Одним словом, если вы хотите представить себе лицо Арика Шумана, вспомните, как выглядит черный, именно черный шахматный конь.

Себя со стороны в те годы я, к сожалению, не видел. Потому было во мне много радости. Не учили нас рассматривать себя в зеркале. Нас учили не рассматривать себя в зеркале. Потому было в нас много радости.

Арик то гневался, то смеялся. Алеша чаще бывал задумчив. Одним словом, все люди разные. Потрепанная фразочка, конечно, но лишний раз вспомнить не мешает.

Вообще я не боюсь банальностей. Нисколько не боюсь. Для меня самые простецкие, тысячу раз говоренные слова остаются живыми, если в них присутствует хоть какой-нибудь смысл. Хотя смысл – штука опасная, с ним надо быть осторожным.

Не все слова содержат в себе смысл. «Муа-муа», например, смысла не содержит. Оттого проникает прямо в сердце.

Мне думается, в тот самый момент, когда человек приходит к пониманию, что все предрешено и начинаются в нем подлинные метаморфозы и деформации.

Возможно, ошибаюсь.

Хотя, навряд ли.

В том, что Алеше сорок пять лет, а он все еще Алеша нет ни грамма странности. Он и сам себя так называет. Согласитесь, нелепостью было бы именовать самого себя Алексеем Ильичом.

Персоны

Подозреваю, что некоторые персоны обращаются к себе по имени-отчеству. Подозреваю, что таких немало. Если подумать хорошенько, я мог бы указать несколько человек среди своих знакомцев. Несколько персон. Но это совсем не нужно. Никому не нужно. И мне в том числе.

Персона – это маска. Мы с Ягнатьевым – не персоны, надеюсь. Впрочем, как знать.

Только представьте себе, как оно выглядело бы со стороны, когда кто-нибудь, пусть я, придумал бы принимать ванну в маске. Я не имею в виду косметическую маску. В косметике я не силен. Речь идет о самой обыкновенной маске с завязками на затылке. Глупо и стыдно.

Мне совестно всегда. Или почти всегда. Оттого тешу себя надеждой, что я по праву русский человек. Мало того, русский провинциал. Жизнь удалась в Бокове Хотя, наверное, правы те, что утверждают будто по-настоящему русского человека теперь не сыскать. Столько всего в нас намешано! Думаете только Монголия? Не исключение – вышеупомянутые Япония и Китай.

Как слепая куколка Япония могла поглотить Поднебесную? А что, если это задуманное свыше слияние? Что, если в каждом японце живет китаец, а в каждом китайце – японец? Вот – вопрос!

Надобно исследовать. Непременно надобно исследовать.

Не исключено, что в нас с рождения присутствует и Дания. Иначе откуда в нас такая любовь к Русалочке и безутешному принцу Гамлету?

Бедный Арик!

А что, если Дания – его обетованная земля? Он же ничего не объяснил.

Гамлет

Величие Гамлета не в поисках справедливости, но в растерянности, сумятице.

Космос

У меня всегда развязывается шнурок на левом ботинке. Именно на левом.

Космос всегда оставался для меня чем-то неестественным, надуманным.

Вольнодумство шнурка на ботинке – единственное, что связывает нас с Гагариным.

Может быть, еще скромность.

Отчество Гагарина – Алексеевич. Не исключено, что, оставшись наедине с собой, отец первого космонавта называл себя Алешей. Как и я. Как и мой герой.

Я не в силах постичь, что такое вселенная. Равно, как и представить себе бесконечность не в силах.

Еще жива Валентина Терешкова. Тоже скромная женщина.

Когда я говорю «вселенная», отчего-то представляю себе остывшую манную кашу, которую ненавижу с раннего детства. Хотя отдаю себе отчет в том, что вселенная – это и небо, и камни, озера, и травы, и деревья… И озера, и камни, и прочие плоды Божьего вдохновения, коих по причине природного равнодушия в большинстве случаев мы не замечаем.

