Спи, безрогий! Камнем спи!

Шевелиться не моги!

Очи коли не сомкнёшь:

Ты с эллира упадёшь!

Заберёт тебя в леса

Ни буанзу, ни лиса…

Ни крылья, ни корни,

Но абубу Горни!

(колыбельная степных

кочевников Симпегалиса)

Глава 1 «Три маленьких камушка»

Что касается осени, то самыми прекрасными в этой поре Гиди считал те мгновения, когда возвращалось ощущение лета. Бывает, гонит ветер рваные тучи над скучным лесом, и вдруг, как засияет парное солнце, загорятся жёлтые кроны деревьев, зашелестят иголочки лиственниц… И такая благодать нахлынет, что все тревоги исчезают. А тревог у Гиди накопилось предостаточно; одна из них жила в пещере, подле которой немолодой посыльный сидел уже битый час.

Нет, Гиди не жаловался на службу. Да и с хозяином ему, можно сказать, повезло. Однако иногда всё шло наперекосяк, и спокойствие сохранить оказывалось невозможно. К тому же, Гиди не переносил холодных замкнутых пространств, вроде тех же пещер и прочих скверных закоулков, где можно простудиться.

Из подкаменной тьмы донёсся шорок. Гиди, сидевший на сухом бревне, всмотрелся во мрак. Оттуда медленно вышел кто-то в лохмотьях. Из макушки существа росли не волосы, а веточки лиственницы. Покрыты они были жёлтыми иголочками, такими же яркими, как на деревьях вокруг. Иголкам заволокло и место для костра перед входом в пещеру, и поленницу, и даже стол из грубых досок, стоящий тут же под открытым небом.

«Сдались вы мне, твари ветковолосые!» – мысленно выругался Гиди.

Существо с веточками потянулось и крякнуло, видимо спросонья. Затем пещерный житель стал усердно тереть кулаками глаза, мычать и медленно двигаться к бочке, стоявшей у входа в тёмное пространство под отвесной скалой. Ветковолосый немного порычал, а потом, задержав дыхание, окунул голову в бочку. Через несколько секунд он выпрямился и застонал. На его рваный балахон с веточек заструился ручей студёной воды.

Гиди сплюнул, да так громко, что пещерник, стоявший шагов за двадцать пять, услышал. Он раздвинул веточки, упавшие ему на лицо, и вперил осоловелый взгляд в незваного гостя.

– Пошёл прочь! – засопел парень, и сорвался на кашель.

– Эх, – вздохнул Гиди. – Ещё один властелинчик!

Кудлатый нахмурился. Он шумно отряхнулся от воды, резким движением руки убрал свои длинные ветки за плечи, и присмотрелся к посыльному.

– Не припомню, чтобы в долине терпели таких заносчивых слуг, – медленно проговорил пещерный житель.

– А я не припомню, чтобы видел господина, который прозябает в пещере, —ответил Гиди.

– Я не прозябаю! – немного расправив плечи ответил ветковолосый.

– А я не слуга! – усмехнулся посыльный.

– Все люди – слуги! – пренебрежительно отмахнулся собеседник и поплёлся к столу. Там он краем своего замызганного балахона смахнул с сиденья воду, оставшуюся с ночного дождя, а потом уселся, водрузив локти на столешницу и крепко взявшись за голову.

– Твари! – простонал он.

– Ещё бы! – согласился Гиди, поднялся и направился к поленнице. – Спишь, считай, на голых камнях, да по осени! Где же голове с утра не болеть?! Хочешь просыпаться свежим – надо не в криницу лоб окунать, а тепла телу дать!

Гиди достал из-под промокших поленьев сухую бересту, растёр её и пошёл разжигать костёр. Краем глаза посыльный заметил, что ветковолосый пристально, однако чуть с опаской, наблюдает за его действиями.

– Да ты не молчи, – продолжал Гиди. – Можешь спрашивать, коль что выведать хочешь. Я обычаям нуониэлей обучен: знаю, что вопросы задавать у вашего народа непринято. Но ты валяй; я никому не скажу!

– Слуги должны без расспросов господам всё говорить, – пытаясь сохранять достоинство в голосе, заметил пещерник.

– Да вы, деревянные, тоже много чего должны! – усмехнулся Гиди и высек наконец из огнива такой сноп искр, что береста загорелась и затрещала.

