Глава IV. Фрейм «Неофит»

Из наставлений Имперской армии Её Императорского Величества: «…Также предписывается оказывать медицинскую поддержку и расположение военнопленным, допускается смотреть на них чуть сверху и искоса, чтобы чувствовали благожелание, но и превосходство ваше…»

Следующее, что вспомнил: я попытался открыть глаза. Получилось не сразу. Комната. Как госпиталь вроде. Но не для «сирых», а вроде как для вельмож. Всё белое.

Рядом стояли двое: не черти, люди вроде, только разные, один на другого не похож… Первый был конопатый, с завитушками в каком-то мудрёном пенсне, закреплённом на ушах. У нас такое носил дьякон. Этот конопатый что-то объяснял второму – лысому, жилистому военному. А белый халат, как я слышал, в хороших больницах даже военных заставляли надевать, и те не перечили. Я понимал, что этим могу всё рассказать: отбили, получается, меня у чертей. Уже не знаю, как это случилось: наш-то князь струсил, убежал, а император сумел-таки победить. И меня смогли найти – в аду или где-то ещё. Я даже заплакал.

Но стоило мне застонать, как конопатый встрепенулся, взглянул на меня – и его взгляд изменился. Он сразу забегал, засуетился, всё бормотал на своём языке, спрашивал что-то, а я, как рыба, только открывал рот, не понимая ни слова. Может, он иностранец? Могут же у нас врачи-иностранцы быть! Хотел его обматерить на нашем – так все слова вылетели. Наши-то матюги каждая зараза с любой точки света понимает.

Вдруг военный что-то ответил, причём серьёзное что-то – у очкарика аж глаза что медяки сделались. Тот вновь забегал, сначала с железной палкой какой-то, к голове моей её всё прикладывал, потом будто трубу надел, цокнул: видимо, что-то не понравилось. Другую взял, снова…

А я только трясся, глядя на военного… и вдруг увидел, что у него халат немного сбился, а из-под халата чёртова кожа торчит! И у меня потемнело в глазах. Понял я, что вот он, ад. Я теперь совсем один, а они меня родной страной дразнить станут или Молота ко мне присылать – и каждый раз нового, а тот будет говорить, что один раз ударит, и будет это вечно… Тут же захотелось умереть, убежать, заснуть, но сил не было.

Тут конопатый подошёл и напялил мне на голову что-то вроде тазика. Я подумал, что пытать будут. У них, конечно, все было не как у нас – дыба, пальцевёртка там, ногтеснималка: они одну свою адскую песню споют – и поминай как звали.

Потом я как будто захворал. Эти двое вышли, а я всё не мог пошевелиться и в то же время так хотел вскочить и выбежать куда-нибудь. Я даже комнату уже не осматривал. Я помнил, что всё здесь белое: стены, потолок, пол, табурет прикроватный, да что-то яркое на потолке.

Единственно, на одной из стенок выделялся какой-то чёрный круг. Я сначала посмотрел и забыл – кто их знает, зачем он. Потом боковым зрением заметил: в нем постоянно что-то мелькало, причём настолько быстро, что я даже не смог разглядеть – просто что-то светлое, двигающееся по дуге. Это что-то пролетало примерно раз в минуту и, признаюсь, на какое-то время стало единственным моим развлечением. Я просто наблюдал за движением в круге, таким же непонятным, как и всё окружающее.

Наконец, те же незнакомцы вернулись. Получается, они ещё не поняли, что я их разгадал, дальше собирались играть. Говорить, что всё хорошо, а как только я поверю… И вот «чёрт» в простыне белой снял непонятную штуку, а военный спросил на чистейшем нашем:

– Ну, и как вас угораздило?

Я задумался, что ответить, но только разевал рот. Надо ли отвечать? Зачем спрашивает? Хотел сказать им, мол, Молота ведите, а язык не слушается – страшно.

– В шоке он, что ли? – спросил военный.

Второй пожал плечами:

– Шок пройти должен был. Может, боится.

– Кого?

– Вас.

Военный засмеялся.

– Да не бойся ты, – произнёс он с весёлым прищуром и ткнул в плечо, но всё равно казался расстроенным. – Повезло тебе – считай, один выжил. Как угораздило-то?

