кролика из народа.

Брэнсон пристально вгляделся в его лицо:

– Почему вы передумали?

– Знаете, Брэнсон, ваша подозрительность переходит всякие границы. Судя по лицу вашего помощника, он со мной согласен. – Ревсону показалось совсем нелишним посеять несколько зерен раздора. – Некоторые могли бы даже счесть это признаком слабости или неуверенности. Я согласился, потому что вы мне что-то не очень нравитесь. Любая броня может дать трещину. Я начинаю думать, что ваша вера в собственную непогрешимость покоится на чересчур шатких основаниях. Кроме того, простых людей легко заменить, другое дело – короли и президенты.

Брэнсон неопределенно улыбнулся и повернулся к Тони:

– Поставь сюда десять незараженных подносов.

Тот выполнил приказание.

– Итак, Ревсон, какой из них вы желаете попробовать?

– Вы кое-что упустили, Брэнсон. Ведь вы подозреваете меня в том, что я знаю, как отличить подносы с отравленной едой. Может быть, вы сами сделаете выбор?

Брэнсон кивнул и указал на один из подносов.

Ревсон подошел, взял указанный поднос, медленно и осторожно обнюхал еду. Незаметно проведя кончиками пальцев по внутренней стороне ручек подноса, он не обнаружил никаких знаков. Этот поднос был нормальным. Ревсон взял ложку, вонзил ее в центр покрытого коричневой корочкой мясного пирога и попробовал начинку. Он поморщился, прожевал, проглотил, потом повторил все сначала и с отвращением отставил поднос.

– Не в вашем вкусе? – заметил Брэнсон.

– Будь я в ресторане, то отослал бы это назад на кухню. А еще лучше, вывалил бы на голову шеф-повара. Тот, кто это приготовил, не может считать себя поваром.

– Как по-вашему, пища отравлена?

– Нет. Просто невкусно.

– Вы не могли бы попробовать еду еще с одного подноса?

– Нет уж, спасибо. Вы говорили только об одном.

– Ну же, соглашайтесь, – настаивал Брэнсон.

Ревсон поморщился, но подчинился. Следующий поднос тоже оказался хорошим. Ревсон повторил с ним ту же процедуру, что и с первым, но не успел он закончить, как Брэнсон протянул ему третий поднос.

У этого на внутренней стороне ручки была пометка.

Ревсон ковырнул корочку, подозрительно принюхался, попробовал кусочек и сплюнул.

– Не знаю, отравлена эта еда или нет, но по вкусу и запаху она противнее двух предыдущих, если такое вообще возможно.

Он сунул поднос доктору Киленски, который обнюхал его и передал своему коллеге.

– Ну? – спросил Брэнсон.

Киленски нерешительно сказал:

– Может быть, здесь пограничный случай. Нужно сделать лабораторный анализ. – Он испытующе посмотрел на Ревсона. – Вы курите?

– Нет.

– Пьете?

– Только на днях рождения и на похоронах.

– Возможно, в этом все дело. У некоторых некурящих и непьющих вкусовые ощущения чрезвычайно остры, и они лучше чувствуют запахи. Видимо, Ревсон из их числа.

Никого не спрашивая, Ревсон обследовал еще шесть подносов, затем обернулся к Брэнсону:

– Хотите узнать мое мнение?

Брэнсон кивнул.

– Большинство, хотя и не все из этих подносов не годятся, что бы вы под этим ни понимали. Часть из них откровенно попахивает. Мне кажется, все они заражены, но в разной степени.

Брэнсон посмотрел на Киленски:

– Это возможно?

– Так бывает, – с досадой ответил врач. – Концентрация этих микробов в пище может быть различной. Только в прошлом году в Новой Англии отравились сразу две семьи. Десять человек обедали вместе. Среди прочего все они ели сэндвичи с мясным паштетом. Пятеро умерли, двое заболели, а троим ничего не сделалось. Там тоже был ботулизм.

Брэнсон и Ван Эффен отошли в сторонку.

– Ну как, достаточно? – спросил Ван Эффен.

– Вы хотите сказать, что нет смысла продолжать проверку?

– Боюсь, вас перестанут воспринимать всерьез, мистер Брэнсон.

– Согласен, хотя мне все это не нравится. Беда в том, что нам приходится полагаться только на слово Ревсона.

– Но он обнаружил в общей сложности двадцать подозрительных подносов. На три больше, чем нужно.

– И кто это говорит?

– Ревсон. Значит, несмотря ни на что, вы ему все-таки не доверяете?

– Он слишком спокоен, слишком непринужденно держится. Он хорошо обучен, прекрасно знает свое дело, и я абсолютно уверен, что это не фотография.