Тут кудлатого словно ошпарили: он выскочил из-за стола и подбежал к Гиди:

– Как ты смеешь?!

– Ага! – ухмыльнулся Гиди, – Значит, вопросы задавать умеем!

– Кем ты себя возомнил, человек!? – не унимался ветковолосый; глаза его пылали гневом.

– Человек?! – возмутился Гиди. – Да ты сам, кто будешь, полено!

– Ишь чего! Да меня вся долина знает!

– А меня вся Школа знает!

– В костре я видал твою Школу!

– Ещё б не видал! Тебя ж пинками под зад из Школы выперли!

– Врёшь, лобная волосня! Я сам ушёл!

– Угу! Сам! Сначала с ученицами-первогодками по кустам сам целовался, а потом взял, да и сам ушёл!

– Первогодками!? Барыня-то на третьем году училась!

– Это первая. А вторая? Или то была третья?

– Следи за языком, челядь! – не на шутку воспалил ветковолосый и сжал кулаки.

Но Гиди и не думал прогибаться! Он продолжал кричать на пещерного жителя, приправляя свои проклятья едкими издёвками. Однако, ветковолосый не отставал от врага и хлёстко унижал незваного гостя.

– Эй! – раздался вдруг крик.

Перепалка сразу прекратилась.

На опушке перед пещерой, откуда ни возьмись, объявился старичок с ручной тележкой, груженой горшками, узелками и туесками.

– Зачем озорничаете!? – грозно спросил он у спорящих, которым стало совестно. – Я снеди привёз, господин Линггер. Всё, как просили.

Кудлатый господин Линггер снова поправил мокрые веточки, сделал глубокий вдох, кинул на Гиди гордый взгляд и чинно вернулся за стол. Посыльный же, заметив, что береста в кострище погасла, махнул рукой и пошёл к поленнице искать новый трут.

Тем временем старичок-слуга переставил привезённые им крынки и узелки на стол и принялся раскрывать перед господином яства.

Через несколько минут уютно затрещал костерок. Господин Линггер, жевал тёплый хлеб, запивая молоком прямо из глиняного горшка. Почувствовав запах дымка, ветковолосый обернулся. Он с минуту глядел на Гиди, а затем кивком пригласил гостя к столу. Посыльный не без жадности накинулся на пищу.

– Вообще-то меня по делу метнули, – начал Гиди после того, как запил козьим молоком первый проглоченный ломоть свежего хлеба.

– Метнули… – повторил господин Линггер с набитым ртом. – Выходит, ты всё-таки слуга, раз тебя шлют за учениками, которых якобы выгнали из Школы.

– За учениками? – удивился Гиди. – Какими таким учениками, которых выгнали? На моей памяти тебя одного только и швырнули за порог!

Ветковолосый нахмурился и сдавил рукой кусок хлеба так, что крошки посыпались на стол.

– И вообще я не к тебе, – добавил Гиди, снова принявшись за трапезу.

Пещерный житель выпрямился, а лицо его сделалось спокойным и даже чуть отстранённым.

– Что? Интересно? – ехидно поинтересовался посыльный. —То-то, юный властелинчик! Чаще старших слушай! А шёл я к отцу твоему.

Гиди хотел сказать что-то ещё, но тут ветковолосый господин поднялся и, прихватив туесок с варёной рыбой, молча отправился в пещеру.

– Погоди-ка! – кинул ему вслед посыльный, но тот даже не обернулся. —Это ж какой нахал! Нуониэль!

Слуга стал собирать на тележку грязную посуду.

– Вы уж не серчайте, – обратился к Гиди лохматый старичок. – Господин Тимбер Линггер очень хороший. Просто не по нраву ему об отце толковать.

– Об отце не по нраву, о Школе не по нраву… – сказал Гиди. – А что ему вообще по нраву?

– Всё! – воскликнул слуга, бросил собирать посуду и подсел к посыльному. – Господин Тимбер Линггер обожает всё так, как никто! Долину нашу, селения, лиственницы, реку и даже каждый камушек! И людей, кстати, тоже.

– Хех! – крякнул Гиди. – Когда это нуониэль людей жаловал?! Эти существа нас ни в грош не ставят! Слыхал, как этот твой Тимбер меня челядью назвал? Все нуониэли такие!