Один. Как это – один? Всеслир сожгли? Напугать хочет дьявольское порождение? Не буду ему ничего говорить – пусть подавится.

– Не помнишь?

Я молчал.

– А вот лучше бы вспомнил. В общем, погибли все. Испарились. Только скафандры остались, а тебе вообще повезло – в момент отказа что-то с настройками случилось, и он тебя узнавать перестал. Случись выстрел на минуту позже – и тебя бы тут тоже не было. Как так получилось, что из вашего отряда остальные четверо шлемы сняли? Ведь Устав един для всех! – Он посмотрел на меня мрачно и продолжил: – Ладно, Декстер Новик… Не о том. В общем, смотри: мы сейчас летим на «Неофит». Оттуда есть прямой до Ах-Каха… Ты же оттуда? Окраина та ещё, лететь будешь цикл, не меньше, но в криосне, сам понимаешь. Родной язык хоть не отшибло?

– Нет, – ответил я, от удивления нарушив своё обещание, и с ужасом понял, что и слово знакомое, но язык ворочается совсем по-другому! Получается, от собственного языка меня отучили!

– Вы что наделали? – глядя на этих, просипел я.

– Не волнуйтесь, – встрял очкарик, – через пару дней привыкните, а если надо будет говорить на вашем родном языке – просто попытайтесь сконцентрироваться на произношении слова.

Я, уже ничего не понимая, уронил голову на подушку и закрыл глаза. Эти вроде как ушли, и лишь через закрывающуюся дверь я услышал фразу военного:

– Вечно с низшими проблемы…

Всё увиденное за последние часы настолько не вязалось с представлением о Молотах, что в голову лезли самые разные мысли – от похищения меня каким-то тайным культом Бака до вторжения етусцев под видом Молотов в Амовию. Непонимание было, пожалуй, хуже всего, а потому я решил при первой же возможности спросить, что происходит. Но о чём спрашивать? О родной деревне? И кого? Чертей, которые её уничтожили, просто чтобы срезать путь?

Чем дальше, тем больше я смирялся с мыслью, которая не оставляла меня последние дни: это были не черти. Конечно, пророчества гласили… Но не похоже как-то на Молота Бака… Может, Нюха спасал нас не от чертей, которыми пугают в церкви, а от другого, более понятного, но более страшного зла? Может, эти – враги с других планет? Вспомнились слова дьякона, которыми тот завершал каждую проповедь: «Бойся Молота, но трижды бойся стать Молотом».

Когда в следующий раз очкарик с военным пришли навестить меня, я набрался смелости и спросил:

– А что с… – Я замешкался. – С планетой?

– С планетой?.. А, ты про С-два-С-восемьдесят пять-П-три? Ничего. Коррекция остановилась, верховный совет опять шалит.

– Что?..

– Да там же половина из этих… партии зелёной травы и цветочков. Вот и перетягивают одеяло на себя. Думаю, ещё два года ничего не будет. К тому же по секрету, но, в общем-то, я с ними согласен – они говорят, что зря туда ваш отряд послали.

– Два года… – повторил я, ничего из сказанного не понимая, и военный поспешил пояснить, впрочем, из его слов я ничего нового не извлёк:

– Два года не по тамошнему времени, по У. И. В.

Я решил больше не задавать вопросы. Какой-то «фрейм», «цикл», «криосон»… Стоп, он сказал, что мы летим? Значит, мы ещё не в аду? Или они по-прежнему в какую-то игру играют? Окон не было, только всё до тошноты белое. Оно давило на меня так, что глаза болели. Когда они вышли, я закрыл глаза, и мне вроде как полегчало. Тогда я уснул. Сны снились бредовые: что-то про Нору, про наших солдат, про этого военного.

Разбудил меня тот же очкарик, уже с отросшей щетиной, в других очках. Волосы у него вроде раньше были подлиннее.

– Вставайте, одевайтесь! – Он кинул мне на кровать какой-то комок. – Когда выйдете, повернёте направо, дальше – по указателям к выходу. Документы и деньги выдадут там же.