– В фотографии он тоже должен разбираться.

– Не сомневаюсь.

– Значит, вы продолжаете рассматривать это как случай умышленного отравления?

– Откуда это знать нашей широкой зрительской аудитории? Кто сможет мне возразить? Микрофон только один, и он у меня в руках.

Ван Эффен посмотрел в южный конец моста:

– Идет второй автофургон с едой.

Брэнсон в срочном порядке расставил телекамеры, рассадил почетных гостей и журналистов. Темные грозовые облака с запада продолжали неуклонно приближаться. В размещении тех, кто занимал стулья, произошла только одна перемена: место Хансена занял вице-президент. Камеры заработали, и Брэнсон, сидевший рядом с президентом, начал говорить в микрофон:

– Я призываю телезрителей Соединенных Штатов и всего мира стать свидетелями ужасного преступления, которое было совершено на этом мосту около часа назад. Надеюсь, это преступление убедит вас в том, что преступники – не обязательно те, кто преступает закон. Посмотрите на этот автофургон, на откидной стойке которого разложены подносы с едой. На первый взгляд безвредная, хотя и не слишком аппетитная еда – точно такую же подают пассажирам во время дальних авиарейсов. Но действительно ли эта еда безвредна?

Брэнсон повернулся к человеку, сидевшему рядом с ним с другой стороны, и камера показала их обоих.

– Перед вами доктор Киленски, ведущий судмедэксперт Западного побережья. Специалист по отравляющим веществам. Скажите, доктор, вся ли эта еда безвредна?

– Не вся.

– Говорите громче, доктор.

– Не вся эта еда безвредна. На некоторых подносах она заражена.

– И сколько таких?

– Половина. Возможно, больше. У меня нет здесь возможности сделать лабораторный анализ.

– Значит, еда заражена. То есть инфицирована. Что это за инфекция, доктор?

– Это ботулизм, главная причина серьезного пищевого отравления.

– Насколько серьезного? Может ли оно привести к смерти?

– Да, может.

– И часто ли такое случается?

– Довольно часто.

– Обычно такое отравление происходит из-за того, что пища испортилась, э-э, естественным образом?

– Да.

– Но эту культуру можно вырастить и искусственным путем, в лаборатории?

– Это слишком вольно сказано.

– Но мы рассказываем об этом случае людям, далеким от медицины.

– В принципе, да.

– Можно ли заразить такой искусственно выращенной культурой вполне доброкачественную пищу?

– Полагаю, что да.

– Да или нет?

– Да.

– Спасибо, доктор Киленски. Это все.

Ревсон, которому еще не вернули фотоаппарат, вместе с доктором О’Харой сидел в машине «скорой помощи».

– Для человека, который никогда не был в зале суда, Брэнсон великолепно разбирается в ведении судебного процесса.

– Это все благодаря телевидению.

Брэнсон продолжал:

– Довожу до сведения всех, кто сейчас нас смотрит, что власти – военные, полиция, ФБР, правительство или кто там еще – предприняли преднамеренную попытку убить или как минимум вывести из строя тех из нас, кто захватил президентскую команду и этот мост. На мосту находится человек, который знал, как отличить хорошую еду от плохой, и должен был проследить, чтобы подносы с отравленной едой попали тому, кому они предназначались, то есть мне и моим товарищам. К счастью, эта попытка провалилась, но произошел несчастный случай, о котором я расскажу позже. Тем временем обращаю ваше внимание на то, что сюда прибыла еще одна машина с едой.

Телекамера услужливо предложила этот факт вниманию зрителей.

– Кажется невероятным, чтобы власти были настолько глупы и попытались вновь разыграть тот же гамбит, но, с другой стороны, они уже показали свою глупость. Поэтому сейчас мы с вами выберем наугад три подноса – для президента, короля и принца. Если они останутся живы, мы сделаем справедливый вывод, что еда не заражена. Если же эти трое серьезно заболеют или, хуже того, умрут, то весь мир поймет, что винить в этом нужно не нас. Мы здесь поддерживаем постоянную связь с полицией и военными властями на берегу. У них есть одна минута, чтобы сообщить нам, заражена эта еда или нет.

Мэр Моррисон вскочил на ноги. Ван Эффен приподнял свой «шмайссер», но мэр его проигнорировал и обратился к Брэнсону:

– Не могли бы вы, несмотря на вашу личную неприязнь к президенту и его гостям, выбрать для ваших экспериментов людей, которые занимают не столь высокое положение?

– Например, вас?

– Например, меня.

