Лодка тем временем неслась по течению среди плотного тумана, за которым не было видать ни левого, ни правого берега. Вскоре стало совсем светло и вязкая дымка пошла на убыль. К десяти часам путники подошли к мосту у селения Овраги. В этой деревне ни Тим, ни Гиди не захотели сходить на берег: не так сильно они и устали, да и перекусить можно было прямо в лодке, не сбавляя хода. Гиди развязал мешочек, что Сива собрал им в путь, и принялся жевать сушёную рыбу, заедая варёной брюквой. Во время трапезы он разглядывал с реки стены круглых хижин из плотного, плетённого тростника. Тут жили люди, занятые на всех полях долины, подёнщики и прочая беднота. Управляли деревней нуониэли из рода Нуари.

– Не самые открытые нуониэ, – заметил Тим, кивая в сторону селения. – Большинство живут глубоко в лесах. В самих Оврагах не встретишь больше двух-трёх ветковолосых.

– Не помню, чтобы я вообще видел Нуари, – сказал Гиди.

– Коль встретил – запомнил бы. У них иголочки чёрного цвета. Что летом, что осенью. Да и зарубили бы они тебя сразу: у них старые принципы.

Подул ветерок, и водная гладь пошла рябью. Солнце то выглядывало из-за перистых облаков, то снова пряталось, скупо делясь остатками тепла. В тени туч путники сразу чувствовали, как на самом деле зябко в конце грязника – второго месяца осени.

В полдень подошли к Лариодай. Местные гордо звали это селение городком. Гиди же, бывавший в настоящих городах людей на Равнинах, не находил в здешнем скоплении домиков большого отличия от тех же Оврагов или от Сихоти. И всё же тут, под кронами исполинских старых лиственниц, и впрямь кипела какая-никакая жизнь и торговля.

Путники пришвартовали свою лодочку рядом с прочими и поднялись по каменной дорожке от берега на главную улицу.

Деревьев-гигантов всего было пять. Росли они рядом, а Лариодай ютилась будто бы окружённая толстенными стволами.

– Попасть вглубь долины невозможно, не пройдя Лариодай, – сказал Тим, когда они поравнялись с первыми аккуратными, низенькими заборчиками из струганых досок.

– Несомненно, – ответил Гиди, разглядывая ярко-жёлтые иголочки карликовых лиственниц, которые росли повсюду, облагораживая дворики и сады жителей. – Я останавливался в гостевом доме. Кормят отвратительно, но зато тепло.

Снова подул ветерок и Гиди глянул вверх. С ветвей деревьев-гигантов, накрывших кронами всё селение, сорвало очередное облако жёлтых иголочек. Маленькие колючие лучики закружились в потоках воздуха, опустились на аккуратные крыши с загнутыми в верх уголками, обделанные дранкой —деревянной черепицей.

– Тогда пойдём в гостевой дом, – ответил Тим, заложив свои длинные веточки на грудь через левое плечо и натягивая на голову капюшон. Гиди так и не понял, захотел ли нуониэль спрятаться от вездесущих лиственничных иголочек или же просто не желал, чтобы его кто-то узнал в оживлённом селении.

Выглянуло солнце. Гиди тоже захотелось спрятаться под капюшон от яркого света, иголок и ветра. Краем глаза он заметил, что один из прохожих явно шёл прямо к ним. Гиди приложил ладонь ко лбу, чтобы яснее разглядеть подходящего. Это оказалась нуониэлька в наряде из дорогой ткани. Её длинные лиственничные веточки, гораздо более зелёные, нежели у Тима, были украшены ярко-красными шишечками.

– Tamini, молодой господин Линггер! – немного писклявым голоском произнесла дама, сделав едва-заметный поклон. Женщина выглядела лет на пятьдесят по людским меркам. Белила на её лице подмыло недавней моросью, а оставшаяся пудра плотно вошла в маленькие морщинки у глаз и у носа. Это оказалась одна из тех редких женщин, которые прекрасно осознают свой возраст и ведут себя естественно, относясь к внешнему виду с насмешкой, но не забывая при этом сиять гордостью за все свои достойно прожитые годы. Лиственные веточки плясали на ветру и портили укладку; она неспешно поправляла их, позволяя причёске скрывать часть лица.

– Enie hin¹, госпожа Хиёри, – ответил ей Тим и вежливо поклонился.

– Кто бы мог подумать, что молодого господина из Сихоти занесёт к нам в городок! – пролепетала она, улыбаясь и ласково играя зеленоватыми бровями.

