Гаафа и Протей

Светлана ушла из жизни очень рано, когда ей было всего пятнадцать. По домыслу коренных жителей села её забрала к себе кровавая комета. С тех пор минуло двадцать лет. Ни слуху ни духу о той девочке, за исключением двух-трёх невероятных историй из прошлого, в достоверность которых никто особенно не верил, не было. Но однажды произошёл случай, который перевернул всё представление о действительной жизни.

Поздно вечером Любовь Ивановна привычно сидела у швейной машинки и в полном одиночестве занималась ремонтом старых вещей из гардероба. На глаза совершенно случайно попалось платье, которое она сама мастерила дочери незадолго до её загадочной смерти. Любовь Ивановна аккуратно расстелила находку на диване и расправила складки. Былое тут же выдавило из неё слезу памяти.

– Какая же ты у меня красавица, – почему-то в настоящем времени всхлипнула она и сама же этому удивилась. – От парней, наверное, отбоя нет.

Она приложила платье к своему телу и посмотрела в зеркало. В нём неожиданно отобразился силуэт Светланы. Приборы освещения во всём доме мгновенно погасли и тут же засветились вновь, но теперь гораздо ярче и мощнее. Светланы в зеркале уже не было.

– Ну надо же, привидится же такое, – перекрестилась Любовь Ивановна и снова устроилась на стуле заниматься своим делом.

На резкий скачок напряжения в электросети она никакого внимания не обратила, потому что такое явление в селе было обычным делом, и ничего сверхъестественного оно из себя не представляло.

Прошло немного времени, и позади неё послышался какой-то треск. Она по инерции обернулась и остолбенела. Посередине комнаты, в промежутке между потолком и полом, в ярком свечении висела её Светлана и красочно переливалась насыщенными цветами радуги. Само изображение казалось полупрозрачным.

Любовь Ивановна тихонько приподнялась и протянула к дочери руки. У Светланы это действие матери никакой реакции не вызвало. Она по-прежнему умиротворённо парила в воздухе, её взгляд был отрешённым и устремлённым в вечность.

– Светик, родная моя, дай я тебя обниму, – мучительно произнесла Любовь Ивановна.

И тут, словно из динамика, до неё эхом докатились слова неизвестного мужчины:

– Успокойтесь. Это всего лишь голограмма. Гаафа вас не слышит и не видит. Она находится в своём реальном времени.

От неожиданности Любовь Ивановна вскрикнула и в беспамятстве опустилась на стул. Очнулась она нескоро. А как очнулась, крадучись вышла во двор, заперла на щеколду калитку, обошла пристройки, обратно вернулась в дом, закрыла входную дверь на ключ и трясущимися руками набрала телефон сына:

– Добрый вечер, Петя. Как у вас дела с Наташей? Что детвора? – и, не успев получить сколько-нибудь вразумительного ответа на свои вопросы, тут же выпалила ему увиденное светопреставление.

– Это у тебя, скорее всего, от переутомления, – успокоил он её. – Замоталась, бедная: по дому, по огороду – всё одна да одна. Пора уже объединяться. Завтра мы к тебе нагрянем всем миром и потолкуем об этом. Так что жди. До встречи.

И повесил трубку.

Ночью Любовь Ивановна практически не спала. Уже за полночь она достала из серванта альбом с семейными фотографиями и стала внимательно рассматривать старые снимки. С интересом перелистывая одну страницу альбома за другой, она вдруг с ужасом обнаружила, что ряд фотографий, в том числе дочери, отсутствует. Их было немного, кажется, всего три или четыре, но теперь на их месте зияла путающая рассудок пустота. Кто, когда и почему это мог сделать, она не понимала.

То, что она обнаружила, сначала взорвало в ней импульс экспрессии. Только под утро воспоминания о прожитом времени постепенно забылись, вернули её в состояние покоя, и она наконец уснула.

Последующее время Любовь Ивановна находилась в шоке. Соседи, как могли, её успокаивали, говорили необходимые в этих случаях слова, а детвора на последнем семейном собрании решила даже поочерёдно организовать у неё дома дежурство – мало ли чего может случиться. Но дежурство дежурством, а лодку судьбы спустя некоторое время опять понесло по тому же руслу, что и прежде, и женщине нередко снова приходилось коротать дни и ночи напролёт одной, занимая себя делами по дому.

