– Я знаю, дорогой, знаю, просто мне нужно было немного времени, чтобы разобраться. Мы так сильно любили друг друга с вашим отцом, что я не могла и не хотела принимать, что его больше нет с нами. Я надеялась, что однажды в воскресенье он войдет в квартиру с любимой корзиной, заполненной до краев, поцелует Астрид в макушку, погладит тебя по спине, и меня одарит поцелуем… – на глазах мамы блеснули слезы. – Для меня найдется местечко?

– Конечно! – я улыбнулась и похлопала по стулу рядом с собой. – Не переживай. Надеюсь, тебе лучше?

– Я рад, что вы все решили! Мне уж очень не хочется вас оставлять, но дела ждут, – встал Антонио.

Прежде чем покинуть нашу квартиру, он всегда целовал меня так, будто прощается со мной, будто это последний наш поцелуй. Сегодняшнее утро не было исключением. Антонио склонился надо мной, пальцами правой руки аккуратно приподнял подбородок и нежно коснулся горячими губами моих.

– Я люблю тебя, Астрид, – с горящими глазами шепнул он мне в губы, ласково провел пальцем по щеке и ушел.

Антонио помогал городу, и я очень гордилась им, но в глубине души каждый чертов час его отсутствия переживала. Горожане, чьи дома пострадали от рук мародеров, искали убежища. В конечном итоге они нашли его: больше трехсот человек скрывались в Соборе. Люди перестали ходить в него после пяти дней бесконечных молитв. Видимо, поняли, что их просьбы к Господу Богу не работают и отпустили эту идею. Антонио помогал семьям, которые остались без крыши над головой. Он вместе с несколькими ребятами каждый день ходили на рынок, закупали нужное и относили в Собор. Конечно, люди были благодарны им за помощь. Но меня никогда не оставляло беспокойство. У них был целый отряд! Антонио отвечал за еду. А до вторжения первого всадника его семья была одной из самых влиятельных в Риме… В первый день Чумы его родители и младшая сестра покинули столицу. А он остался – ради меня… И если с ним что-нибудь случится, это будет моей виной и мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

Проблем с деньгами у Антонио не было, поэтому он не мелочился и скупал едва ли не все прилавки для людей из Собора. Лука в их компании был из семьи знаменитых врачей. Ему всего лишь семнадцать лет. Его отец погиб за год до Чумы, а мать подцепила заразу в больнице в первый же день, когда медицинский персонал еще не понимал, что это за инфекция. Не понимаю, как он справляется со всем один? Лука знает основы медицины, так как хотел быть врачом. Можно сказать, что в их небольшом отряде есть личный доктор, который подлечивает небольшие травмы, раны, а также простуду у тех, кто находится в убежище. Третьего парня зовут Эрнесто. Он спортивного телосложения и помогает отбиваться от мародеров, которые пытаются проникнуть в Собор в дневное время. А еще есть Фабио, который дежурит в Соборе по ночам, оберегая горожан от нежданных гостей. Люди называют их salvatori, что в переводе с итальянского означает «спасители». Они считают, что ночами очищают город от мародеров именно эти ребята. Как же все ошибаются!.. Знал бы кто-нибудь, в чем заключается мое маленькое призвание!

На второй день Чумы в городе начались грабежи, убийства и полное беззаконие. Больше всего меня возмущало, что никто с этим ничего не делал и не собирался делать. Поэтому мы с Эриком решили взять на себя эту ответственность. Естественно, отец был категорически против. Он даже запирал нас в квартире. Но для нас это не было преградой: мы с братом выбирались ночью из окон первого этажа и бежали по переулкам родного города в надежде спасти несчастных девушек и женщин от грязных рук мародеров. Эрик исключительно владел мечом! Я не встречала за всю свою жизнь ни одного человека, который так же сражался и держал меч, как мой брат. Думаю, что он был рожден для этого. Что касается меня… Я с детства испытывала безграничную любовь к луку. Сначала это было мое хобби. Теперь это мое оружие, которое помогает сражаться с теми, кто опустился или озверел.