Намеренно не включаю в список разнообразные планеты и кометы, так как не имею представления о том, как они выглядят на самом деле. Картинки в энциклопедии – всего лишь картинки. Если, рассматривая картинки, я еще могу вообразить себе ту или иную птицу или животное, так как имел с ними дело, полноценно помечтать о каком-нибудь Сатурне не могу. Вот почему космонавты заслуживают всяческого уважения, и даже восхищения.

Теперь космонавты незаслуженно забыты. Равно как конка, керогаз и пяльцы. По-настоящему эти предметы уже не привлекают внимания человечества. Безусловно, о них можно прочесть, услышать в новостных программах, но это уже не то. Совсем не то.

То же самое ожидает и картошку в мундирах.

Однажды в детстве, когда я болел и, накрывшись пуховым платком, дышал над картошкой в мундирах, Дед-фронтовик изрек: «Ты не должен забывать, где и с кем живешь. Мы – твои радость и гордость».

Я не забыл.

Имя

С отцом Ягнтьева связывает мягкий «эль» в именах. Илюша – Алеша. Илья – Алексей.

Мы время от времени роемся в судьбах предков. Ищем аналогии. Иногда находим. Часто находим. И что с того?

Однажды в детстве, когда Алеша болел и, накрывшись пуховым платком, дышал над картошкой в мундирах, невидимый Дед-фронтовик изрек: «Ты не должен забывать, где и с кем живешь. Мы – твои радость и гордость».

Алеша не забыл.

Арик Шуман

У Арика не было Деда-фронтовика. Его дед был кларнетистом.

Кларнетистом и путешественником.

Страстно любил кларнет и путешествия.

Играл на кларнете и путешествовал.

Путешествовал и играл на кларнете.

Он был неудержим, этот Дед-кларнетист. Все время путешествовал. Развлекал соседей по плацкарту игрой на кларнете.

Не исключено, что он и теперь путешествовал бы, когда бы его ни расстреляли.

А так в роду Шуманов много долгожителей.

В интонациях кларнета есть что-то скандальное, согласитесь.

Кроме того

Кроме того, за нами постоянно кто-то наблюдает. За каждым из нас. Без исключения. По большей части мы этого не замечаем. Те же, кто замечает, тщетно строит догадки, кто этот соглядатай, и чего он хочет. На самом деле опознать, а, стало быть, и понять наблюдателя невозможно.

Следует ли не обращать на это внимание? Наверное, следует.

Хотел бы я не обращать на это внимание? Наверное, хотел бы. Но у меня не получится. Вот и драма.

А, может статься, трагедия.

Или комедия.

Уже не важно. Уорхол жанры отменил.

Алеша ни на минуту не забывал о том, что за ним наблюдают.

Прежде ему казалось, что это проделки жены Веры. Во всяком случае, наблюдение каким-то образом с ней связано. С этой умной, красивой, желанной, но в то же время взрослой и опасной женщиной.

Но когда она, наконец, ушла, чего следовало ожидать уже после первого дня супружеской жизни, наблюдение все равно продолжалось.

В первый день супружеской жизни Алексей напился и спрятался от обрушившегося на него счастья в платяном шкафу. Там и уснул до вечера следующего дня. Со всяким может случиться.

Первое, что услышала от Ягнатьева молодая жена после того как он покинул шкаф, было, – Я, например, никогда не видел живого ленивца.

Алеша, как и я обожает животных.

Невинная фраза, мягко говоря, озадачила молодую.

Не думаю, что Алеша мечтал о свадебном путешествии по Южной Америке. Просто вспомнил о ленивцах. Может быть, они ему снились. Кроме того, он, конечно, испытывал ужасную неловкость.

Впрочем, ход мыслей Алеши непредсказуем и неуловим.

Зачем Вера вышла замуж за чуждого и чудаковатого Алешу?

Кто знает?

Так или иначе, ушла однажды.

Наблюдение, разумеется, продолжалось.