Он отвернулся, вздёрнул плечами и громко плюнул в сторону.

– Дети древ! – презрительно процедил Гиди.

– Господин не виноват, что он господин! – прошептал слуга. – Сердце-то у него большое. Только сверху твёрдым сделалось словно камень. Внутри же оно мягкое и тёплое.

– Это у него-то? – злобно спросил Гиди. – У нуониэля? У господина? Это из-за каких таких невзгод и треволнений наш властелинчик сердцем зачерствел?

Ответа не последовало. Гиди прочитал на лице слуги какое-то тупое непонимание.

– Уж ты, хожалый, не серчай, – развёл руками старый слуга, – Гуторишь ладно, да токмо слов таких я не разумею! Мы народ простой; рыбаки. В деревню и то редко ходим, а из Долины и подавно.

– Слушай, а давно этот Тимбер в пещере?

– Давно! – бодро ответил старичок. – Коль помыслить, так и очень!

– Сколько?

– Лето жил, потом весну. И бывшее лето! И той весной! А ранее уже не жил.

– Выходит, полтора года…

– Это как посмотреть, – почесал затылок слуга. – Но два лета точно жил.

– Ясно всё! – махнул рукой Гиди. – А ты сам-то – рыбаком?

– Меня Спешко звать. Хата моя и бабы моей там вон! – он махнул рукой на юг.

– Далеко?

– Час топать, – сказал старик и призадумался, будто вспоминая, точно ли «час». – Ну, тут недолече!

– И ты господину каждый день трапезничать носишь?

– И не каждый! – замотал головой рыбак. – Господин Тимбер по свойству сам за себя. Нам он велит снедь приносить на каждый третий день. Хоть господин и молод летами, а сам за себя, да! Днесь и на охоту выйти может. И после охоты сам к нам заходит.

– Знатный добытчик?

– А он как охотится, так всё по обыкновению пустой возвращается. И голодный! Отъестся у нас в лачужке, выйдет на бережок и сядет в эту свою господскую позу: ноги под себя вывернув. И так час глядит на реку. Присмотришься к нему, а он нет да нет, а камушки гладит. Поправляет их вроде как, чтоб каждый на своём месте остался!

– Полтора года, говоришь, камешки гладит? – сурово спросил Гиди, щурясь на чёрный ход пещеры.

Рыбак не успел ответить, а посыльный поднялся, залпом осушил крынку молока, крякнул, утёр рукавом рот и решительным шагом отправился под скалу.

Это оказалось мрачное и сырое место, с грубо-сколоченными настилами и разбросанным под ногами сеном, которое, судя по запаху, уже заплесневело снизу. Нуониэль сидел на корточках в углу и раздувал в круге из булыжников огонь. Господин периодически кашлял и шмыгал носом. В тусклом свете жировых горелок Гиди заметил, что кругом царит сильный беспорядок: повсюду разбросаны папирусы, свитки, струганые деревянные палки, охотничьи стрелы.

– Значит так, – громко произнёс Гиди, встав руки в боки, – если у тебя есть время торчать под камнями, то мне недосуг: жена и двое сынишек заждались своего блудного папку! Хочешь – не хочешь, а придётся тебе выслушать моё дело.

– Выслушать слугу можно, если только он достаточно вежлив, чтобы представиться, – гордо ответил Тимбер.

– Гиди, – тут же назвался посыльный.

– Гиди? – удивился нуониэль.

– Полное имя – Агидаль.

Нуониэль поднялся и подошёл к каменной плите, служившей чем-то вроде большого стола. На ней были аккуратно разложены кучки каких-то маленьких разноцветных камешков.

– Агидаль, – медленно повторил Тимбер, проведя пальцем по столу. – На ланнийском это означает: «рождённый в огне».

– В ночь, как родился, у нас дом погорел, – объяснил Гиди. – Да что об этом! Уж более сорока лет минуло.

– И чей же ты будешь, Агидаль?

– Агидаль Инранов.

Тимбер резко ударил кулаком по каменной плите и зажмурился, то ли от боли, то ли от отчаяния.

– Дела у мастера Инрана идут, видать, худо, раз он посылает человека к своему бывшему ученику, – засопел нуониэль.

– Говорю же, не до тебя я шёл, а до отца твоего Лария. Инран с ним по молодости дружен был. Вот беда пришла, послал меня к Ларию помощи просить.