* * *

В тот же период на далёкой планете Мория у Гаафы и её избранника Протея тоже происходили необыкновенные события.

– Гаафа. Ну чего ты мечешься из угла в угол, места себе не находишь? – засыпал вопросами девушку молодой человек, бывший несколько старше её. – Лучше ещё раз проверь все показания по проекту перемещения в пространстве без установки стационарного портала. На каких-то частотах наш аппарат ущемлён вихревыми потоками встречных галактик, по причине чего объект перемещения на выходе зависает. Защита проекта на планетарном совете учёных состоится уже скоро. Поэтому надо ещё раз всё скрупулёзно пересчитать.

– Протей, ты же знаешь, что все датчики я уже не один раз тестировала. Они работают в нужном режиме, параметры строго выдерживаются.

– Знаю, знаю, Гаафа, но сбои в работе налицо. От этого никуда не денешься.

– Тогда давай попробуем прямо сейчас испробовать действие аппарата на себе, а ошибки будем исправлять уже по возвращении. Должен же кто-то, в конце концов, быть первым.

– А что, это идея! Я уже предвижу интересное путешествие в пространстве. И куда мы направимся?

– Ты ещё спрашиваешь? Конечно, домой.

– Ты имеешь в виду планету Земля?

– Я имею в виду то место, где родилась. В своё время ты тоже там бывал. Надеюсь, помнишь?

– Но таким образом мы нарушим правила Большого Консета, запрещающего проведение опытов межпланетного масштаба без разрешения соответствующих догматов.

– Да, ты прав, Протей, но без таких отступлений великих открытий не делается. Об этом тебе может поведать сам Лукреций, который, благодаря своим мальчишествам, стал ведущим специалистом в области познания мистификаций.

– Что верно, то верно, – согласился Протей. – А не боишься?

– С тобой никогда и никого на свете, потому что я тебя люблю!

Так они решились на эксперимент, игнорируя установленные на Мории правила. Протей вставил в прибор ключ, повернул его по часовой стрелке, на всякий случай сжал ладонь Гаафы и привёл в действие зелёную кнопку «старт». Планетная твердь моментально исчезла из-под ног. Вокруг всё заискрило и наполнилось запахом ароматического благовония. Весь полёт длился не более десяти секунд и сопровождался неимоверными перегрузками. В самый последний момент они едва выдержали напряжение, удержав слабеющие руки. Этого хватило, чтобы не потерять друг друга из вида. Уловитель мыслей доставил Гаафу и Протея в нужное место на Земле и завис на выходе из режима переброски. Как раз в этот момент Любовь Ивановна и увидела голограмму своей Светланы, после чего потеряла сознание.

– Придётся проверить последний датчик цепи, с ним что-то неладное. А сейчас будем срочно возвращаться, – потребовал Протей.

– Подожди минутку, я только возьму себе что-нибудь на память, – взмолилась Гаафа и заметалась по комнате.

Она хватала всё, что попадалось ей под руки, но всё же возвращала взятое на прежнее место. Либо габариты предметов были великоваты для путешествия в иные миры, либо в них не было ничего памятного. И тут её внезапно осенило.

– Альбом! – воскликнула она. – Ну, конечно же! Фотографии. Что может быть для меня дороже их на другом конце Вселенной?

Она впопыхах выдвинула ящик серванта, взяла альбом, наугад вытащила из него несколько семейных фотографий и положила обратно.

– Вот теперь можно и в путь, – сказала она Протею, осмотрелась ещё раз и притянула его крепкую руку к себе.

Следующую неделю Гаафа и Протей, не поднимая головы, занимались устранением неисправностей в приборе. Они спешили, потому что руководитель проекта ещё раз напомнил им о приближающейся дате его защиты и потребовал от них предварительного доклада о готовности.

Вечерами после работы Гаафа удобно устраивалась в кресле, брала в руки те самые фотографии и подолгу рассматривала каждую из них, вспоминая земную жизнь. На одном из снимков была запечатлена похоронная процессия на кладбище. Длинная череда людей, провожающих её в последний путь, выстроилась перед воротами погоста. На дальнем плане выделялась группа молодых людей в кожанках. В одном из парней Гаафа узнала Протея. Он стоял в тёмных очках, его взор был устремлён на её земную усыпальницу, вокруг которой толпилось много народа.