– Я направляюсь в Сарамэй. Мой спутник Агидаль, – и Тим указал на посыльного, – сопровождает меня до пристани, а затем возвращается в Школу.

– Что ж, хоть кто-то из присутствующих вернётся в Шоли, – захихикала госпожа Хиёри.

Тим сдержанно усмехнулся. Нуониэлька прикрыла смеющийся рот. Гиди нахмурился, не поняв шутки.

– Ох, не обращайте внимания, господин Агидаль, – коснувшись плеча посыльного, затараторила дама, – Ведь я и сама не ходила в эту Шоли! И, как видите, прекрасно себя чувствую!

Агидаль Инранов был на посылках у нуониэлей всю жизнь. Если его и называли господином, то только несмышлёные крестьяне, боящиеся оскорбить любого, кто не из их числа. Никогда прежде те, кого величают «дети древ», не обращались к нему как к равному. Даже в шутку.

Госпожа Хиёри уболтала Тима остановиться не в гостевом доме, а у неё. И вот, посыльный из Школы уже семенил вслед господам, свернувшим с главной улицы в лабиринты кустов и аккуратных заборчиков. Прибыв в Лариодай первый раз, а случилось это поздно вечером, Агидаль тут же отправился ночевать. Всё, что он тогда заметил – деревья-гиганты, нависшие над домиками и будто бы поддерживающие ветвями тяжёлые туманистые тучи, так низко стелящиеся по долине осенней порой. Теперь же, в полуденном свете Гиди понял, что место это очень старое, а жители селения лелеют свои домики и, должно быть, не жалеют сил на то, чтобы везде царили порядок и чистота. Единственное, что не мешало народу – вездесущие жёлтые иголки.

Дама привела путников к дому, спрятанному за раскидистыми кустами. Деревянные стены обвивал плющ. Загнутые кверху уголки крыши рядились в цветные бумажные фонарики. На столбиках вдоль дорожки от калитки к двери, висели горшки с саженцами лиственниц. Ветерок шевелил эти висящие клумбочки превращая путь в ожившую галерею. Где-то под толстым слоем опавших иголок, Гиди ощутил твёрдые каменные плиты дорожки. Травы между этими плитами не росло: за домом и садом тщательно ухаживали.

Госпожа Хиёри проводила гостей в комнату с мягкими креслами, попросила располагаться, а сама убежала приказывать слугам собирать к столу. Сколь неприметен этот дом был снаружи, столь же богат он оказался внутри: на стенах висели миниатюрные декоративные гобелены, пол скрывали узорчатые циновки, а одна из скамей даже была отделана пурпурным бархатом!

Тим подошёл к открытому ларю, где лежали разные предметы и достал оттуда маленькую, размером с ладонь плоскую шкатулочку.

– Ты только глянь! – воскликнул Гиди, заглянув Тиму через плечо. – Шкатульная картинка!

Тим надавил на кнопочку и раскрыл деревянные створки. Внутри шкатулки лежал кусочек очень старого папируса, на котором была изображена молодая нуониэлька с посохом. У её ног, склонив головы, стояли волки с раскрытыми пастями.

– Я такие уже видел, – добавил Гиди. – Выпускница класса Союзниц приручает диких зверей.

– Детские рисунки, – буркнул Тим и захлопнул шкатулку. – Словами можно описать гораздо точнее.

– Кто будет читать длиннющий пергамент, если можно за мгновение всё понять по простой картинке?! – пожал плечами Гиди. – Тем более, не все умеют читать.

– Кто не умеет читать, пусть тяпкой в поле работает, – заворчал Тимбер и кинул шкатулку обратно в ларь.

Подоспела госпожа Хиёри и пригласила гостей за стол.

В уютном внутреннем дворике рос маленький, почти карликовый клён, под которым гостей ждал обед. Низкорослый, смугловатый слуга-человек с длинными усами, лет пятидесяти на вид, суетился при жаровне прямо у стола под открытым небом. Над очагом, где гудело пламя, лежала большая каменная плита. На этот раскалённый камень слуга выкладывал тоненькие кусочки зайчатины. Мясо шипело, съёживалось, струилось ароматом; кусочки быстро доходили до готовности.

– Вот и побывали у нас дома, молодой господин, – говорила дама, усаживаясь напротив гостей и разливая горячий чай в глиняные необожжённые плошки. – А ведь сколько времени-то прошло с тех пор, как вы ушли из Шоли! Слыхала – вы сидели в пещере на озере Ларисс. Конечно же я не верила!