После смерти отца мы с братом стали выбираться на улицу и днем. Старались, конечно, не использовать оружие направо и налево, но иногда другого выхода просто не было: и в мародеров летели стрелы, а грудь пронзал железный меч. Полиция закрывала на это глаза только потому, что если дело было при свидетелях, Антонио приходилось давать взятки. Если же свидетелей не было, то и полиция себя не утруждала работой.

После трагедии в семье Хильды она перебралась к нам и запретила Эрику работать в отряде. Ее можно понять, ведь мы не успели спасти сестру Хильды. Мой брат винил себя, что если бы мы вышли раньше и не остановились помочь пожилой женщине, то Алессия была жива, следовательно, и отец Хильды тоже. С тех пор я гуляю по ночам в одиночестве. И этой ночью бесстрашная Астрид Де Инганнаморте планирует очередное сражение с нарушителями законов и моральными уродами.

Попрощавшись с семьей после замечательного ужина, я направилась в спальню, чтобы облечься в свое обмундирование перед вылазкой. Конечно, боевым костюмом это не назовешь, но мне так спокойнее. Первым делом я собрала густые кудри и замотала их в тугой пучок. Эрик всегда твердит мне, что длинные женские волосы могут быть в буквальном смысле зацепкой для мародеров и опасностью для меня. Поэтому локоны я всегда туго закручиваю в пучок, да еще закрепляю лаком. Ну а теперь настал черед одежды. О, это целый ритуал. Для меня. Первым делом надеваю тугой спортивный топ – никогда бы раньше не поверила, что моя пышная грудь будет мне мешать, но, увы! В бою она доставляет неудобства, которые мне явно не нужны. Поверх топа я натягиваю кофточку в обтяжку, ну почти «маленькое черное платье», совсем маленькое – чуть ниже пупка. Потом обтягивающие брюки с высокой посадкой: в бою нужно быть как рыба в воде, максимально защищенной, но без лишних тряпок на теле. Конечно, одежда моя под цвет волос и ночи – черная. Образ завершают обожаемые мной ботинки на шнуровке, которые не раз спасали меня в сражении и при бегстве. Затем закидываю лук за спину и набиваю колчан стрелами, которые мне делает один из друзей Антонио. За пару недель ночных походов я привыкла выбираться незамеченной. Хотя каждый в нашем доме знает о моем увлечении – скрываться не от кого.

Ощутив под ногами твердый асфальт, делаю вдох, набирая полные легкие свежего ночного воздуха. На глаза наворачиваются слезы. Я так устала от вечной борьбы, от ожидания неизбежного. За что нас наказывают? За что наказали моего отца? Нельзя поддаваться эмоциям, нужно оставаться хладнокровной и здравомыслящей, несмотря ни на что, только сильного человека невозможно сломить. Я воительница и победитель. Мать всю мою сознательную жизнь твердила это. Я должна быть сильной и рассудительной. С этими мыслями устремляюсь вперед.

Если посмотреть на центр Рима в ночное время, кажется, что все осталось прежним, что мир не в двух шагах от полного уничтожения, что это лишь обычная ночь перед очередным рабочим днем. В домах кое-где виден неяркий свет, доносятся тихие голоса из открытых окон, кто-то вешает постиранное белье. Иногда я выхватываю из темноты взгляд или силуэт соседей. Многие знают, чем я занимаюсь, и не перестают благодарить, хотя для них мародеры не представляют опасности. Всё-таки мы живем в одном из самых благополучных районов Рима. Тут еще остались некоторые влиятельные семьи, поэтому бандитские налеты редки.

В нескольких сотнях метров от дома я ныряю в переулок, потом в другой, и понимаю, как сильно отличается этот район от нашего. Большинство окон в домах заколочены, другие завешаны одеялами. Разоренные квартиры на улочках Рима видно по выбитым окнам и дверям. Люди здесь настолько боятся выходить из своих жилищ, что устроили помойку прямо на улице, бесчисленные мусорные пакеты стоят у дверей. Света практически не видно. Неудивительно! Эти семьи рассчитывают, что пару досок на окнах спасут их от бешеных банд. Но спасаю эти семьи я, рискуя своей жизнью каждую ночь.

