– От нашего кочевья несколько верст до селения Тайшанты. Через него проходит Чуйский тракт до самой границы и уходит в Монголию. Он проходит по хребту Сайлюгем. Надо совершить переход через перевал Дурбэндаба, а там уже Монгольский Алтай. Чуйский тракт переведет от перевала к озеру Цаган-Нур. Там самое подходящее место для нашего размещения, а неподалеку у озера Баяннур – кочевье казахов таких же беглецов, как мы. Я установил с ними дружеские отношения, когда ходил на эту сторону, – закончил свое разъяснение Алтангэрэл.

– Так что будьте готовы, Бронтой, к переезду в Монголию – там мы все обретем покой и защиту от насилия. Да сбудется всемогущая воля нашего народа.

– А когда, Алтангэрэл, ты наметил это переселение?

– На совете старейшин мы приняли решение сделать это за два раза. Через три дня отправится наш первый караван из самых молодых и здоровых людей – около трехсот человек. У них трудная и важная задача: перегнать стада овец и табун лошадей и обосноваться на новом месте. Этот караван поведу я сам. Остальные придут позже уже налегке небольшими группами, есть у нас и такие, кто не может или не хочет уходить – это их право. А что ты решил, Бронтой? Ты готов сейчас к походу с нами?

– Нет, уважаемый Алтангэрэл. Я еще не окреп и мне не одолеть долгий путь и в особенности пограничный перевал. А вот Туяа с сыном пусть едут с тобой – так будет лучше.

– Я не поеду без тебя, Бронтой, – решительно возразила Туяа. – Тебе нужен мой уход и лечение – хотя бы месяц до полного выздоровления.

Наступило тягостное молчание. Алтангэрэл невозмутимо курил трубку, не торопя молодых принять нужное решение.

– Возьми с собой моего сына Ялата. Это мое окончательное решение, – твердым голосом сказал Бронтой.

– Хорошо, я возьму Ялата и буду опекать его до вашего возвращения, – промолвил Алтангэрэл. – С ним будет и твой брат, Туяа: Мишиг тоже едет с нами.

И, распрощавшись, Алтангэрэл покинул юрту. Решение отца огорчило и озадачило Ялата. Ему не хотелось уходить с родных мест, тяжело было расставаться с отцом и матерью. Надолго ли? Все было неопределенно и вызывало в душе Ялата смятение.

Напоследок он еще раз сходил в ущелье на свою «жилу» с колыбташем, зашел попрощаться к своему учителю по камню Бате. Старый мастер привык к талантливому ученику, в которого успел за короткий срок вложить любовь к камню и умение с ним работать. За время своего обучения Ялат научился не только его ремеслу, но и понимать найманский язык. На прощанье, напутствуя своего ученика, Бата сказал ему:

– У каждого человека есть свой талант, свое призвание. Есть оно и у тебя, Ялат, пусть оно всегда остается в тебе, где бы ты ни был. В этом призвании твоя душа, твоя радость и горесть… ты понял, сынок?

– Да, понял, уважаемый Бата. Благодарю вас за то, что вы открыли во мне это призвание, научили меня своему мастерству. Это я сохраню в себе навсегда. Прощайте, учитель, – сказал в растроганных чувствах Ялат и отвесил старому мастеру глубокий поклон.

– Постой, на вот, возьми на память, – сказал Бата, протягивая Ялату стальной резец. – Этим резцом ты обрабатывал наш камень – колыбташ, может, он пригодится тебе и там.

Разве мог он подумать тогда, что спустя многие годы в Монголии ему доведется работать этим простым инструментом – подарком его учителя!

Перед отъездом к Ялату зашел его дядя Мишиг – коренастый, крепко сбитый молодой человек лет тридцати с широко раскрытыми доверчивыми глазами. Проведя рукой по густому бобрику черных волос, Мишиг сказал:

– Пойдем, Ялат, к табуну – выберем тебе коня в дорогу. И немного покатаемся вместе – посмотрю, как ты сидишь в седле.

Туяа одобрительно кивнула головой и сказала брату:

– Ты уж постарайся выбрать ему коня поспокойнее, у него опыта верховой езды мало.

– Не беспокойся, сестра, я выберу ему хорошего скакуна и буду сопровождать твоего Ялата всю дорогу.

На зеленой поляне паслось около сотни разномастных лошадей. На шее многих лошадей висели разноцветные ленточки, указывающие на принадлежность определенному хозяину. После долгого осмотра Мишиг выбрал из табуна гнедого коня с белой отметиной на лбу, который понравился Ялату.