Хочу хотя бы на время забыть о том, что за мной наблюдают.

Знаю одно замечательное упражнение.

Приступаю.

Я – вселенная.

«Вселенная» – ужасно, но иначе ничего не получится.

Упражнение подсказал мне один знакомый психолог. Левый глаз его немного косил. Как же его звали?

Как правило, психологи глуповаты и чудовищно косноязычны. Среди них немало людей со сходящимся косоглазием. Почему, интересно?

Итак.

Я – вселенная.

Сосредоточиться. Как будто это – мой последний шанс. Так рекомендуется.

Я – вселенная.

Во мне множество сочащихся светом озер, трав и деревьев.

Немыслимая бесконечная энергия.

Я напрягаю свою волю и забываю о том, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Нет никого больше.

Пока я не призову того, кто мне понадобится, буду один.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Сейчас мне никто не нужен.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я забываю, что за мной наблюдают.

Я один.

Один, как и положено вселенной.

Никто не спасет меня, если я погружусь в воду с головой и наберу полные легкие воды.

Это уже случайная мысль. К упражнению отношения не имеет. Произносить не нужно.

Все. Освободился от наблюдения.

Надолго ли?

Вот, упражнение вспомнил, а имя психолога забыл.

В последнее время все валится из рук.

Все из-за грядущей весны.

Или минувшей осени.

Не имеет значения. Уорхол времена года отменил.

В ванне

Лежу в ванне. Пытаюсь сочинять роман об Алексее Ильиче Ягнатьеве.

Ничего я не пытаюсь. Ни одной мысли. Роман пишется сам по себе.

Авторам только кажется, что это они пишут. На самом деле романы пишутся сами по себе. Бывают, конечно, исключения. Но в таком случае на хороший роман рассчитывать не приходится.

Лежу в ванне. Лежу в ванне и все. Время от времени открываю глаза – изучаю потолок с узорами.

Ягнатьев же до ванны покуда не добрался. Только настраивается.

Он болеет после многодневного запоя и ему тяжело.

Несмотря на то, что мы тезки, мы – разные.

Несмотря на то, что он – это я в третьем… четвертом, простите, лице, я – это я, Алеша – это Алеша.

Я особо не жалую критиканства и чужд назидательности, нет-нет, да и примечу в окружающих ту или иную особенность, вывих какой-нибудь, нелепость или непорядок. Критикую себя, но справиться с собой не могу. Вот зачем я привязался к психологам? От них много пользы. Один мудрый человек сказал, что психологи – священники атеистического века. Или речь шла о психотерапевтах? Не важно.

Не без сарказма отметил, что многие из них страдают сходящимся косоглазием. И что с того? Да разве рады они этому обстоятельству? Бедолаги не забывают об этом ни на минуту. Им хорошо бы никуда из дома не выходить до конца дней. Однако же они преодолевают себя и идут. Навстречу людям.

А разве театральные критики, или повара не страдают сходящимся косоглазием?

А чиновники? Сколько чиновников страдает сходящимся косоглазием! Врожденным или приобретенным. Им несть числа. И что с того?

А то, что это не случайно.

Вероятнее всего не случайно.

Хорошо было бы в романе исследовать и этот феномен.

Знавал я одного театрального режиссера, страдавшего косоглазием. Врачи вмешались и дефект исправили. И что вы думаете? Дефект исправили, а постановки его впоследствии так и оставались постановками косоглазого человека.

Непременно позже вернуться к чиновникам. Не забыть.

А разве сам атеистический век не страдает сходящимся косоглазием? Да что об этом говорить!

Брем

Мы изумительно похожи со своим отцом. Правда, он был бухгалтером, но тоже очень скучал по животным. Его, например, интересовали ленивцы. Ловлю себя на том, что и я с годами все чаще думаю о них.

С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды…

С тем, чтобы отвлечься от ужаса ледяной воды, перед погружением Алеша старался думать о ленивцах…

Вот с чего, пожалуй, начну я свой роман.