В узком переулке до меня доносится чей-то душераздирающий крик. Не думая, я устремляюсь на звук, одновременно снимая лук со спины. Стараюсь двигаться бесшумно, чтобы не спугнуть бандитов, крадусь, как пантера, которая неумолимо настигает и вот-вот схватит свою добычу. Выглянув из переулка, вижу перекресток, который освещает всего один тусклый фонарь. Мой взгляд перемещается на группу людей чуть поодаль от источника света. Я стараюсь разглядеть и понять: мародеры ли это? У них есть одна отличительная особенность. Все ребята, которые вошли в преступную группировку, думая, что они слишком крутые для обычной жизни, носят черные толстовки, на спине которых намалеваны два красных креста, пересеченных между собой. Я замечаю такой крест, затем считаю: еще два, три… Мое дыхание перехватывает: четыре мародера окружили молодую женщину, на руках которой младенец, завернутый в белое одеяло. По лицу несчастной текут слезы, она кричит и пытается вымолить у бандитов жизнь для себя и ребенка.

Я вспоминаю тот день, когда один из них убил отца на наших глазах, пока он пытался также вразумить мародера. Наверное, это дает мне уверенность: я не перестану бороться с ними, пока не истреблю каждого, черт возьми, гребанного мародера! Несколько секунд на обдумывание плана. Медлить нельзя, иначе на моей совести будет две жизни – молодой женщины и ее ребенка. Я выхожу из тени. Мой взгляд устремляется на мерзкие руки одного из них. Он лезет под платье девушки. Заметив меня, негодяй потянулся к ножу. Остальные обернулись, их пустые взгляды остановились на мне.

– У нас сегодня джекпот! – сказал один, расплывшись в улыбке. – Сразу две! Мы можем поделить их на четверых, Никола! – говоривший явно возбужден и предвкушает это.

– Либо вы убираетесь отсюда, – говорю я так смело, как только могу, но в глубине души понимаю, что справиться с четырьмя здоровыми парнями у меня вряд ли получится, – либо я пущу каждому из вас стрелу в тот орган, которым вы хотели сейчас воспользоваться! – пока говорила, лук уже не за моей спиной, а стрела нацелена на бандитов.

– У нас горячая штучка, Мартино, слыхал? – и по тихому переулку эхом раздается гогот четверых парней, который давит мне на барабанные перепонки. – Ты хочешь сначала поиграть? О, так это мы с удовольствием устроим, а то уже, по правде говоря, задолбали слезы этих тупых шлюх и мольба о пощаде, – глумится один из них: – «О боже, отпустите, я ничего не скажу, о боже, не убивайте, пожалуйста!» – кривляясь, повторяет он слова девушек, передразнивает он жертв.

– Вы омерзительны, – говорю я и запускаю стрелу в одного из мародеров. – Беги! – мой голос срывается на крик, и растерянная мать, секунду подумав, прижимает ребенка к груди и устремляется из переулка.

Сейчас я молюсь Господу Богу и благодарю его за то, что с раннего детства занималась стрельбой из лука и всегда была уверена в своей меткости. Стрела летит прямо в одного из подонков. Всю улицу оглушает его вопль, а через секунду он бранится и сыпет проклятьями, держась за ногу. Оставшаяся троица с грозным рыком устремляется ко мне, пытаясь схватить, но я двигаюсь быстрее. Целюсь во второго, и в этот миг меня накрывает гнев: за отца, за беззащитную девушку с ребенком, за Алессию, за всех невинных людей и женщин, над которыми они надругались. Я стреляю прямо в грудь одному из гадов. Он заваливается на бок, держась руками за конец стрелы, уголки его губ вздрагивают, будто в улыбке, изо рта вытекает струйка алой крови. Отличный выстрел! Подонки орут, в их глазах ненависть и гнев.