Теперь она уже знала, что тогда в гробу лежала не она, а её двойник-биоробот, которого те самые парни в кожанках через несколько дней после похорон извлекли из могилы и переправили на планету Мория в качестве музейного экспоната. Настоящую же Свету, находящуюся в полном здравии, просил куратора забрать на его планету сам Протей. К тому времени он уже не раз бывал с заданиями на Земле, где однажды увидел её и до беспамятства влюбился.

За три дня до защиты проекта на планетарном совете учёных Протей связался с куратором, чтобы определиться со временем доклада, и попросил у него разрешения провести вместе с Гаафой предварительное тестирование аппарата. О первоначальном перемещении в пространстве он ничего не сказал, посчитав, что о нём никто не знает. Но тогда он даже не предполагал, что куратор уже давно был об этом осведомлён и только ждал подходящего момента, чтобы поговорить с авторами проекта наедине.

– Как дела на Земле? – загнал он Протея в тупик вопросом, когда тот переступил порог его кабинета. – Жду ваших объяснений.

«Босс всё знает», – быстро сообразил Протей и совершенно бессознательно дал дежурный ответ:

– Хорошо!

– А если подумать? – не унимался куратор.

Протей замялся, обдумывая, что сказать, но ничего вразумительного, кроме чистосердечного признания, не нашёл.

– Простите нас, если можете, но это было сделано для дела.

Куратор взял со стола лист бумаги и протянул его Протею:

– Прочтите.

В нём излагалась пояснительная записка к материалам службы безопасности о несанкционированном проведении эксперимента Протеем и Гаафой по перемещению в пространстве.

– И это только копия, – прервал чтение куратор. – Оригинал документа находится у руководителя совета учёных. Служба безопасности контролирует каждый ваш шаг. Что прикажете с вами делать?

– Я не знаю, но совершить этот, как вы считаете, опрометчивый шаг мы решили после совместного с Гаафой обсуждения. Поверьте мне. На днях в работе прибора нами была обнаружена серьёзная недоработка, и, чтобы докопаться до истины, мы предварительно провели этот эксперимент самостоятельно.

– Ну, предположим. И что дальше?

– Недостаток нами уже устранён, аппарат больше не зависает и полностью готов к эксплуатации.

Куратор пристально посмотрел Протею в глаза, встал со стула, убрал руки за спину, несколько раз измерил шагами кабинет и сказал:

– Пригласите сюда Гаафу. Будем обсуждать проблему вместе.

На планетарном совете учёных проект Протея и Гаа-фы был одобрен единогласно и допущен к тестированию с условием, что в состав бригады по перемещению будет дополнительно включён сотрудник службы безопасности. И вот для Гаафы и Протея настал решающий день испытания. В качестве наблюдателя к ним подключили хорошо знающего своё дело Каэля. Аппарат в считаные секунды перенёс троицу на Землю. Но куда именно, знал только Протей, чьей головой управлялся датчик уловителя мыслей.

По задумке Протея и во избежание нежелательных эксцессов голограмма участников эксперимента зависла, а затем материализовалась возле малолюдного кладбища, на котором якобы была похоронена Светлана. Узнав это место из далёкого детства, Гаафа сразу же ринулась внутрь кладбища, но Протей, опередив её мысли, предложил никому не торопиться и не делать опрометчивых шагов, дабы не испортить свой неожиданный визит на Землю.

– Давайте наши дальнейшие действия сначала хорошенько обдумаем, – заявил он и попросил первым высказаться Каэля.

– Я считаю, что в целях безопасности достаточно ограничиться малым, то есть обследовать район, где мы сейчас находимся, и изложить наблюдения в своём докладе учёному совету. Да, материала будет маловато, зато никакого шума и нежелательных последствий.

