Дерек Скотт

В тот вечер, 30 июля 1994 года, первые криминалисты из полиции штата и наш шеф, майор Маккенна, прибыли на место преступления не сразу. Оценив ситуацию, Маккенна отвел меня в сторону и спросил:

– Дерек, это ты первым приехал в Орфеа?

– Да, майор, – ответил я. – Мы с Джесси тут уже больше часа. Раз я старший по званию, мне пришлось принимать некоторые решения, в частности перекрыть дороги.

– Правильно. И ситуация, похоже, под контролем. Ты способен взяться за это дело?

– Да, майор. Почту за честь.

Я чувствовал, что Маккенна колеблется.

– Это будет твое первое крупное дело, – сказал он, – а Джесси еще неопытный инспектор.

– У Розенберга отличный нюх, – заверил я. – Положитесь на нас, майор. Мы вас не подведем.

С минуту подумав, майор кивнул:

– Хочется дать вам шанс, Скотт. Вы с Джесси мне нравитесь. Но смотрите не облажайтесь. Ведь когда ваши коллеги узнают, что я доверил вам такое важное дело, крику не оберешься. С другой стороны, могли бы просто быть здесь! Где их всех, к дьяволу, носит? Разъехались по отпускам, что ли? Дебилы недоделанные…

Майор окликнул Джесси и гаркнул в сторону, так чтобы всем было слышно:

– Скотт и Розенберг, поручаю расследование дела вам!

Мы с Джесси были полны решимости оправдать доверие майора. Всю ночь мы провели в Орфеа, собирали первые сведения. Когда я высадил Джесси у его дома в Куинсе, было почти семь утра. Он предложил мне зайти выпить кофе, я согласился. Мы оба валились с ног от усталости, но были слишком взбудоражены, чтобы уснуть. На кухне, пока Джесси возился с кофеваркой, я стал записывать свои соображения.

– Кто мог иметь такой зуб на мэра, чтобы убить его вместе с женой и сыном? – произнес я вслух, написал эту фразу на листочке и прилепил на холодильник.

– Надо расспросить его близких, – предложил Джесси.

– Что все они делали дома во время открытия театрального фестиваля? Они должны были быть в Большом театре. Да еще эти чемоданы с одеждой в машине. По-моему, они собирались уехать.

– Спасались бегством? Но почему?

– Это-то мы и должны выяснить, Джесси.

Я прилепил на холодильник второй листочек, а он написал на нем:

Были ли у мэра враги?

В дверях кухни появилась сонная Наташа – наверно, ее разбудили наши голоса.

– Что такое стряслось вчера вечером? – спросила она, прижимаясь к Джесси.

– Резня, – ответил я.

– “Убийства на театральном фестивале”, – прочитала Наташа на дверце, открывая холодильник. – Звучит как хорошая детективная пьеса.

– Может, это она и есть, – кивнул Джесси.

Наташа достала молоко, яйца, муку и, выставив их на стой ку, собралась жарить оладьи; налила себе кофе, еще раз взглянула на бумажки и спросила:

– Ну, какие у вас предположения?

Джесси Розенберг

Воскресенье, 29 июня 2014 года

27 дней до открытия фестиваля

Поиски Стефани не давали ровным счетом ничего.

Уже сутки весь округ был на ногах. Тщетно. Подразделения полиции и волонтеры прочесывали окрестности. Приступили к работе группы кинологов и водолазов, был вызван вертолет. Волонтеры расклеивали объявления в супермаркетах, обходили магазины и заправочные станции в надежде, что какой-нибудь посетитель или служащий заметил Стефани. Мейлеры-старшие выступили с заявлением в прессе и на местном телевидении, показали фотографию дочери и призвали всякого, кто ее увидит, немедленно известить полицию.

Все рвались участвовать в общем деле. “Кодиак” угощал прохладительными напитками всех, кто принимал участие в поисках. “Палас дю Лак”, один из самых шикарных отелей, расположенных в окрестностях Орфеа, предоставил одну из своих гостиных в распоряжение полиции. Помещение использовалось как сборный пункт волонтеров, желающих присоединиться к операции: оттуда их направляли в зону поисков.

