Вьетнам «ням-ням, харашо»!

Туристам надо в Хюэ

До приезда во Вьетнам я отчего-то думала, что вся страна – нечто вроде плавучей вьетнамской деревни на территории Камбоджи, только побольше и на суше. Но, как выяснилось, глубоко заблуждалась. В этом мудром «зеленом змие» полуострова Индокитай (вьетнамцы считают, что на карте очертание их территории напоминает змею) органично уживаются русский, французский и американский след. Несмотря на то, что все эти «гости» Вьетнама зваными не были.

Место встречи изменить нельзя

Первое открытие – море на вьетнамском побережье хотя и Южно-Китайское, как и в соседнем Таиланде, но там оно относится к акватории Индийского океана, а на вьетнамской Ривьере – уже к Тихому. При этом возле южной оконечности СРВ (Социалистической Республики Вьетнам) Индийский и Тихий океаны как раз встречаются. А oceans’ meeting points (точки слияния двух океанов) во всем мире считаются «местами силы», приносящими общественную удачу и личное счастье. Аналогичные «океанские рандеву» овеяны как романтическим флером, так и коммерческой составляющей. На Мысе Доброй Надежды возле Кейптауна, ЮАР, к примеру, торгуют сувенирными бутылочками с водой из места, где «Атлантика и Индийский океан овладевают друг другом». Причем на одном побережье считают, что это Индийский океан овладел Атлантическим, а на другом – наоборот. А мыс Горн в Аргентине, известный как «ревущие 40-е», романтичные местные именуют «поцелуем Пасифика с Атлантикой». На вьетнамском тихоокеанском побережье «океанские амуры» коммерчески не задействованы (видимо, не по-социалистически это!), зато курорты устроены с размахом самых прославленных океанских собратьев – Акапулько, Рио, Гонолулу, Майами – всех, где пляж сочетается с высотной застройкой.

Видимо, как раз из-за этого я считала вьетнамский курорт Нячанг городом-новоделом, но он, как выяснилось, упоминается в летописях с VIII века – как княжество Каутхара в составе государства Чампа. Базовая культура места – индуистская, что заметно из многочисленных здешних храмов индуистских божеств.

В 950-м году на Нячанг напали соседи кхмеры и утащили к себе статую богини Бхагавати из чистого золота, ограбленной стороне пришлось воссоздать ее из камня.

Вьетнамским Нячанг стал лишь в 1653 году, когда его вместе со всей Чампой завоевало захватническое государство Дайвьет, с XI века активно присоединявшее к себе соседские земли.

А в 1858-м году Вьетнам захватила Франция – и в качестве города французской колонии Нячанг вошел в состав Французского Индокитая (иностранцев здесь по сей день величают «мадам» и «месье»). Столицей провинции Кханьхоа Нячанг назначил генерал-губернатор Французского Индокитая в 1924-м году, он же отметил его курортный шарм и велел развивать.

Французский вкус к отдыху заценили сначала японцы, оккупировавшие Нячанг во время Второй мировой, а в 60-х ХХ столетия и штатовские оккупанты.

Во время Вьетнамской войны на нячангской ривьере расслаблялся американский генералитет, предусмотрительно разместив штаб-квартиру своих вооруженных сил на курорте. В 1965-м «анкл Сэм» для своих ВВС построил в Нячанге военный аэродром Камрань, сегодня он используется в качестве международного аэропорта. А для своих ВМФ Штаты разбили в Нячанге масштабную военно-морскую базу. Когда американцев прогнали, она досталась ВМФ СССР.

В 1975-м Нячанг захватили войска Национального фронта освобождения и учредили «социализм, равенство и братство», существующие и поныне. Что отнюдь не помешало Дональду Трампу в 2008-м выбрать Нячанг для финала своего подшефного конкурса красоты «Мисс Вселенная». А в 2010-м свой конкурс красоты в Нячанге провела … ООН! Назывался он «Мисс Земля», выручку пустили на нужды экологии.

Все «захватчики», кроме разве что воинов средневекового государства Дайвьет, сегодня в Нячанге мирно отдыхают – бок о бок с местными и друг с другом. Американцы, французы, японцы, русские – всех полно, все рядом, глаз никто не прячет, а вьетнамцы зла ни на кого не держат. Правда, не перед кем и не заискивают. Ведут себя спокойно – как люди, у которых все хорошо. Несмотря на красные флаги со звездами и серпами-молотами (а может, и благодаря им – по крайней мере, сами вьетнамцы в этом уверены).