– Я действительно жил в пещере, но от Ларисс она довольно далеко. Хотя, в её окрестностях есть несколько маленьких горных водоёмов, – объяснил Тим.

– Ох, поросль, – мечтательно произнесла госпожа, – вам лишь бы из дому уйти! Моя Лири такая же! Шоли закончила давно, а домой так и не вернулась! Представляете, господин Тимбер, даже не навестила родную мать! Мне досталось только письмо от её мастера! И знали бы вы, что он там написал! «Ушла со стаей»! Со стаей, господин Тимбер! Будто она какая дикая зверушка! Я видела её последний раз пять лет назад! И вот, она шастает где-то по лесам и усмиряет диких зверей!

– Без Союзниц, наши леса не были бы столь безопасными, – заметил Тим, и сделал глоток тёплого чаю.

– Я знаю! – отмахнулась госпожа Хиёри и приуныла. – Непостижимым образом, Лиридия научилась поступать правильно. Хотя, я никогда не обладала подобным даром. Скорее всего, это у Лири от бабушки, да следует дух её за ветром сквозь леса, – и она приложила большой палец правой руки к груди, чуть склонив голову и закрыв глаза. Тимбер также исполнил этот ритуальный жест, в знак почтения почившей матери госпожи Хиёри.

– Всем иногда кажется, что мы совершили нечто недостойное, и не сделали то, что требовалось, – сказал Тим.

– Поэтому всегда мудро помнить о том, что у нас есть корни! – повеселев, заключила госпожа и поспешила к жаровне, чтобы лично поднести к столу первые ароматные полоски крольчатины.

– Лично я никогда не бывала в Шоли, господин Агидаль, – обратилась хозяйка к посыльному, накладывая ему на прямоугольную деревянную дощечку сочную крольчатину.

– Я и сам редко там оказываюсь! – весело ответил Гиди. – Мастер Инран очень общительный нуониэль, и не всегда его сообщения друзьям умещаются на голубиной ножке!

– Вряд ли только один старый зануда Инран ждёт вашего возвращения! – хитро заметила Хиёри и подмигнула посыльному.

– Мы живём над самыми воротами в Школу. Я и моя жена Древа. У нас два малыша – Умай и Радей. Иногда мне кажется, что старший ждёт меня пуще жены!

– Иногда женщины скрывают свои чувства! – улыбнулась Хиёри.

– Только не Древа! Видели бы вы, как она посмотрела на меня, когда я сообщил, что снова отправляюсь в дрогу, вот как раз в вашу Долину! Ещё бы! Муж бродил по миру два месяца, заявился на одну ночь и тут же намеревается улизнуть!

– Ваша жена наверняка очень юна и просто ещё не знает, что все мужья так поступают! – захихикала Хиёри, по-девичьи прикрыв рот своими веточками.

Гиди смутился. Появились слуги и, поклонившись, поставили на стол свежих овощей. Тим серьёзно налёг на снедь, а хозяйка только радовалась аппетиту гостей. Она чудесно поддерживала беседу, и Тимбер охотно рассказывал ей о том, как жил последние годы. Нуониэль вёл себя непринуждённо, и Агидалю показалось странным, что, имея таких знакомых, Тимбер по прибытию сюда натянул капюшон на голову и пожелал тихонько, не показываясь никому на глаза, отправиться в гостевой дом, где останавливались чаще простолюдины причём не первой свежести.

Что касается самого Гиди, то он, сидя в этом внутреннем дворике, очень скоро потерял нить беседы нуониэлей. Жёлтые листья клёна, неподвижные в безветрии уюта, сладкий дымок жаровни, потрескивание угольков, солнечный лучик, пробившийся сквозь тучи и упавший на завёрнутый вверх угол крыши из выцветшей дранки – всё умиротворяло. Даже упавшую в пиалу с чаем жёлтую иголочку Гиди не захотел вытаскивать: так хорошо ему стало.

Резко что-то зашипело. Агидаль содрогнулся. Это усатый слуга кинул на раскалённый камень свежую полоску мяса. Гиди выдохнул.

Снова шипение! Ещё более сильное и пронизывающее до самых глубин сознания. Гиди аж подпрыгнул.

– Прошу простить, – дрожащим голосом пояснил он, заметив на себе вопросительные взгляды нуониэлей.

Но когда слуга кинул на камень и третью полоску, Гиди снова не сумел усидеть спокойно. Будто бы это не крольчатина касалась нагретого камня, а его самого, со стянутой кожей, швыряли на раскалённую поверхность. Будто его собственное мясо шипело и пригорало. Посыльному показалось, что он сам внутри раскалённый, а мясо на его костях вот-вот сгорит. От этих ощущений Гиди резко вспотел; по вискам потекли капельки пота.