– И как? – надменно спросил Тимбер, подойдя к настилу, заваленному ветхими пергаментами.

Нуониэль взял маленькие ножницы и стал нервно кромсать листы один за другим. Обрезки осыпались под ноги и исчезали где-то во влажном сене.

– Экий ты нуониэль! – вздохнул Гиди. – Не хуже меня знаешь, что отец твой уж который год хворой лежит.

– Так и передай это Инрану с почтовым голубем, – предложил Тимбер, не переставая чикать ножницами несчастные листы.

– Инран предвидел это. И наказал мне: коль Ларий болен, то просить помощи у его старшего сына. Но господин Иннер Линггер охраняет закатные границы лесов от жителей равнин. Был ещё один запасной план: второй сын! Да вот только и господин Квивер Линггер далеко: на полуденных границах – сдерживает натиск собакоголовых дикарей кин с болот. И обо всём этом я уже сообщил почтовым голубем мастеру. А он ответил. Тоже голубем: попросил отыскать третьего сына Лария. Тебя! Поверь, у мастера Инрана – твоего бывшего учителя – нет ни малейшего сомнения в том, что ты совершенно не годишься на требуемое дело.

– Отец годится, братья тоже, а я нет… – сказал отрешённо Тимбер. – Дело, видать, большое, неподъёмное.

– Папаша твой – Ларий – был хорошим послом, отслужившим не один десяток лет. Инран хотел отправить его в посольство на полночь, за море. В грядущей войне с людьми равнин нам всякая помощь впрок. Авторитет Лария – серьёзное дипломатическое преимущество. А старшие братья твои уж давно доказали, что могут постоять за себя. Они не пропали бы на чужбине. А что есть у тебя, окромя отцовского имени? А если подумать, то все знают посла Лария Дисидуария. Твоё семейное имя – Линггер! Рука твоя не крепка, Школы ты не закончил… Отца лежачего оставил одного, а сам забрался под камень и сидишь тут, простуженный! Инрану нужен надёжный нуониэль! Такой, кто не подведёт! Кто поможет Лойнорикалису!

– Тебе какое дело до нуониэльских лесов?! – рявкнул Тим и закашлял.

– Вот значит, как! – прищурился Гиди и подошёл к Тимберу совсем близко. – Что же ты думаешь, властелинчик, раз нуониэли из лесов и люди с равнин вот-вот войну начнут, то я за людей буду? Да я в лесах родился! И отец мой тоже! А дед полжизни Инрану служил! Или ты мнишь, что коль вы, нуониэли раза в три дольше людей живёте, то вам эти леса к сердцу ближе? Или, леса родные только для тех, у кого из голов древесные ветки вместо волос растут?

Тимбер не ответил. Он вышвырнул ржавые ножницы, шмыгнул носом, глубже закутался в лохмотья и пошёл в другой угол пещеры, где стал копаться в каких-то вещах.

– У меня тоже нет времени на разговоры, – заявил хриплым голосом Тим, подняв с каменного пола лук, колчан стрел и круглую кожаную сумочку для тетивы. – Я ухожу.

– Не поздновато для охоты? – насмешливо спросил Гиди.

– Да! – отрезал Тим и свалил лук и колчан обратно в угол. – Я – к озеру!

Нуониэль спешно вышел из пещеры. Гиди в сердцах выругался и направился следом.

– А рыбак-то твой, Спешко, ушёл! – заметил Гиди. – И хорошо же ты тут отшельником устроился! Каждый день тебе еды приносят!

– Приносят раз в три дня! – буркнул Тимбер, громко высморкался и, взяв свой походный посох, направился с опушки под кроны золотых осенних лиственниц.

– Погоди! – окликнул Гиди нуониэля. – С тобой пойду.

Тимбер нахмурился.

– Не страшись: более просить помочь мастеру Инрану я не стану.

– И то верно, – согласился на это Тим, шагая по еле-заметной тропинке среди мшистых валунов и крючкообразных лиственничных корней. – Мастер Инран без труда найдёт кого-нибудь более достойного, чтобы отправить послом за море.

– Может найдёт, а может и нет. Народу-то в Школе не осталось.

Тимбер остановился и посмотрел на Гиди.