Тропою Хо Ши Мина

Так уж вышло, что Хо Ши Мина я знаю с детства. Познакомилась я с ним еще дошкольницей, отдыхая в подмосковном пансионате от папиной работы. В том замечательном месте недалеко от Коломны протекало две реки – Северка и Москва-река. Первая была прямо рядом, а вторая подальше. Но мы с папой открыли к ней короткий путь – через кукурузное поле. Заметив затерявшуюся в траве по пояс тропинку папа прозвал ее «тропой Хо Ши Мина». Я понятия не имела не только о том, кто это, но даже не поняла, что это имя человека. Но память у меня была хорошая. И однажды я указала вновь прибывшим кратчайший путь к воде: «До деревни Подлужье, а там тропою Хо Ши Мина».

В доме отдыха от организации, связанной с международными отношениями, сие указание верного пути имело такой успех, что дорогой к Москва-реке у меня стали интересоваться даже те, кто ее прекрасно знал. И я, добрая девочка, никому не отказывала. Только никак не могла понять, чего они так веселятся?!

Так отдыхающие в нашем заведении, включая моих родителей, развлекались, пока наша путевка не закончилась. И только в последний день рассказали мне, кто такой Хо Ши Мин и куда ведет его тропа. А знания, полученные при таких обстоятельствах, запоминаются на всю жизнь.

И вот, спустя 40 лет, я получила возможность увидеть своими глазами, куда же завела Вьетнам та самая тропа Хо Ши Мина?

На вид все очень красиво, а на курортах даже богато. Но при этом свою «тропу» вьетнамцы явно уважают: везде красные флаги и звезды. Удивительно, но памятников самому Хо Ши Мину, а также местным вождям практически нет – по крайней мере, в курортных городах. Зато есть западным ученым, победившим всякие эпидемии, а в столице Ханое – В.И. Ленину (у Хо Ши Мина там только мавзолей). Ильич там вдвое выше индийского (в Дели тоже есть такой памятник, но в половину меньше). А надпись на постаменте «Ви Ле Нин» наглядно доказывает, как вьетнамцы уважают все родное. Ведь едва ли Ви Ле Нин и впрямь был вьетнамцем, старшим братом и учителем Хо Ши Мина. И такое тут не только с памятниками. Вношу тут новый контакт в телефон, а сим-карта у меня вьетнамская. Пишу «Марина», а симка мне – нет, нельзя, имя слишком длинное. «Марин» тоже ей слишком длинно, и даже «Мари», и «Мар». А по устраивающим вьет-симку буквам «Ма» я сама не пойму, кто это. Угадайте, как удалось ее обмануть? К длине имени «Ма Ри На» у вьетнамской симки претензий не оказалось.

Во Вьетнаме, оказывается, по сей день существуют партизанские курсы, где учат, как правильно подложить врагу змею, чтобы она укусила его, а не тебя. Как быстро вырыть окоп под пальмой, чтобы тебя не зашибло упавшим кокосом, как прорубить тропу в джунглях ручным топориком и прочим полезным вещам (думаю туда записаться). А в скульптурной группе вьетнамских воинов-освободителей, красующейся на одной из площадей Нячанга, их изваяли как раз со змеями в руках. Монумент отлично смотрится на фоне американской фастфуд- закусочной, на которой красуется красный флаг.

Вообще Вьетнам кого хочешь научит сочетанию вроде бы «несочетуемого»: все возможно, было бы желание мирно сосуществовать. К примеру, на местной набережной, до боли напоминающей Круазетт в Каннах (французский след!), мирно соседствуют серпы и молоты, уличные гамбургеры, багеты, бублики и крокодилы в кляре, бутики ведущих евробрендов, развалы «все из крокодила», русские пельменные и вьетнамские «фобошницы» (название от местного супа «фо-бо»).

Перед нячангским кафедральным собором на скале с гигантской белоснежной Девой Марией разбит уличный базар бонсаев, а чуть поодаль красуется старый, хотя и не добрый индуистский знакомый – многорукий Вирабхадра (символ воинственности и ярости, одно из воплощений Шивы).