– Боюсь, раннее пробуждение и долгий сплав по Лингге, дались моему спутнику нелегко, – сказал Тим.

– Вы можете отдыхать в этом доме, сколько сочтёте нужным! – заявила хозяйка.

Гиди принял предложение и, извинившись, отправился прилечь в гостевую комнату: двое домашних слуг помогли гостю, захватив для него малый набор чашечек и чайник с кипятком.

– Он личный посыльный мастера Инрана, – сказал Тим, когда Агидаль ушёл.

– То, что он из Шоли, это заметно, – добавила госпожа Хиёри. – Они все там очень неспокойные.

С минуту оба молчали.

– Школа просит меня отправится на полночь в качестве посла, – начал Тимбер, понимая, что госпожу Хиёри это интересует, но спрашивать она не решается.

– В такое время мы живём, – с грустью отметила она. – Некому идти послом на полночь.

– Говорят, у границ неспокойно: людям Равнин, видимо, снова дров не хватает, – ответил Тим. – Да и кин, слышал я, поднимают свои собачьи головы.

– Однажды люди уже шли на нас войной, – задумчиво произнесла она. – Теперь прислуживают нам. А вот собачьи головы меня тревожат. Ведь мой муж погиб, сражаясь с ними.

– Да следует дух его за ветром сквозь леса.

– Верно-верно, – задумалась Хиёри, прикрыв глаза.

– Я слышал, теперь людей на равнинах стало очень много, а их волшебники набрали силу. Если собаки и люди нападут одновременно…

– Тим, – взяв гостя за руку, зашептала Хиёри, – А может быть наши чёрные веточки Нуари правы? Может быть вообще не надо покидать Долину? Возможно, всем нуониэ стоит не выходить из своих рощ? Защищать не весь Лойнорикалис, а только свои Заветные Древа?

– Иногда я и сам так думаю, тётя Хиёри, – шёпотом ответил Тим. – И когда пришёл посыльный мастера Инрана, я не пожелал уходить. Но каждый раз, как я размышляю о наших рощах, мне не дают покоя эти Заветные Древа. Маймар Ини – Заветная берёза, растёт в Берёзовой роще, Такситаини в Тисовой, Салитаини в Ивовой и так далее. И лишь наша Заветная Лиственница не растёт в Линггерийской Долине.

Госпожа Хиёри крепче сжала руку Тима и опустила взор. Она прекрасно знала где именно растёт Заветное дерево народа с лиственничными веточками на голове. Это было место, куда она никогда не ходила, но куда когда-то ушла её дочь. Место, откуда выгнали Тимбера. Место, откуда пришёл Агидаль.

– Конечно, мне хочется остаться, – продолжал Тим. – Но какая-то сила внутри постоянно жаждет, чтобы я отправлялся в путь! И никак не разобраться – как поступить.

Она продолжала держать его за руку.

– Возвращайся скорее, – прошептала Хиёри, едва шевеля губами, не поднимая взора. И Тимберу было сложно отделаться от мысли, что она говорит это не ему, а своей дочери, которая бродила теперь дикими звериными тропами в сопровождении приворожённых хищников.

Через час Тим разбудил Агидаля. Госпожа Хиёри собрала им снеди в дорогу и вышла провожать к калитке. Домашние слуги выстроились за своей хозяйкой и стояли, замерев в поклоне, как того требовали правила поведения низшего сословия.

– Господин Агидаль, – начала госпожа, обратившись к посыльному, – всенепременно передайте мастеру Инрану, что он желанный гость в доме Хиёри.

– Я доставлю ваше сообщение с превеликой радостью, – ответил Гиди, поклонившись доброй хозяйке.

– Как бы я хотела, чтобы вы, молодой господин, не отлучались в столь дальние края, – сказала она Тимберу. – И всё же, я пожелаю вам нести Свет сквозь тьму.

– Я буду полезен нашим лесам, – ответил Тим поклоном, – Ибо Свет несёт меня.

– Что ж, – взмахнула руками госпожа, – По крайней мере, вы увидите йосан.

Гиди заметил, что Тим растерялся, но, тут же ещё раз поклонился хозяйке.

– Да избавит вас Триединство от ярости варваров, – шепнула она, глядя во след уходящим гостям.