Я прекрасно помню тот день, когда в нашем доме появился сандаловый трехтомник Брема, страницы которого источали аромат ванили. У фолиантов были тяжелые страницы и, шепотком над литографиями, папиросная бумага.

Маленький Алеша боялся своим дыханием спугнуть серебристую паутину рисунков, способных при особом освещении оживлять изображенных на них зверей.

Теперь, будучи физиологом, я отлично знаю, как много общего в организмах человека и свиньи. Но упаси меня Бог свернуть с тропы дарвинизма. Мой удел до конца дней играть роль последовательного и грубого материалиста. Это – мой мундир. Только представьте, как он жмет!

Интересно, когда закончился род Адама? А он очевидно закончился. Когда и где?

Отчего-то кажется мне, что у Адама бороды быть не могло. Хотя не думаю, что во времена Адама существовала опасная бритва. Просто, в отличие от Дарвина или Толстого, у Адама борода не росла.

Алексей Ильич и бродяга

Бродяга откупоривает бутылку, делает глоток, протягивает ее Ягнатьеву:

– Намерены навестить зыбкий мир, уважаемый?

– Вы называете это зыбким миром? – пригубив и поперхнувшись, спрашивает Ягнатьев.

– Что?

– Опьянение называете зыбким миром? – вновь спрашивает Алексей Ильич.

– Любите упрощать? – вопросом на вопрос отвечает бродяга. – Я, конечно, мог бы назвать выпивку зыбким миром, когда бывал бы трезв хотя бы раз в неделю. Впрочем, раз в неделю, пожалуй, случается. Иногда два раза. Не лучшие дни. Прямо скажем, поганые дни. Какой уж там зыбкий мир!

– А что такое зыбкий мир?

– А вы не знаете?

– Представления не имею.

– Куда же вы намылились в таком случае?

– Просто гулял, прогуливался.

– Чушь собачья! В вашем возрасте никто просто так не прогуливается. Только я могу себе позволить прогуляться просто так. Но я – свободный человек. И я младше вас. По паспорту, может быть, старше, а так много младше. И не спорьте. Я этого терпеть не могу. Спорят чудаки. А я, в отличие от вас не чудак.

– Я не хотел спорить.

– А чего хотели?

– Вы сказали «зыбкий мир», хотел узнать, что это такое.

– А вы не знаете?

– Нет.

– Куда же намылились?

– Никуда.

– Что, не понравился мой напиток?

– Хороший напиток, – соврал Ягнатьев,

– Выпьете еще?

– Нет, спасибо.

– Что так?

– У меня еще много дел.

– В зыбком мире?

– Я не знаю, что это такое.

– Все вы знаете. Играете со мной. Со мной играть не нужно… Ну, хорошо, попробую объяснить. Где мы сейчас с вами находимся, знаете?

– Знаю.

– Как называется?

– Не знаю.

– Так вот, это – зябкий мир. А есть зыбкий мир. Зыбкий мир – другое. Совсем другое. К слову, еще неизвестно где лучше. Теперь ясно?

– Нет.

– У вас, я вижу, неприятности?

– Ничего особенного.

– Надумаете рыдать, смело кладите мне голову на колени.

– Я не собираюсь рыдать.

– Смело кладите. Не растаю.

– Спасибо, воздержусь. У меня все нормально.

– Я же просил не играть со мной!

– Я не…

– Ну, хорошо, давайте поиграем.

– Я не хочу играть.

– Можете представить себя котом?

– Зачем?

– А вы, что же, не любите котов?

– Скорее равнодушен.

– Ой, напрасно! Лично я котов очень уважаю. Разве вам не хочется, чтобы вас уважали?

– Меня и так…

– Не лгите! Ни мне, ни себе! При той игре, что вы затеяли лгать ни в коем случае нельзя!

– Да какая игра?!

– Вам виднее… Бедный, люди совершенно измучили вас, хотя вы этого не заслужили. Разве не так?