– Вы совершенно правы, коллега, – для вида поддержал его Протей, хотя в его голове уже давно созрел совершенно другой план. – Вот только стоило ли преодолевать нам расстояние в сотни световых лет, чтобы ограничиться сбором практически ненужного науке материала о тех, кого уже нет? Думаю, что это не лучший вариант. А что можешь предложить ты, Гаафа? – обратился он к девушке.

Всё это время Гаафа пристально смотрела на могилки, которые беспорядочно «убегали» вдаль и в гору, маня её обветшалыми крестами, и молчала. Но, неожиданно услышав своё имя, она встрепенулась и переспросила:

– Я?

У Каэля это вызвало естественное удивление, но, будучи специалистом своего дела, он никак не выдал своих эмоций

– Да, Гаафа. Как ты считаешь, как нам лучше поступить? – ещё раз задал вопрос Протей.

– Если нам доверили провести такой важный эксперимент, – медленно начала говорить она, обдумывая каждое слово, – круг изысканий необходимо расширить. Но в посёлке меня многие ещё помнят, поэтому при возможной встрече не исключаю конфуза и даже паники. В этой связи предлагаю всем вместе посетить дом моей матери и в дальнейшем при необходимости точечно стереть этот факт из её памяти. А чтобы не натолкнуться на родственников или случайных знакомых, вам, Протей и Каэль, нужно войти в дом первыми. Вас никто не знает. Ну а дальше уже действовать по обстановке.

Каэль выждал паузу, после чего заявил:

– Согласен. Пусть будет по-вашему. Только прошу никого не забывать, что прибор у нас один, поэтому вернуться назад мы можем лишь сообща. В случае нарушения этого уговора в дальнейшем от подобных командировок, тем более на Землю, мы будем отстранены навсегда. А меру наказания нам определит Верховный суд Мории.

В этот поздний вечер Любовь Ивановна снова была одна. Она только что проводила детей домой и теперь отдыхала на лавочке во дворе, с интересом наблюдая парад звёзд. Они лукаво играли и словно подмигивали ей, приглашая в свой таинственный мир космоса.

– Где же ты, мой Светик? – певуче приговаривала она и качала в такт головой из стороны в сторону.

По небосклону совсем рядом пронеслась падающая звезда. Она ярко вспыхнула и погасла где-то за лесом у кладбища.

– Это, наверное, душа моей дочурки блуждает во Вселенной? – прошептала она. – Как мне тяжело без неё, кто бы мог знать…

Поёжившись от вечерней прохлады, она встала и зашла в дом. Вскоре хозяйство вновь увлекло её делами. Уже было темно, когда со стороны калитки послышался мужской голос:

– Любовь Ивановна! Вы дома? Откройте, пожалуйста.

«Кого это Бог послал на ночь глядя?» – подумала она, закуталась в платок и вышла во двор. Возле ворот стояли два незнакомых и странно одетых молодых человека, один из которых пристально смотрел на неё, другой настороженно оглядывался по сторонам. «Бандиты, наверное», – первое, что пришло ей в голову. Она отшатнулась и удивлённо спросила:

– Что вам надо и откуда вы меня знаете?

– Не бойтесь, мы ваши друзья и ничего плохого не помышляем, – тихо послышалось в ответ. – Скажите, вы дома одна?

– А какое вам дело? Я сейчас позову соседей.

– Не надо никого звать. Ваша дочь с нами, – шепнул всё тот же голос.

– Как? Моя Света? – едва проронила Любовь Ивановна и от внезапного головокружения обмякла на штакетнике.

Её подхватили крепкие мужские руки.

В себя она пришла уже в комнате. Рядом с диваном, на который её уложили, стояли всё те же парни и эффектная молодая женщина в блестящем облегающем костюме. Присмотревшись, она уловила в ней до боли знакомые черты дочери.

– Светик! Это ты? – вырвалось у неё откуда-то изнутри.

– Да, мамочка, это я, – не скрывая волнения, ответила дочь.

– Ты жива? Но как это может быть?

– Я всё тебе объясню, родная, только ты не волнуйся.

Гаафа присела на краешек дивана, наклонилась и поцеловала мать в седеющие волосы.

Чуть позже вся четвёрка при наглухо зашторенных окнах сидела за столом и угощалась блинами со сметаной, которые в детстве очень любила Света. Мать с дочерью не могли наглядеться друг на друга; глаза их были влажными от слёз счастья.