– Что такое йосан? – спросил Агидаль, шагая по узенькому переулку к главной улице. Тим ответил на это хмурым многозначительным взглядом, который, как только путники свернули за угол, сменился неловкой улыбкой.

– Хех! – усмехнулся Гиди. – Хорош посол! Наверняка это что-то важное. Впрочем, пустое! Расспрошу об этом Инрана, коль не забуду.

Отплыв от причала Лариодай, путники попали под проливной дождь. Пришлось достать промазанные жиром дождевики, чтобы хоть как-то уберечь себя от влаги. Но через час путники сняли тяжёлые одеяния. Толку от них было мало: дождевики не защищали коленей, выпирающих из-под них, потому что в лодке приходилось всё время сидеть.

Из Долины вышли в сумерках. Чудом не пропустив нужное место, путники причалили к правому берегу у подставы, где получили двух лошадей. Затеплив фонарь, Гиди и Тим, не теряя времени выехали по лесной дороге на запад. К полуночи добрались до постоялого двора, где и заночевали.

Тимбер, промокший на реке, снова начал кашлять и часто будил Агидаля среди ночи. Проснувшись ни свет ни заря, осоловелый Гиди никак не мог понять, удалось ли ему заснуть по-настоящему. Но самым неприятным оказалось то, что случившийся у Тимбера жар к утру не прошёл.

До отплытия ладьи оставалось два дня; и ровно столько занимал путь верхом от выхода из Долины до портового городка.

Тим плохо держался в седле. Он клонился к гриве и не пускал животину быстрее шага. Через два часа пути Гиди остановил коня. Привязав животное к деревцу, посыльный принялся собирать хворост. Утро выдалось туманным и сырым, но отчаянный спутник нуониэля верил в то, что сумеет разжечь костёр.

– Так мы никуда не доедем! – объяснил Гиди, складывая хворост на краю лесной тропы. – Ты болен. Придётся отдохнуть, но потом поднажать.

Тимбер слез с коня и присел у горстки хвороста. Гиди вытащил из поклажи пропитанный жиром тяжёлый дождевик и расстелил его на земле. Уложив молодого господина, посыльный накрыл его сверху вторым дождевиком и принялся бить кресалом об огниво, силясь затеплить кусочек бересты под влажными ветками.

Нуониэль ёрзал, тяжело вздыхал и даже мычал от жара. Снопы искр, выбиваемые из камня никак не схватывали бересту. Нуониэль продолжал вертеться.

– Твари! – выругался Гиди и швырнул кресало на влажную землю.

– Нож, – попросил Тим и протянул из-под плаща руку.

Спутник нуониэля отчаянно швырнул наземь и огниво, а потом молча подал Тиму походный ножик. Тимбер сделал усилие и поднялся на колени. Затем он коснулся своего затылка, нащупал там две веточки и потянул за них. Уже почти без иголочек эти длинные коричневые ростки выглядели совсем некрасиво. И всё же, будучи спрятанными под одеждами, они остались сухими.

Тимбер отсёк веточки, склонился над хворостом и стал нарезать их кусками. Гиди подобрал огниво с кресалом и снова попробовал добыть огонь. Веточки моментально вспыхнули. Гиди подложил к ним бересту. От кучки вверх заструился сладкий беленький дымок.

– Слава Триединству! – прохрипел Тимбер, воткнул нож лезвием в землю и бухнулся на дождевик. Гиди накрыл больного, вытер об штанину ножик и отправил обратно на пояс. Потом он встал и пошёл по дрова.

Через полчаса Тим лежал подле уютного костра, над которым Гиди кипятил в железной чашке воду. Ещё посыльный уложил одного из коней возле нуониэля, чтобы животное своим теплом согревало больного.

Напоив Тимбера чаем, Гиди стал прохаживаться возле стоянки, разминая ноги. Тим немо наблюдал. Гиди глянул на лежащего и сразу отвернулся. Затем он снова, с каким-то подозрительным прищуром посмотрел на нуониэля.

– Давай, спроси! – сказал посыльный, но ответа не получил. – Не молчи! Чего тебе стоит?! Задай мне вопрос! Спроси меня! Тут ведь никого нет! Нет твоих родичей нуониэлей, и даже людей нет! Я никому не расскажу, что ты без надобности задавал вопросы, как самый невоспитанный ветковолосый!

Агидаль подскочил к Тиму, склонился над ним и глянул прямо в глаза.

– Спроси, почему я так на тебя посмотрел! – потребовал шёпотом Гиди.

Тимбер тяжело вздохнул и закрыл глаза.