Вариация № 2

Плохое зрение развивает фантазию.

У каждого ребёнка краски окружающего мира насыщены цветами восхищения и радости.

В городе, где только что прошёл дождь, смеркалось, тусклые фонари еле освещали узкие тёмные улицы. Маленький Генка весело бежал впереди, с лёту перепрыгивал огромные лужи и звонко смеялся, когда подслеповатый отец, едва поспевавший за ним, со всего маху наступал в них. Тогда ему было невдомёк, что его родитель – участник войны – чудом остался жив, но при этом наполовину потерял зрение, когда в одной из атак подорвался на вражеской мине, и после этого случая он долго лежал в прифронтовом госпитале. Видеть он, слава богу, не перестал, но как-то всё нечётко, расплывчато, а уж лужи на фоне мокрого асфальта вообще казались ему сплошной серостью.

Постоянно носить очки он стеснялся, разве что при необходимости. В течение дня они без дела висели у него на шее и крепились к длинной цепочке. А вот вечерами он любил уединяться в своей комнате, где, устроившись на диване под тёплыми лучами торшера, доставал из ящика огромную лупу, как у филателиста, открывал любимые книги по истории, что всегда находились под рукой на полке, и углублялся в чтение. При этом лупа была для него проводником в иные миры, потаённые уголки души, от неё он получал поистине райское наслаждение и чувственность. К тому же она не оттопыривала и без того большие уши, не свисала с носа и не давила на пульсирующий с годами висок. Он всецело погружался в совершенно иной мир – мир беззаботного детства, тяжёлой юности, усталой взрослости, много раздумывал и фантазировал.

Теперь схожая история лет этак через пятьдесят, где-то там, в будущем, а скорее, в прошедшем настоящем. В ней фигурирует всё тот же Генка, только уже повзрослевший и остепенившийся Геннадий Николаевич, который принял от своего отца бесценное наследство – жизненный опыт, а богатый или нет – не в этом суть. Он много читал, бесконечно работал за компьютером и постепенно терял зрение. Со временем он стал замечать, что луна и звёзды всё больше и больше блёкли на фоне ночного неба, потом двоились, а затем и вовсе превратились в какое-то безликое месиво.

«Видимо, пора к окулисту», – как-то подумал Геннадий Николаевич и поспешил обратиться со своей бедой в одну из специализированных клиник города. Врач-офтальмолог Надежда Петровна безошибочно поставила диагноз – катаракта, причём в последней стадии. Она предложила ему незамедлительно сделать операцию по замене хрусталиков.

Какое-то время Геннадий Николаевич переживал, осторожничал, раздумывал, но зрение семимильными шагами приближалось к черте полной слепоты. Это не жизнь, а простое существование – он понимал это всё больше, а потому однажды, стукнув кулаком об стол, окончательно решил: «Была не была, хуже всё равно не будет».

В клинике Геннадия Николаевича записали в очередь и как-то между прочим осведомили, что хрусталик хрусталику рознь: желаете получше – будет дороже, похуже – дешевле. Выбор за вами, ничего не навязываем. Поначалу он растерялся, мысли судорожно заметались из стороны в сторону, как вратарь в воротах перед одиннадцатиметровым, пока Надежда Петровна доступно не разъяснила ему:

– Знаю, знаю, пенсионерам сейчас не до изысков – время не то. Но всё же постарайтесь меня понять, – внятно, ласково, со знанием дела говорила она. – Помутневший хрусталик можно поменять только один раз, второго такого случая вам не представится никогда. Это, считайте, второе рождение, шанс прожить остаток жизни по-новому. Поэтому надо выложиться на все сто и взять бриллиант, а не обычный страз, чтобы потом не кусать локти. Только не обижайтесь, а делайте выводы, вы же, надеюсь, умный человек.