– Пожалуй, пойду, что-то голова кружится!

– Вам прежде нужно прийти в чувство. На глазах разваливаетесь. Выпьете еще?

– Нет.

– У меня котов тридцать шесть душ. Каждый – уникум. Утешают меня, спать укладывают. С крысами дружат. Крыс любите?

– Нет.

– Ой, напрасно! С крысами дружить нужно. Восхищаться можно. И не только что восхищаться, а дружить надобно… Вас, стало быть, ленивцы интересуют. Одобряю. Хорошие животные. Аристократы. Как мы с вами. Но они в наших краях не водятся. Можете мне верить.

– Какие ленивцы? При чем здесь ленивцы?!

– А о жене забудьте. Выбросите из головы.

– Почему вы вспомнили мою жену?

– Плюнуть и растереть. Лучше подарите себе детскую железную дорогу. Вот это будет подарок!

– Вы разве знаете меня?

– А вы изменились.

– Откуда вы меня знаете?!

– Я в этом городе всех знаю. А хотите, отправимся ко мне. Я в подвале живу. Здесь неподалеку. Подвал теплый, прохладный. Хороший подвал. На зависть. Остались еще в зябком мире такие благословенные уголки где можно укрыться от бурь и ничтожеств. А в Америке в коробках живут, слыхали? Все же они там клоуны. Они и на похоронах пляшут, слыхали?.. У вас есть деньги? Хотите, в запой уйдем? Милое дело. Соглашайтесь.

– Нет, спасибо.

– Ой, напрасно! Отдохнете, оклемаетесь.

– Вынужден отказаться.

– Высокопарно выражаетесь. Я тоже люблю. Это природное. Однако народ в массе не приемлет. Народ по матушке приемлет. Народ аристократов не жалует. Зависть. Гиблое дело… А знаете что? Я буду звать вас Себастьяном.

– Почему?

– В зыбком мире с этим именем вам будет проще. С этим именем и в образе кота. Можете мне верить.

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

– Напутствую.

– Вы, наверное, болеете?

Бродяга улыбается:

– Подразумеваете душевную болезнь? Душевную или духовную? Наверное. Наверняка. Дух духовный, слыхали?.. Не злитесь. Вам не идет.

– Пойду я.

– Конечно. Опаздывать нехорошо. И впредь держитесь подальше от женщин, Себастьян, мой вам совет. А доведется числом тринадцать встретить, бегите, что есть мочи. Или прячьтесь.

Разводы

Разводов становится все больше. Это наверняка связано с нумерологией.

Ленивец и ягуар

С тем, чтобы отвлечься от грядущего ужаса ледяной воды, перед погружением Алеша старался думать о ленивцах.

Я же не думал о ленивцах. Не думал, поскольку не вспомнил. А подумать как раз следовало бы. Это очень и очень отвлекает в пору испытаний и волнений.

То, что однажды увидел я в передаче Национального географического общества, лишило меня сна на трое суток. Ягуар пожирал ленивца. Но это – не самое страшное. Потрясением для меня явилось то, что ленивец при этом улыбался. Какое счастье, что в моем детстве, в томике Брема, ленивец был на одной странице, а ягуар на другой!

Милые создания. Мне хотелось бы дружить и с одним и с другим.

Теперь не остается сомнений в том, что программы Национального географического общества не образовывают, а изощренно убивают. Сегодня ленивец, а завтра, быть может, и ягуар?!

Сегодня – ты, а завтра – я?!

Да, Алеша прав, мир действительно изменился.

Во время просмотра передачи Национального географического общества, а также последующие трое суток Ягнатьев ощущал себя тем самым ленивцем.

Он и теперь представляет себя ленивцем. Вот только улыбаться так лучезарно, безмятежно не умеет. Не умеет или не хочет.

Эх, нужно было писать роман о бродяге.

Позже напишу и назову «Знаменосец».

Поэзия