Мы с Анной сидели в ее кабинете в полиции Орфеа и продолжали расследование. Поездка Стефани в Лос-Анджелес оставалась полной загадкой. Именно по возвращении из Калифорнии она внезапно сблизилась с полицейским Шоном О’Доннелом и стала всеми силами рваться в полицейский архив. Что она там могла найти? Мы связались с отелем, где она останавливалась, но ничего полезного нам не сообщили. Зато, разбираясь с ее регулярными поездками в Нью-Йорк – они подтверждались списаниями дорожной пошлины с ее кредитной карты, – мы обнаружили, что у нее было несколько штрафов за парковку в неположенном месте и за превышение времени; ее машина даже побывала на штрафстоянке. Причем произошло это все на одной и той же улице. Анна без труда нашла список находящихся на улице учреждений: рестораны, врачебные кабинеты, адвокатские конторы, хиропрактики, прачечная. А главное – редакция “Нью-Йорк литерари ревью”.

– Как это? – удивился я. – Мать Стефани утверждает, что дочь в сентябре уволили из “Нью-Йорк литерари ревью” и она как раз поэтому переехала в Орфеа. Зачем ей туда ездить? Какой смысл?

– Так или иначе, даты дорожной пошлины совпадают с датами штрафов, – сказала Анна. – И, насколько я вижу, протокол на нее составляли в точках, расположенных неподалеку от здания, где находится редакция журнала. Давай позвоним главному редактору и спросим, – предложила она, доставая телефон.

Номер она набрать не успела: в дверь постучали. Пришел офицер из группы криминалистов полиции штата.

– Принес вам результаты, вот что мы нашли в квартире и в машине Стефани Мейлер, – сказал он, помахав толстым конвертом. – Думаю, вам будет интересно.

Он присел на краешек стола для совещаний.

– Начнем с квартиры. Подтверждаю, мы имеем дело с поджогом. Присутствуют следы горючей жидкости. И подожгла квартиру не Стефани Мейлер – если вы вдруг сомневаетесь.

– Почему не она? – спросил я.

Полицейский показал пластиковый пакет с пачками банкнот:

– Мы обнаружили в квартире десять тысяч долларов наличными. Они были спрятаны в резервуаре итальянской кофемашины, поэтому остались целы.

– В самом деле, на месте Стефани, если бы я хранила дома десять тысяч долларов наличными, я бы их забрала, прежде чем устраивать пожар, – согласилась Анна.

– А в машине что вы нашли? – спросил я полицейского.

– К сожалению, никаких следов ДНК, кроме ДНК самой Стефани. Мы сравнили с пробой, взятой у ее родителей. Зато мы обнаружили весьма загадочную записку под сиденьем водителя. Почерк вроде бы Стефани.

Полицейский снова сунул руку в конверт и вытащил оттуда еще один пакетик. В нем лежал листок, вырванный из школьной тетрадки; на листке было написано:

Черная ночь → Театральный фестиваль в Орфеа

Поговорить с Майклом Бердом

– Черная ночь! – воскликнула Анна. – Как в записке, которую оставили вместо материалов дела об убийстве 1994 года.

– Надо ехать к Майклу Берду, – сказал я. – Похоже, он знает больше, чем изволил нам сообщить.

* * *

Майкла мы нашли в редакции “Орфеа кроникл”, в его кабинете. Он подготовил для нас папку со всеми статьями, которые Стефани написала для газеты. В основном речь шла о событиях сугубо местного значения: школьной ярмарке, параде на День Колумба, муниципальном празднестве для одиноких на День благодарения, конкурсе тыкв на Хеллоуин, каком-нибудь мелком ДТП и тому подобном из рубрики происшествий. Пролистывая статьи, я спросил Майкла:

– Сколько Стефани получала в газете?