Мне конец. Вот так закончится моя жизнь? Нужно бежать, пока есть силы, возможность и время. Вдруг я ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд, кто-то, к кому я стою спиной, смотрит на меня. Но почему не выходит помочь?! Или это очередной мародер? Резко обернувшись в сторону темного переулка, я успеваю увидеть силуэт. Незнакомец, который наблюдал за нашим сражением все это время, скрылся в сумерках ночной улицы. Недолго думая, я перекидываю лук на спину и устремляюсь прочь, оставив подонков с их гневом за спиной. Ноги несут меня так быстро, что сердце выскакивает из груди. Но останавливаться нельзя, я не могу, иначе меня убьют, но смерть будет не быстрой, как была у одного из этих парней, а мучительной. Кровь пульсирует, ноги наливаются тяжестью, а руки трясутся, но я продолжаю бежать, кручусь в переулках, пытаясь запутать преследователей. Спустя несколько минут, которые казались мучительными часами, я оказываюсь на своей родной улице. Устало выдохнув, на трясущихся ногах направляюсь в сторону дома. Я очень не хотела бы встречаться сейчас с кем-либо, но, видимо, у судьбы на этот счет совершенно другие планы. В гостиной на диване сидит все семейство, угрюмо наблюдая за мной и моими трясущимися конечностями.

– Черт возьми, Астрид! – подскакивает с места мама. – Сейчас два часа ночи, тебя не было больше трех часов, мы и не знали, что думать! – на ее глазах появляются слезы, и она бежит ко мне навстречу с объятиями.

– Извините. – тихо бормочу я. – Случилась небольшая заминка, но сейчас все хорошо, – мой голос дрожит, потому что дыхание еще не восстановилось, а во рту пересохло так, что едва могу двигать языком.

– Держи, только аккуратно пей! – грозно командует Антонио и протягивает мне стакан воды. – Я очень зол на тебя. Ты абсолютно не думаешь ни о себе, ни о нас! – с этими словами он идёт к лестнице, ведущей на второй этаж, не удостоив меня и взглядом. В моей груди вспыхивает обида, но я не намерена извиняться. Все в этом доме знают, что это моя работа.

– Я понимаю вас, но не нужно так смотреть! – твердо говорю я, обращаясь к родным.

– Стрелочка, я прекрасно тебя понимаю, но и ты подумай о нас, – нежно говорит Эрик. – Мы очень переживали, ты нас очень напугала. Что произошло?

– На женщину с грудным ребенком напали четверо из банды, я не могла уйти! – я кричу, а к глазам подступают слезы. – Вы что, совсем меня не понимаете? Один из этих людей убил отца, моего отца! Я должна помочь людям, – гнев и отчаяние туманят разум. Почему, ну почему они меня не понимают? Эрик сам занимался зачисткой и помощью горожанам, а теперь сидит на диване и читает мне нотации!

– Давайте мы оставим этот разговор, – осторожно вступает Хильда. – Астрид, ты у нас очень смелая, Гилберт гордился бы тобой! – она обнимает меня и удаляется со словами: – Эрик, оставь свою сестру в покое, пошли спать, уже поздно, а нам завтра еще нужно в школу к мистеру Руссо, – ее голос доносится Хильды уже из их спальни.

– Просто будь осторожной! Я тебе не враг и не вынесу, если что-то случится с тобой, Стрелочка! – Эрик целует меня в макушку и уходит к своей девушке.

– Прости, я не имела права. Ты у меня очень смелая, но я боюсь за тебя. Два месяца, пока ты уходишь в ночные вылазки, я не сплю, а жду тебя, – виновато говорит мама.

– Хорошо, но впредь не нужно меня отчитывать! – я невозмутимо настаиваю на своем и поднимаюсь к себе.