В переулках притаились родные «Пятерочка», «Магнит» и «Перекресток» – только это не они, конечно, а просто привет от ностальгирующих русских хозяев этих магазинов. Северная часть Нячанга считается «русской деревней» – если, конечно, скопление небоскребов можно назвать деревней. А в центре города я, как родной, обрадовалась пожарной машине из своего детства (и с картинки к книжке детских стихов "У пожарных дел полно – книжки, шашки, домино… ") Да, вьетнамцы сохранили старые советские пожарные ЗИЛы!

На площади перед зданием в форме исполинского Лотоса (лотос – буддистский символ процветания) местные распевают Ca Chiu Sa: это русская «Катюша» на вьетнамском языке – правда, вьетнамцы считают ее своей. А следующая песня – американский рок, посвященный атакам напалмом во время вьетнамской войны (этой адской смесью войска США выжигали кубометры джунглей, чтобы истребить прячущихся там партизан). Под песню по площади прогуливаются дамы с собачками, их питомцы в попонках, ведь сейчас зима.

– Это французы еще научили – наряды для собачек, – смеется пожилой вьетнамец.

Английский тут особо не жалуют, если что не понятно, скорее перейдут на французский. Но и американский след никуда не делся. И это не только фастфуд, но и так называемые «американские вьеты» – эмигранты, в каждый отпуск спешащие на родину. Особенно, в Тет – это китайский Новый год в конце января, вьетнамцы назвали его по-своему – Вьет Тет – и на этом основании считают только своим.

В этом году Тет наступил 22 января, его символ – апельсиновое дерево. Эти деревца устанавливают не только в домах, в лобби отелей, на балконах и в витринах, но и на пляжах и даже прикрепляют к машинам и байкам, чтобы не расставаться с символом Тета даже в пути. Судя по прогнозам местных фэншуистов, у вьетнамцев своя реальность: их предупреждают, что «экономический подъем 2022-го года в новом году пойдет на спад».

В первые дни Тета знакомлюсь с вьет-американками Линой и Луной. Дело было так. На нячангской набережной установлены общедоступные тренажеры для всех, желающих бесплатно оздоровиться. Среди них есть некое подобие советской «Грации» – нечто вроде напольной крутящейся тарелки, на которой совершались твистоподобные движения, якобы способствующие появлению талии. Правда, первый в моей жизни тренер (в детской секции фигурного катания) уверял, что талии от этого ни горячо, ни холодно, а вот юным фигуристам эта штука необходима для отработки вращений. Вьетнамский вариант «Грации» рассчитан сразу на три персоны и снабжен поручнями и видом на море, что превращает сомнительный процесс приобретения талии просто в приятное кручение бедрами.

И вот кручу я себе бедрами под музыку из наушников, как вдруг появляются две вьетнамки в национальных шляпках с двумя крохами. Крохи абсолютно идентичные, только платья разные. И обе указывают пальчиками на меня и топают ножками. В результате чего обеих ставят на нячангскую версию "Грации" по обе стороны от меня. Разумеется, страхуя и поддерживая.

Одна из крох, оказавшись на подвижном диске "тарелки", пытается перебирать ножками, запутывается, пугается и требует ее снять. Вторая же – отличающаяся от другой лишь цветом платья – сходу начинает ловко вилять бедрами, изящно вращая диск. При этом еще умудряясь махать рукой мне, широко улыбаясь. Тут я не выдерживаю, выключаю музыку в наушниках и говорю по-английски:

– Вот эта будет звездой (указывая на ту, что крутит попой, улыбается и машет), а та, не сумевшая крутить пятой точкой, будет работать головой – ученым или политиком.

– Но они близнецы! – растерянно отвечает одна из женщин на прекрасном английском, что странно (в Нячанге в случаях бессилия языка жестов чаще переходят на французский). Выражаю удивление – и через 5 минут (издержки профессии) знаю о больших и маленьких вьетнамках все – ну или почти все.

Близняшкам нет и 2-х лет, зовут их Луна и Лина. Та, которую я приняла за молодую мать – на самом деле их бабушка. А девушка, показавшаяся мне их юной няней, на самом деле их мама. И никакая она (по ее собственным словам) не молодая, уже «все 35». Не только Лина и Луна, но и их мама с папой родились в США. Вьетнамское детство было только у бабушки с дедушкой. Но каждый год на Тет семья приезжает на историческую родину. Любит ее, гордится своими вьетнамскими корнями. Лина и Луна в этом году приехали на землю дедов впервые за свою коротенькую жизнь. Но у них все еще впереди.Все четверо улыбались и передавали приветы в Россию мне на камеру телефона.