Месяц подготовки к операции пролетел быстро: в мучениях и переживаниях. Всё это время Геннадий Николаевич не находил себе места. Он забыл о прогулках, которые раньше были для него смыслом жизни, метался по дому, мало ел и часто грубил родным. На свои очки он посматривал с ненавистью и даже отвращением, а это, как известно, привилегия слабых и побеждённых. В его голове постоянно кружились те самые предательски подставленные им лужи, в которые когда-то неуклюже наступал отец, и всякий раз он ловил себя на мысли, что теперь настала его очередь сполна испить чашу терпения.

По ночам с неизменной постоянностью Геннадию Николаевичу виделись кошмары – один ужаснее другого. Череда сновидений походила на нескончаемый триллер, в котором судьба главного героя неминуемо вела к его обезглавливанию. Каждый раз он просыпался в поту и большими глотками утолял жажду водой из-под крана. Но заключительная серия ужастика оказалась, наверное, самой страшной, отчего впоследствии у него появился нервный тик. А случилось это как раз в канун операции.

И видится ему сон…

В предоперационной комнате Геннадия Николаевича традиционно переодели во всё стерильное: накидка, чулки, шапочка. Уложили на кушетку, сделали обезболивающую инъекцию в верхнюю часть щеки, отчего последняя онемела, а гримаса лица приобрела вид звероподобного оскала.

Минут через десять над его физиономией вспыхнул яркий свет и навис хирург в маске, в руке которого вместо медицинского инструмента блеснула обыкновенная ложка.

– Каннибал небось – без ножа режет, – сквозь зубы процедил Геннадий Николаевич, но на застывшем от наркоза лице, как ни старался, не дрогнул ни один мускул.

– Да не тряситесь вы так. Думаете, мы убийцы? Ложка тоже стерилизована, мы ею из банки маринованные огурцы доставали, считай, в уксусе побывала, а после её того… облизали. Так что микробы, если и были, уже в желудке переварились. Без ста грамм, сами понимаете, что за обед?

Хирург поднёс ложку к глазу, ловко зачерпнул его и под устрашающий звук «чмок!» извлёк из глазницы черепа. Выскочивший наружу глаз, как пружина, сделал оборот вокруг оси, взглянул на своего владельца сверху, мягко прокатился по щеке из стороны в сторону и безжизненно повис на одном глазном нерве. Ассистентка поспешила удалить с лица что-то липкое и спросила хирурга:

– Вам скальпель? Лазера нет, вчера сломался.

«Этого ещё не хватало», – подумал Геннадий Николаевич, но это оказалось только прелюдией. От дальнейшего он впал в ступор.

– Какой скальпель? Мы же его потеряли. Тащите нож. Только поточить не забудьте, а то в обед им консервы открывали.

В операционной две-три минуты слышалось шарканье металла о брусок, после чего в руках хирурга замаячил обыкновенный столовый нож. Он положил глаз на стол, мягко, чтобы не растёкся, произвёл надрез и выдавил из него тот самый нефункционирующий хрусталик, который выскользнул и куда-то закатился.

– Ладно, бог с ним, давай протез, – обратился он к ассистентке. – За какой хрусталик он заплатил?

– Американский.

– Не хило! Нутром чувствую, что деньги в кармане водятся. Может быть, китайский воткнём, пока не видит? – хитро прошамкал хирург и подмигнул ассистентке. – Посмотрите в тумбочке на верхней полке.

– Видеть не вижу, но всё слышу, – откуда-то снизу промычал Геннадий Николаевич. – Уплачено, значит вставляйте то, что положено, а не то, что на складе завалялось.

– Ты посмотри на него, какой умный попался, – возмутился хирург. – Я же говорил, усыпить надо было. А вы – ничего, и так сойдёт. Теперь в копеечку влетим.

Он демонстративно, так, чтобы все видели и слышали, разорвал пакетик с новым хрусталиком, ловко подхватил его пинцетом и вставил в глазное яблоко. Глаз тут же оживился, задёргался, зрачок побежал по своей орбите и попросился обратно в глазницу. Хирург привёл пружину повисшего нерва в первоначальное положение и одобрительно подметил:

– Хорошо, нерв в порядке, ещё послужит. А то, я думал, и его подшивать придётся.