Сказал и вышел. Понятнее не стало. Впрочем, вспомнив Пылю, говорившего про дороги, Бояра, учившего драться до конца, и Заша, нескладного, но всегда считавшего Молотов не сильнее людей, я решил им подыграть. Долго я разбирался, как надевать их одежду: штаны то ли правильно, то ли задом наперёд, тонкая рубаха могла порваться о первый же сучок. Были ещё какие-то мешки вроде как на руки, некуда было сунуть пальцы, что неудобно. Когда решил надеть на ноги – подошли. Было что-то наподобие валенок, только поменьше… Словом, кое-как разобрался.

Когда я вышел в коридор, столкнулся с ещё одним военным, который пристально посмотрел на меня и сперва приложил руку к виску, как я понял – это у них что-то вроде приветствия, – а потом вдруг рассмеялся. Я думал двинуть ему в челюсть, затем заметил, что он указывает мне на штаны. Я опустил взгляд: там что-то блестело. Я дёрнул странную штуку вверх – та поддалась.

– Ничего, солдат, не боись, я после контузии не то что ширинку застегнуть – и подтереться не мог!

«Ширинка» значит? Запомним…

Я улыбнулся в ответ и зашагал дальше. Смотрю – и надписи их, буквы чудны́е, а вот слова понимаю вроде как, а вроде и нет. Вот что такое «резервный преобразователь энергии»?

Бредя с такими мыслями, я столкнулся ещё с одним незнакомцем, который протянул мне руку. Я видел уже, как они тут здороваются и ответил на рукопожатие не так сильно, как когда за ветку хватаешься, но и не так слабо, как собра чешешь, а в меру. Их, чёртову, меру.

Незнакомец повёл меня дальше, к столику и что-то сообщил сидевшей там женщине. Та похлопала на меня глазками и сказала что-то моему спутнику.

– Фотографию сделать надо, садись.

Я сел. Я никогда не видел фотографий, только слышал, что Бояр рассказывал. Что-то щёлкнуло, а я испугался и зажмурился. Эти двое расхохотались, и мужик сунул мне что-то под нос. Я взял в руку какую-то пластину, на которой расположились моя фотография, несколько строчек, квадраты…

– Первый раз, что ли. Господи, наберут из низших миров, потом каждому объясняй, как на велосипеде кататься…

Потом мужик этот опять сказал что-то собеседнице, она что-то протянула ему, а он опять сунул мне. Это была ещё какая-то карточка.

– Вот, зарплата твоя и компенсация. Или тебе лучше наличкой?

Кто его знает, что лучше: компенсация или наличка? Я решил попытать счастья:

– Наличкой.

– Хорошо, сейчас будет…

Он вернул карточку женщине, а та передала ему пакет.

– Вот двадцать тысяч, советую положить куда-нибудь в банк. Лучше «КФИМ Банк», у тебя там как у военного процент повышенный.

– Хорошо, – улыбнулся я, все ещё ничего не понимая. Только опасение у меня появилось, вернее, догадка, будто за своего меня приняли… Вот только кто принял? И за какого именно своего?

Я побрёл к выходу. Двери у них тоже оказались – чудо света, сами открывались, сами закрывались. Я читал в газете, что в императорском квартале такие недавно поставили. И дышалось здесь легче, что ли, а вид открылся незабываемый. Я увидел необычный спуск: не как у нас, дорожки да настилы, а как будто маленькие уступы из железа, а сбоку ручка, чтобы держаться за неё, пока идёшь.

Я аккуратно спустился, стараясь не сбиться. Чувствовал я себя при этом, конечно, как будто через корни в лесу перебирался. Потом уже я узнал, что у них тут везде так, и называется «лестница», а кубы вдалеке и какие-то будто штыки ещё дальше, а ближе – что-то вроде дороги, по которой ездили очень быстрые и большие капли. Солнце было, как у нас, только желтее. А кубы тянулись до самого неба и терялись в облаках. Получается, это не кубы уже, а как их… Параллелепипеды, во. Вдалеке виднелся лес, а за ним поблескивало что-то серенькое, но отсюда толком не видать. Если это и был ад, то явно не такой, каким пугали малых детей. Впрочем, к тому времени я уже и думать забыл про Молотов – тут наверняка что-то другое.