– Ешь, доченька, ешь. Какая же ты у меня худющая стала. И вы тоже, хлопцы, налегайте, на что бог послал. Не стесняйтесь. Если надо, я ещё опару замешу. Молочко-то своё, свежее, – беспрерывно причитала Любовь Ивановна, постоянно подливала гостям горячего чая и всякий раз ловила себя на мысли, что не понимает в происходящем ничего.

Протею и Каэлю такая пища была в диковинку, потому что родились они на далёкой планете Мории, но запах и вкус жирных блинов в домашней сметане создавал у них иллюзию чего-то очень родного и, как ни странно, далёкого, но в то же время близкого. Они наслаждались ароматом сладкого чёрно-красно напитка, обжигающего внутренности, и каждым проглатываемым куском тающего во рту блина.

Чувствуя сердцем переживания матери, Света всеми силами сдерживала в себе вулкан эмоций, готовый выплеснуть лаву наружу. В какой-то момент Любовь Ивановна решила, наконец, разрядить обстановку и спросила:

– Доченька! Так из каких же краёв вы будете и надолго ли к нам пожаловали?

Света встала со стула, подошла к матери, нежно обняла её за плечи и, не торопясь, стала объяснять суть происходящего:

– Мамочка, откуда мы и почему, боюсь, ты не поймёшь. Но если совсем просто, мы пришли сюда, а вернее, переместились, с очень далёкой от Земли планеты под названием Мория, на которой я живу уже двадцать лет. Сейчас моё имя Гаафа. Меня сопровождают эти двое парней: мой муж Протей, – она указала на него рукой, – и Каэль. Они сильные, верные, устремлённые в будущее люди, настоящие друзья.

– Протей твой муж? – удивлённо спросила Любовь Ивановна и посмотрела на молодого человека.

– Да, мама. Мы уже вместе более десяти лет, и у нас есть общие дети: Эрон и Леда. По сути, они твои внуки.

– Я хочу их видеть, – взволнованно потребовала Любовь Ивановна на правах бабушки. – Причём сейчас же.

– Но это невозможно, мама. Они сейчас очень далеко. Планету Мория, на которой они находятся, отсюда невооружённым глазом даже не видно.

– А каким же образом здесь очутились вы и почему бросили детей одних?

Света ещё крепче обняла мать и прошептала:

– Ты снова за своё, мама. Наше отсутствие дети даже не заметят, поверь мне на слово.

Вскоре за чашкой чая разговор зашёл о новой родине Гаафы.

– Наша планета, – рассказывала она, – заселена наилучшими индивидами почти со всей Вселенной и разделена на множество секторов, подобно государствам на Земле. В каждом секторе живут подвиды своего разума, для всех созданы одинаковые комфортные условия. Смешивать гены подвидов строго запрещено законом и карается смертью, но перемещение по всей планете свободное.

– Это что ж, как в зоопарке с открытыми вольерами? – спросила Любовь Ивановна. – А конфликтов не боитесь?

– Нет, мама. Закон на планете Мория один и нарушать его никто не вправе. У нас организовано практически идеальное общество, а жизнь построена по типу пасеки: каждый обязан вносить посильную лепту в общее дело, от трутней немедленно избавляются, переправляя их восвояси. И это действительно так. В противном случае мы бы здесь не появились.

– Вас что, вернули на Землю как не оправдавших доверия? – испугалась Любовь Ивановна.

– Ты снова всё неверно истолковываешь, мама. Мы тестируем здесь своё изобретение и одновременно собираем научный материал для дальнейших опытов. Теперь ты поняла?

Протей и Каэль всё это время молчали, лишь изредка перебрасываясь фразами и сверяя время.

– Пора прощаться, – неожиданно объявил Каэль. – Нас ждут на Мории.

Любовь Ивановна схватила руку дочери и неистово закричала:

– Не пущу! Мне без неё не жить…

Но её уже никто не слышал. Зелёная кнопка «старт» была приведена в действие.

Очнулась Любовь Ивановна в полной темноте на диване. Она мучительно пыталась вспомнить всё, что с ней произошло. Но, как ни старалась, дочь и её спутники из памяти были стёрты навсегда.