Замена второго хрусталика прошла по накатанной колее, правда, теперь оба глаза с любовью, а может быть, и с ненавистью смотрели друг на друга. Этого он просто со стороны видеть не мог.

– Кажется, немного переборщил, но ничего, как-нибудь уживутся. Свыкнется-слюбится, – подытожил результаты своей работы хирург. – А теперь готовьте следующего, – устало проронил он и плюхнулся в кресло передохнуть.

Как ошпаренный Геннадий Николаевич вылетел из операционной, по-солдатски переоделся в домашнее бельё и поспешил на выход. Следом выглянула Надежда Петровна:

– Вернитесь, пожалуйста, вы инструкцию забыли, – крикнула она.

– Нет уж, нет уж. Оставьте себе на память. В интернете почитаю, – отозвалось издалека эхом…

На этой ноте закончилась очередная серия триллера. Геннадий Николаевич открыл глаза, потянулся и присел на кровать. Перед ним ещё раз пробежали все ужасы ночи.

– Приснится же такое, – сквозь зевоту недосыпа промямлил он, быстро оделся и вышел на свежий воздух.

Во дворе ароматно пахла и чирикала весна, стая пернатых затейниц танцевала в небе. Несколько чёрных, как смоль, скворцов с гвардейской выправкой и длинными носами комедиантов устроили шумный базар у вытяжной трубы. Они, как люди, озабоченно кричали, закатив глаза, перебирали в ритме твиста лапками и, казалось, звали на помощь. Ни дать ни взять – ипостась знаменитого стоматолога Шпака, который так и брызжет из хитроватого глазка:

– Где мой замшевый пиджак, магнитофон импортный и золотой портсигар отечественный?

«Явно не для корма они в такую рань прилетели, скорее всего, в трубу свалился птенец», – первое, что пришло в голову Геннадию Николаевичу. На интуитивном уровне желая помочь, он мигом отправился в сарай, притащил оттуда старую удочку, закинул крючок в трубу и попытался достать из неё малыша. Первая, вторая, третья и даже четвёртая попытки оказались безрезультатными, птенец каждый раз срывался и падал обратно. При этом его сородичи галдели всё дружнее и громче. На пятый раз, подцепив птенца, он уже не тянул, а рывком, как бывало на рыбалке, вырвал его из трубы. Только после этого радостные шпаки унялись, продолжив утренний моцион.

– Вот теперь ладненько, – радостно потёр ладони Геннадий Николаевич. – Теперь точно повезёт.

И вприпрыжку побежал готовиться к мероприятию, которого ждал целый месяц.

Операция прошла на удивление быстро и безболезненно, хотя без шероховатостей тоже не обошлось. Первоначально фокус изображения преломился до неузнаваемости, причём левый глаз упёрся куда-то в потолок, а правый – осматривал ботинки, но после соответствующей коррекции всё встало на свои места.

От впечатлений благодарный Геннадий Николаевич порхал как бабочка. Он долго раздавал поклоны, объятия и рукопожатия, желал всем всего хорошего, что есть на свете, и, конечно же, как положено в этих случаях, преподнёс сувениры. Потом, бесконечно счастливый, он опёрся о руку своей второй половинки и без оглядки зашагал в сторону дома.

– А почему в операционную тебя заводили дважды? – поинтересовалась супруга.

– Да так, видеокамеру в хрусталик вмонтировали.

– Какую камеру? – недоуменно посмотрела она на мужа.

– Какую-какую… шпионскую. Хрусталики-то американские поставили, значит, ЦРУ или ФБР на связи, информацию онлайн за бугор передавать буду. Гляди, разбогатеем. И за тобой, если что, присмотр, неусыпный контроль, так сказать. Нужное для семьи дело.

– Скажешь тоже, – рассмеялась супруга.

– Шутка, конечно, но имей в виду, теперь у меня четыре глаза. А если ещё очки надену и отцову лупу возьму, вообще никуда не спрячешься, из-под земли достану, – с улыбкой, но серьёзно сказал Геннадий Николаевич, расставив точки над «i».

Вот так, в мире и согласии, живут они и по сей день. Пожелаем им здоровья и долгих лет!