Накинув на коня аркан, Мишиг повел его к своей юрте. Привязав коня к коновязи, Мишиг принес из юрты запасное седло. Он показал Ялату, как седлать коня, затем дал несколько советов по правильной посадке и верховой езде. От слов Мишиг перешел к делу, предложив Ялату сесть на своего коня. Затем, отвязав своего пегого скакуна и легко перебросив через него свое упругое, тренированное тело, он крикнул Ялату: «Догоняй!» и помчался галопом вдоль долины. Ялат, пришпорив своего гнедого и подстегивая его концом поводьев, поскакал за Мишигом. Он догнал его к своей радости и заслужил похвалу своего дяди.

– Ладно, для начала неплохо, остальное – усвоишь в дороге, – сказал Мишиг.

В последнюю ночь перед походом Ялат плохо спал. Ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, и только под утро заснул коротким тревожным сном. А ранним утром его разбудила мать.

– Вставай, сынок, завтрак готов и надо собираться в дорогу.

Отец не спал и лежал на кровати с открытыми глазами. Туяа быстро накрыла стол, уставив его свежевыпеченными масляными лепешками, вяленым оленьим мясом, бараньим сыром и сушеным творогом. Поставила три пиалы и разлила кипящий зеленый чай с молоком.

Бронтой встал, и они втроем молча приступили к трапезе. Неожиданный стук в дверь юрты отвлек их внимание. Дверь отворилась, и вошли Мишиг и его жена с русским именем Майя, невысокая, с карими игривыми глазами и длинной черной косой.

– Мы за тобой пришли, Ялат, пора в дорогу, – сказал Мишиг, поздоровавшись.

– Присядьте на минутку, – засуетилась Туяа. – Выпейте с нами чаю.

– Спасибо, Туяа, надо ехать, – сказал Мишиг. – Караван уже готов к походу. До свидания, сестра, до скорой встречи за кордоном.

Мишиг с Майей торопливо вышли из юрты, оставив Ялата попрощаться с родителями. Он подошел к притихшей в этот момент матери и крепко обнял ее, казавшуюся такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним.

– Храни тебя всевышнее небо, – прошептала она, целуя сына.

Бронтой, отбросив палочку, твердым шагом подошел к сыну. Расстегнув ворот рубашки, он снял свой каменный амулет и повесил его на шею сына.

– Зачем? – вырвалось из груди Ялата. – Ведь это твой хранитель!

– Теперь он будет твоим хранителем и помощником в пути, в делах твоих и в жизни. Береги его – это наша родовая ценность.

Бронтой крепко, по-мужски, обнял сына, и в глазах его заблестели слезы – он словно прощался с сыном навсегда. Провожая сына, Туяа и Бронтой вышли из юрты, проверили, как он прикрепил к седлу сумку с пожитками на дорогу и своими вещами. А потом он молодцевато вспрыгнул на своего гнедого.

И снова Туяа, выйдя с большой чашей кумыса, плеснула его под ноги коня сына, чтобы легким и счастливым был его путь. Они долго еще стояли у юрты, обнявшись, поддерживая друг друга и глядя вслед уходящему от них в неизвестное сыну.

Ялат вместе с Мишигом и его женой Майей, сидящими верхом на своих рысаках, присоединился к огромному каравану, заполнившему долину. В последний раз Ялат обернулся назад, увидел фигуры отца и матери, махавших ему вслед, и, пришпорив коня, мелкой трусцой помчал за караваном. Теперь он чувствовал себя неотъемлемой частью этого сплоченного кочевого братства, этих людей, отважившихся навсегда покинуть родные места.

* * *

Караван, двигаясь медленно и с частыми остановками, растянулся до километра. Впереди двигался авангард, возглавляемый Алтангэрэлом и состоявший из пятидесяти молодцов, вооруженных охотничьими ружьями и холодным оружием. В составе авангарда находились проводники, хорошо знавшие дорогу и бывавшие за кордоном. В задачу авангарда входило проложение безопасного пути, поиски мест для ночевок, источников водоснабжения и охота для прокорма людей. За авангардом следовало главное богатство – огромная отара овец, которую гнали пастухи на лошадях и их верные помощники – собаки. Замыкала шествие конно-транспортная группа: около сотни лошадей, навьюченных тяжелым грузом – разобранными юртами, снаряжением, различной утварью и продуктами питания. В этом обозе помимо мужчин находились и женщины с детьми подросткового возраста – все верхом на лошадях.