– Дорогой мэр, ваше личное мужество неоспоримо. Однако ваш интеллект вызывает сомнения. Если на ком-то и проводить испытания, то именно на этих трех людях, которые сегодня особенно важны для Соединенных Штатов. Их преждевременный уход со сцены оказал бы максимальное воздействие на возможных отравителей. В старину рабы пробовали пищу своих господ. Будет очень забавно поменяться ролями. Пожалуйста, сядьте.

– Ублюдок с манией величия, – заметил Ревсон.

О’Хара кивнул:

– Брэнсон именно таков, и даже гораздо хуже. Он прекрасно знает, что новая порция еды не может быть испорчена, и тем не менее устраивает весь этот цирк. Он не просто наслаждается ролью шоумена, он испытывает поистине садистское удовольствие, унижая президента.

– Вы думаете, у него неладно с головой? Психическое заболевание?

– Я не психиатр. Брэнсон мог бы получить то, чего он хочет, без всяких театральных представлений и телешоу. Он наверняка имеет зуб против общества в целом и президента в частности. Конечно, эта авантюра затеяна им ради денег, но не только ради них. Брэнсон жаждет всемирной известности.

– В таком случае он действует правильно. Собственно говоря, он довольно далеко продвинулся. Похоже, он за что-то себя вознаграждает, бог знает, за что именно.

Они проследили за тем, как президенту и его гостям принесли три подноса с едой.

– Думаете, они это попробуют? – спросил О’Хара.

– Они все съедят. Они ни за что не допустят такого унижения, чтобы их насильно кормили на глазах миллионов телезрителей. Храбрость президента общеизвестна – вспомните его послужной список во время Второй мировой войны на Тихом океане. Кроме того, как президент, он должен быть примером для нации. Если сейчас он откажется есть, а его гости нет, то он с треском провалится на очередных выборах. Соответственно, и его нефтяные друзья могут потерять лицо, если президент будет есть, а они – нет.

И они ели, все трое. После того как Крайслер, выйдя из президентского автобуса, отрицательно покачал головой, Брэнсон кивнул в сторону подносов. Президент, который никому не позволил бы оттеснить себя на задний план, первым взял в руки нож и вилку. Нельзя сказать, что он ел с большим аппетитом, но все же методично уничтожил примерно половину и только после этого отложил приборы.

– Ну и как? – спросил его Брэнсон.

– Я бы не стал предлагать подобное блюдо своим гостям в Белом доме, но это было вполне съедобно. – Несмотря на глубочайшее унижение, которому его подвергли, президент сохранял удивительное самообладание. – Хотя немного вина не помешало бы.

– Через несколько минут вам подадут его сколько угодно. Думаю, что многие из присутствующих теперь также не откажутся подкрепиться. Кстати, к сведению тех, кто еще не потерял интерес: завтра в девять утра мы установим вторую порцию взрывчатки. А теперь нельзя ли направить камеры вон на те носилки?

У носилок, закрытых простыней, стояли двое мужчин. По знаку Брэнсона они откинули верхнюю часть простыни. Телекамеры крупным планом показали белое осунувшееся лицо мертвого человека, на десять бесконечно долгих секунд задержались на нем, а затем вернулись к Брэнсону, который сказал:

– Это Джон Хансен, ваш министр энергетики. Причина его смерти – ботулизм. Вероятно, впервые в истории преступник обвиняет законные власти в убийстве. Пусть это и непреднамеренное убийство, тем не менее я предъявляю им свое обвинение.

Хагенбах разразился потоком ругательств. Отдельные фразы, например «порочный извращенец, мерзкий, отвратительный ублюдок», еще можно было различить, но все остальные выражения были непечатными. Ньюсон, Картер, Мильтон и Квори мгновенно замолчали, но по их лицам было видно, что они полностью солидарны с суждениями директора ФБР. В конце концов Хагенбах, будучи всего лишь человеком, выдохся.

– Он выставил нас в очень дурном свете, – произнес Мильтон с замечательной в данных обстоятельствах сдержанностью.

– В дурном свете? – Квори остановился, словно подыскивая слова. – Если он еще раз устроит такое – если мы еще раз устроим такое, – то полстраны будет на его стороне. Что делать дальше?

– Подождем сообщений от Ревсона, – сказал Хагенбах.

– От Ревсона? – вяло протянул адмирал. – Он уже отличился.

– Сто против одного, это не его вина, – заявил Хагенбах. – И не забывайте, окончательное решение было за нами. Мы несем коллективную ответственность, джентльмены.

Все пятеро расселись вокруг стола, неся эту невыносимую ответственность, и каждый чувствовал себя атлантом, державшим на плечах свой собственный мир.

...

17 18 19

...

Премиум

3.67

(3 оценки)