– А помнишь, как там было, в Школе? – мечтательно начал посыльный. – По тропинкам бегает ребятня, в рощах сидят важные мастера да учителя. Слуги катают тележки со скрижалями, а над хижинами длинные флаги! И все разноцветные! И нет такой деревни, чей флаг не развивался бы над Ученическим Поселением!

Тимбер опустил взгляд. Гиди заметил, что отшельник в первый раз улыбнулся.

– Проблема нуониэлей в том, – заговорил Тимбер, продолжив путь, – что мы малочисленны. Живём мы дольше людей; и это хорошо. Однако нас слишком мало, а люди равнин умножаются числом каждый год.

– И у них есть волшебники, – добавил Гиди.

– Их волшебники – тоже люди, – отмахнулся Тимбер.

– Но у них есть волшебные камни!

– У многих они есть.

– И у тебя?

– И у меня!

Тут уже Гиди встал, как вкопанный и заявил, что не верит. Тогда Тимбер закатил глаза, достал из-за пазухи небольшой льняной мешочек и высыпал оттуда себе на ладонь три ничем непримечательных камушка. От обычных, валяющихся на дорогах, их отличало то, что они казались чуть светлее; будто течение некой реки вымыло из них весь цвет, всю тёмную фактуру горной породы. Поверхность трёх камушков напоминала бледный окрас крыльев мотылька.

– Ха-ха! – залился смехом Гиди, взяв один. – И ты думаешь, что это волшебный камень эниовин?

Шлёпнув губами, Гиди вернул безделушку нуониэлю и двинул дальше по тропе.

– Не знаю, сколько там тебе лет, властелинчик, но я за свои четыре десятка побывал во многих землях. А Равнины Айседолиса я исходил вдоль и поперёк! Да что уж там; до того, как сюда вот прийти, я восемь седмиц на своих двоих топал по Равнинам с поручениями мастера. И поверь мне, я-то видел волшебные камни: это огромные, острые глыбы, торчащие из земли на два аршина!

Гиди остановился и задумчиво посмотрел на Тимбера, грустно плетущегося позади:

– А то и на три!

– Волшебство камня не в размере, – надменно сказал Тимбер. – Оно сокрыто в его сущности.

– Да, да! Напусти мне туману о тайных знаниях!

– Я изъясняюсь простыми словами. Если для тебя это туман, то ты тупица!

– Я хотя бы не выдумываю, что владею эниовинами!

– А я не считаю себя самым умным! – воскликнул Тимбер и толкнул Гиди в плечо.

– Да только дурак поверит, что в такой дыре как эта долина, могут быть волшебные камни! – разозлился посыльный и тоже толкнул нуониэля.

– Я их у отца в сундуке взял! – толкнув спутника снова не унимался Тимбер.

– Так ты воришка! – захохотал Гиди.

– Да ты сам-то поди у меня из пещеры, чего прибрал! Ну-ка выворачивай карманы!

– Я тебе сейчас челюсть выверну! – запетушился Гиди.

Они схватили друг друга за грудки.

– Где тебе меня одолеть, нецветущая башка! – раззадорился Тимбер.

– Да я твои-то патлы сейчас вмиг оборву!

– Эй, вы! – окликнул их появившийся на тропинке позади них слуга Спешко.

Дерущиеся присмирели.

– Вы, господин нуониэль, – начал старичок, – лук свой, стрелы и тетиву опять на охоту забыли!

Он подошёл к Тимберу и вручил ему охотничье добро.

– Опять? – переспросил Гиди и, не дождавшись ответа, тихонько завыл. Затем он махнул рукой и пошёл дальше по тропинке, мотая головой и что-то бормоча себе под нос.

Через час нуониэль, посыльный Гиди и Спешко подошли к горному озерцу. Небольшой водоём был окружён высокими каменными стенами, а густой лес рос прямо у воды. Слуга смастерил удилище, приладил к нему лесу из льняной нити, закрепил на ней поплавок из бересты, грузило и снасть. Выбрав укромное место, старичок закинул удочку и стал терпеливо ждать клёва. Гиди нашёл ровную опушку и развёл костерок, над которым стал запекать кусок хлеба, прихваченный с утренней трапезы. Полдень едва миновал, а посыльный мастера Инрана, поймав пробившиеся сквозь золотые кроны лиственниц лучи ещё тёплого солнца, стал клевать носом.