– Полторы тысячи долларов в месяц, – ответил он. – А почему вы спрашиваете?

– Это может быть важно для расследования. Не буду от вас скрывать: я все еще не могу понять, почему Стефани, уехав из Нью-Йорка, стала писать в Орфеа заметки про День Колумба и конкурс тыкв. Не обижайтесь, Майкл, но это плохо вяжется с образом честолюбивой журналистки, как описали ее родители и друзья.

– Прекрасно понимаю ваш вопрос, капитан. Я и сам его себе задавал. Стефани сказала, что сыта по горло “Нью-Йорк литерари ревью”. Ей хотелось чего-то нового. Знаете, она такая идеалистка… Хочет изменить мир. Работа в местной газете для нее вызов, и он ее не пугает, наоборот.

– Думаю, дело в другом, – сказал я и показал Майклу бумажку, найденную в машине Стефани.

– Что это? – спросил Майкл.

– Записка, написана рукой Стефани. Она упоминает театральный фестиваль в Орфеа и добавляет, что хочет с вами об этом поговорить. Что вам известно такого, о чем вы нам не сказали, Майкл?

Майкл вздохнул:

– Я ей обещал никому не говорить… Я слово дал.

– Майкл, – заметил я, – по-моему, вы не сознаете всей серьезности ситуации.

– Это вы не сознаете, – возразил он. – Возможно, у Стефани есть веская причина, почему она решила на время исчезнуть. А вы переполошили жителей и все портите.

– Веская причина? – поперхнулся я.

– Может, она знала, что ей грозит опасность, и решила скрыться. А вы поставили на уши всю округу и подводите ее под удар. Вы даже представить не можете, какое серьезное расследование она ведет; не исключено, что в этот момент ее ищет как раз тот, от кого она прячется.

– Вы хотите сказать – полицейский?

– Не исключено. Она все время темнила. Я ее несколько раз просил рассказать подробнее, но она так и не призналась, в чем дело.

– Очень похоже на Стефани, она на днях и со мной так себя вела, – вздохнул я. – Но как это связано с театральным фестивалем?

В редакции не было ни души, да и дверь кабинета закрыта, но Майкл еще понизил голос, словно боялся, что кто-нибудь его услышит:

– Стефани считала, что на фестивале что-то затевается. Ей надо было расспросить волонтеров, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я ей предложил сделать цикл статей для газеты. Идеальное прикрытие.

– Под видом интервью? – удивился я.

– Не совсем под видом, мы же их потом печатали… Я вам уже говорил, у газеты финансовые трудности, а Стефани меня уверяла, что, когда результаты ее расследования будут опубликованы, деньги в кассу потекут рекой. “Когда мы это опубликуем, газету будут рвать из рук”, сказала она мне однажды.

Вернувшись в кабинет Анны, мы наконец связались с бывшим патроном Стефани, главным редактором “Нью-Йорк литерари ревью” Стивеном Бергдорфом. Он жил в Бруклине. Анна позвонила ему и включила в телефоне громкую связь, чтобы я тоже слышал разговор.

– Бедняжка Стефани, – расстроился Стивен Бергдорф, когда Анна ввела его в курс дела. – Надеюсь, с ней не случилось ничего серьезного. Она очень умная, отличный журналист и пишет бойко. Такая милая, со всеми так приветлива… Не тот человек, чтобы нажить себе врагов и вообще неприятности.

– Если мои сведения верны, прошлой осенью вы ее уволили.

– Это точно. Просто от сердца оторвал, она такая блестящая девушка. Но летом бюджет журнала сократился, подписка резко упала. Мне ничего не оставалось, как экономить, пришлось с ней расстаться.

– Как она отнеслась к увольнению?

– Как вы догадываетесь, без особого восторга. Но мы остались в добрых отношениях. Я ей даже писал в декабре, спрашивал, как дела. Она сказала, что работает для “Орфеа кроникл” и ей там очень нравится. Я был за нее рад, хоть и слегка удивился.

– Удивился?