А на следующее утро немолодой вьетнамец вдруг решил поделиться со мной в лифте нашего отеля, тоже на прекрасном английском: «Чем дольше работаю в Лондоне, тем больше мечтаю на пенсии оказаться дома. Хорошо здесь, правда?!»

И так весь Тет: тут и там попадались вьетнамцы, приехавшие домой на праздники из США и Великобритании. И все мечтали о пенсии на родине.

Тет с вами или все в Хюэ

Окрестности Нячанга известны также своим Садом Камней, а он, помимо красоты, своими «Ромео и Джульеттой» из местных. Там со скалы бросилась в океан влюбленная пара, которой не позволяли быть вместе – и было это уже в новейшей истории.

А еще недалеко от курортного мегаполиса я увидела самый необычный храм в своей жизни – там не было ни единого туриста, кроме нас пятерых. Храм Chua Sui Do (Чуа Суи До, в переводе Храм падающего потока – в честь находящегося рядом водопада) на склоне горы прекрасен уже тем, что туда не возят организованных групп. От центра Нячанга всего км 20, но добраться можно только на личном байке, а затем ползти в гору на своих двоих. Но оно стоит того. Благодать, тишина и никого – кроме вас самих и доброжелательных молчаливых монахов.

Подъем в гору к храму хоть и не прост, зато живописен. В пути попадается «платный хайвей областного значения» – деревянный подвесной мост над рекой, на который даже байки пускают небольшими группками, чтобы не обвалился. Ну а денежки, видно, на ремонт – если все же обвалится.

Будете на вьетнамском побережье, не миновать вам Хюэ: это город аккурат между курортами Дананг и Нячанг, о котором местные говорят, что там «всегда все харашо». Среди туристов знаменит тем, что там можно увидеть настоящий Вьетнам – рисовые поля, домики крестьян, хлебные деревья и подступающие с гор джунгли. Через него обычно ездят на «визаран» (продление визы) в Ханой, а оттуда к лаосской границе. Обычные вьетнамские деревни на удивление ухоженные, а архитектурный стиль домиков – мини-небоскреб, узкий и вытянутый вверх, при этом 3 стены из 4-х полностью глухие (нам объяснили, что жилища «вытягивают» вверх из-за дороговизны земли, а окон в торцах и с фасада нет, чтобы соседи в них не заглядывали). Откровенной нищеты во вьетнамских селах нет, а вот явно зажиточные дома с садами и несколькими авто во дворе встречаются довольно часто. Простые вьетнамцы, включая сельских, азартны: постоянно играют прямо на улице в карты и еще в какие-то неведомые мне настольные игры. В деревнях разводят боевых петухов, а значит, проводят и бои. Азартным горожанам и туристам предоставляется казино. А тем, у кого на это донгов нет (донги – вьетнамская версия дензнаков), прямо на улице делают предложения личности вроде наперсточников, предлагая во что-то по-быстрому игрануть. На деньги, само собой, но на небольшие. Доступную любовь тоже предлагают прямо на улицах, пароль: «Ням-ням, харашо!»

Наступивший 2023-й год – то есть, Тет – во Вьетнаме считается Годом Кота – и никаких кроликов, везде сплошь коты. И не черные водяные, а оранжевые, желтые, золотые и бирюзовые – в радостных тонах, повсеместно любимых в ЮВАзии. Я их тоже очень люблю, поэтому чисто случайно у меня с собой оказался наряд, почти идентичный вьетнамскому Ао Дай – национальному костюму, в котором принято встречать Тет (тонкая туника поверх брюк, все ярких цветов). В нем я и вышла на настоящее «новотетное» гуляние: вьетнамцы встречали свой Новый Тет, а мы вместе с ними. Бросилось в глаза, что местные выходят на гуляния семьями или парочками, причем мужчины очень внимательны и ласковы к своим дамам и детям. А салют такой продолжительности, яркости, громкости и близости (ошметки падали нам прямо в прически) я видела впервые в жизни! И впечатлилась, хотя подобные огненные игры не очень-то и люблю. Зато я узнала главное: по вьетнамской версии отношения к жизни и к миру, каждый новый Тет по определению лучше предыдущего. И в новом Тете все будут богаче и здоровее, где бы они ни жили, но самым счастливым городом на земле станет тот самый Хюэ, где все всегда «харашо».