Стою несколько секунд около двери в спальню, затем я глубоко вдыхаю и трясущимися руками трогаю ручку. Моя комната отличается от интерьера квартиры. Я считаю, что важно создать свое пространство, которое будет дарить спокойствие и умиротворение. Моя спальня именно такая. Белая большая кровать стоит в центре просторной комнаты, напротив красуется туалетный столик, заваленный косметикой, у стены шкаф для одежды, а рядом с ним мои плюшевые игрушки, которых хватило бы на целый магазин.

Я смотрю на Антонио, который занял левую сторону кровати. Выражение его лица было напряженным, скулы играли в приглушенном свете маленькой прикроватной лампы.

– Антонио, – тихо позвала я, боясь спугнуть его, – прости, что заставила волноваться.

– Астрид, дело не в моих переживаниях, – вздыхает он и продолжает: – Дело в тебе, в твоей безопасности, пойми же! – с этими словами Антонио вскочил с кровати и шагнул ко мне.

– Я знаю, любимый, знаю. Но я всегда стараюсь быть осторожной, ты ведь сам всё понимаешь. Стрельба из лука дает мне смысл жизни даже в такое тяжелое время. Это то немногое, что позволяет мне отвлечься, – шепчу я так нежно, как только могу, одновременно дотрагиваясь до его щеки.

– Я люблю тебя, Астрид, и безумно боюсь потерять… – от ответной нежности Антонио у меня перехватывает дыхание. Он убирает выбившуюся прядь моих волос за ухо: – Ты для меня всегда была глотком свежего воздуха. Без тебя у меня не будет никакого смысла бороться и сражаться, – его темно-карие глаза гипнотизируют меня, и нам больше не нужны слова.

Его губы сначала нежно и осторожно касаются моих, обжигая горячим дыханием. Затем он уверенно пробирается рукой под кофту и кончиками пальцев поглаживает мою спину. Его прикосновения настолько мне знакомы и так приятны, что я невольно выгибаюсь и тянусь к нему. Антонио по-хозяйски раскрывает мои губы языком и пытается отыскать мой. Я не сопротивляюсь и отвечаю ему также страстно, прикусывая его нижнюю губу. Он тихо стонет, а затем подхватывает меня сильными руками и несет в сторону кровати.

Мое тело горит от желания и жаждет Антонио, поцелуя мало, я хочу его полностью, я хочу его, хочу, чтобы он оказался во мне как можно быстрее. Я тяну Антонио за рубашку, он оказывается сверху меня. Его глаза полны страсти. Он повторяет несколько раз:

– Какая же ты красивая! Боже, Астрид…

После этих слов мой идеальный мужчина овладевает моими губами с невероятной силой и напором. Буквально через пару мгновений мы остаемся в одном белье, и я переворачиваю его на спину, аккуратно ерзая на мужском органе. Антонио оттягивает мои трусики вбок, приподнимает мое тело и одним рывком оказывается во мне. Мой тихий стон… Антонио почти рычит, притягивая меня к себе и беспорядочно целуя. Мы двигаемся в одном ритме, и кажется, что наши тела были созданы друг для друга. Его руки будто в первый раз изучают мое тело, он проводит пальцами по груди и замирает около сосков, нежно сжимая их и оттягивая. Меня охватывает приятная волна, а внутри будто копится огонь, который готов выплеснутся наружу. Антонио резко перехватывает мое тело руками, поворачивает на спину и оказывается прямо надо мной. Его толчки становятся все быстрее и глубже… Приглушенный свет лампы и серебристое свечение Луны, которое пробирается сквозь окно, делают этот миг волшебным. С каждым входом в меня он становится все жестче и настойчивее, мои стоны заполонили всю комнату.

– Ты моя, Астрид Де Инганнаморте, только моя! – он проговаривает эти слова мне в губы снова и снова. Я содрогаюсь от удовольствия, а Антонио обмякает на моем теле.

Некоторое время спустя наше дыхание восстанавливается, мы возвращаемся на Землю. Моя голова на его мускулистой груди, а рука Антонио нежно гладит мою влажную спину. Мне так его не хватало. Подумав об этом, я сразу же проваливаюсь в сон.

Глава 2

В