Начало пути было спокойное. Караван без осложнений и потерь прошел по межгорной долине и уже к вечеру подошел к селению Тайшанта. Это был опорный пункт через тракт из России в Монголию. В селе Тайшанта издавна проживали найманы. Их вождем был Арслан, который получил свое имя Арслан (слон) за могучую фигуру и физическую силу, которую он демонстрировал на состязаниях во время народных праздников. Алтангэрэл поддерживал с ним дружеские добрососедские отношения и не раз был у него в гостях.

Но на этот раз приятные ожидания от встречи с другом обманули его. Когда Алтангэрэл со своим отрядом подъехал к селению, то не узнал его. Склоны гор, где паслись раньше отары овец, были пусты. Юрты казались безжизненными, и лишь из некоторых струился дым из верхних отверстий. Что произошло с многолюдным селением?

Алтангэрэл подъехал к большой юрте вождя и спешился. Из юрты вышла Дулма – жена вождя, в черном одеянии, поникшая, с печальными глазами.

– Что случилось, Дулма? – с тревогой спросил Алтангэрэл, шагнув к ней.

– Ой, беда большая пришла в наш аул, Алтангэрэл! Неделю назад нагрянули к нам военные из Бийска и, как грабители, стали забирать наш скот и лошадей. Арслан возмутился и пытался выяснить у ихнего начальника, по какому-такому праву они это делают.

«По праву советской власти», – ответил ихний начальник в кожаной куртке и ткнул Арслану в лицо бумагу. Арслан плюнул на эту бумагу. Его стали вязать, завязалась борьба, он раскидал всех этих шайтанов, а ихний начальник выстрелил в него из револьвера. Арслан мой еще был жив, когда шайтаны убрались с награбленным. Красные шайтаны угнали весь наш скот и лошадей в Бийск. Наших ребят забрали, чтобы перегоняли скот – они еще не вернулись. А Арслан потерял много крови от ран и на следующий день ушел в мир иной. Его похоронили в каменной пещере вон там, на горе, за которой садится солнце. Мир праху его.

– А куда все люди делись? – спросил потрясенный известием Алтангэрэл.

– После нашествия шайтанов все молодые верхом ушли за перевал в Монголию. И мой сын Гава тоже. Не хотел меня бросать, но я сказала ему: «Иди, пока цел, ведь ты – сын вождя». Осталось нас несколько семей, все больше старые – здесь наша земля, и мы останемся на ней до конца. А ты там, за кордоном, найди моего сына, присмотри за ним, помоги устроиться на новом месте.

– Хорошо, Дулма, сделаю все, что в моих силах. Я за каждого человека из нашего племени в ответе. И за него тоже, – кивнул он на стоявшего рядом с ним Ялата.

– А кто он, русский? – спросила Дулма, глядя с удивлением на рослого светловолосого юношу.

– Нет, он кыпчак, единственный кыпчак в моем воинстве, – ответил Алтангэрэл. – Он внук вождя Аржана, расстрелянного красными, а отца его так избили, что он не смог с нами поехать – остался с женой в кочевье.

– Оо, всевышнее небо! – всплеснула руками Дулма. – Что же они творят с нашим народом? Чего они хотят?

– Они хотят, Дулма, превратить все алтайские племена в безликое и покорное стадо. И будут насильно его гнать в светлое будущее, о котором все трубят. Но мы хотим остаться свободным народом и обретем новую родину – там, за кордоном.

– Пусть вам сопутствует удача, Алтангэрэл. Располагайтесь на ночлег, юрт на всех не хватит, но как-нибудь разместитесь – ведь вы кочевой народ. А ты, Алтангэрэл, можешь остановиться с внуком Аржана в моей юрте, как останавливался у нас в прежние времена, – сказала Дулма, вздыхая.

Стоянка в разоренном ауле Тайшант была последней на пути каравана. Утром весь растянувшейся караван, провожаемый грустным взглядом оставшихся обитателей села, тронулся в путь. Алтангэрэл торопил людей, не давал расслабиться, чтобы засветло успеть выйти к перевалу. Дорога была широкая, уплотненная щебнем скальных пород, еще не размытая осенними дождями. Небо над головой было чистым и голубым, радующим глаз и вселяющим в душу покой и надежду. Авангардный отряд Алтангэрэла оторвался от каравана и мчался навстречу синеющему вдали пограничному хребту Сайлюгем.

Ялат старался не отставать, мчался рядом с Мишигом, подставляя разгоряченное лицо свежему ветру. Ближе к вечеру они подъехали к хребту Сайлюгем и остановились в широкой межгорной долине, ведущей к перевалу Дурбэндаба. Всадники спешились, чтобы отдохнуть самим и дать отдых взмыленным коням. Алтангэрэл с Мишигом выбрали место для размещения каравана на ночлег. Бросок через перевал найманский вождь наметил на утро следующего дня.