Женщина начинает кричать, задыхаясь хрипами оргазма.

Все. Теперь пора! Наконец и он себе тоже может позволить желанное… Электрическая волна проходит от диафрагмы к причинному месту, стремительно усиливаясь и… долгожданная серия судорожных толчков, извергающих продукт любви.

Чувствуя это, она крепко оплетает его всеми конечностями и тонет в очередном оргазме.

Пауз (к которым он привык в общении с иными партнершами) практически не было. Эта разгоряченная ненасытная бестия не позволяла ему такого блага. Стоило расслабиться после очередного физиологического взрыва, вздохнуть пару раз, как ее горячее, мокрое от пота тело вновь приникало к нему, лаская, возбуждая, неизменно рождая очередную волну дикого желания.

Сладкая пытка начиналась сначала, но каждый раз по-новому. Он и представить не мог, на что способна умудренная опытом фантазия этой искусной обольстительницы, этой жрицы сакрального таинства божественного соития.

Безумная мистерия единения длилась почти до утра.

Но все проходит. И вот они, удовлетворенные и утомленные, замирают на миг в объятиях, и тут же их накрывает спасительный флер глубокого забытья.

4.

Усталый, истощенный любовью организм рухнул в глубочайший сон без грез. Это напоминало бесконечное падение в бездну покоя, наполненную безликой аморфной неосязаемой мглой, где малейший звук, запах, или иной раздражитель был просто немыслим.

Блаженное отдохновение в колыбели Гипноса³ продолжалось не более двух часов, а когда первые лучи рассвета начали тревожить зрительные рецепторы мужчины, его блуждающее в эмпиреях призрачных миров сознание неожиданно встрепенулось и выдало напоследок короткое финальное сновидение.

Весна. Теплый ласковый апрель.

Он на рыбалке.

Ни ветерка. На зеркальной глади озерца ни малейшей ряби. Заросли камыша справа, слева, на противоположном берегу совершенно неподвижны.

Полная тишина.

Еще минута, и давно светлеющий горизонт на востоке рождает первый проблеск – вестник грядущего светила. Это еще не рассвет, только его прелюдия.

По телу пробегает легкая дрожь экстаза. Наступает любимая минута рыбака-эстета – то шаткое равновесие между мраком и светом, дремой и бдением, тот временнóй рубеж, когда природа вот-вот готова проснуться, вспомнить себя.

Но все преходяще. Совершенно неуловимо минуют те чудные секунды, и вот волшебной золотой колесницей в тусклую завесь низких облаков врывается рассвет, окрашивая их в роскошную длинноволновую гамму цвета, от бледно-пурпурного, до кричаще оранжевого. Мир просыпается, раскалывая сонную довлеющую тишину сотнями разнообразных птичьих трелей.

Здравствуй, утро!

Он почти не дышит, завороженный апофеозом очередного рождения, но вдруг…

Поклевка!

Поплавок беснуется, как эпилептик. Подсекать нужды нет. Добыча села прочно, надежно, не вырвется.

Он плавно тянет на себя.

Ого! Ну и силища! Килограммов на 5 выйдет.

Осторожно…

Вот тот пример, когда необходим правильный баланс между азартом и терпением, иначе…

Он знает, что делает, и потому исход борьбы предрешен. Несколько минут неторопливого вываживания, и вот уже искрящееся всеми оттенками радуги влажное чешуйчатое тело бьется в рыболовном сачке, разбрасывая во все стороны мириады искристых капелек влаги.

Что за чудо! Он никогда не видел такой рыбины. Потрясающая красота. Просто невозможное совершенство исходило нежной перламутровой аурой, как святой – нимбом. Кажется, это существо забрело сюда ненароком из древней сказки или иного мира, в тысячи парсек отсюда. Это не добыча, это мечта, которая принадлежит не ему – вселенной. Разве можно позволить, чтобы такой шедевр попал на сковородку?

Жаль, нет фотоаппарата или смартфона, чтобы запечатлеть невиданное диво.

Водоплавающее тревожно зыркнуло круглым фиолетовым глазом с вертикальным зрачком (рождая в душе какое-то смутное воспоминание) и он принял решение.

– Живи, красавица! – человек осторожно, чтобы не навредить извлекает крюк из губы животного, опускает сачок и пытается осторожно высвободить добычу.

Чудо-рыба конвульсивно дергает телом и, рождая новые радужные тучи брызг, устремляется в недолгий полет к водной стихии. Вот она уже касается игристой глади и тут… Судорожный рывок хвостом и острый длинный шип на плавнике (как его раньше не заметил?) распахивает его ладонь чуть ли не до кости.

– Ах ты!!! – он прижал руку к животу, пытаясь остановить хлещущую кровь, и в ту же секунду проснулся.

Дрема слетела мгновенно, словно утренний туман под порывом речного ветра.

Бросил взгляд на свою десницу. Цела (ну конечно), но фантомная боль еще чуть ноет где-то в глубине мышц.

«Эмма!» – он тут же вспомнил произошедшее накануне, с каким-то щемящим восторгом и иррациональным чувством тревоги. Бросил взгляд на постель. Пусто.

«Неужели сбежала?!».

Ухо уловило затихающие звуки душа из ванной комнаты.

«Здесь, милая», – он сладко потянулся и замер в ожидании утренней встречи.

Минута, другая.

За матовым стеклом двери уже различимы смутные очертания тела.

Створка распахнулась до отказа и…

«О, Господи!!!»

То, что испытал в эту секунду счастливый любовник, мог пережить, пожалуй, только герой какой-либо гоголевской страшилки.

Красавицы не было.

На ее месте, обернутое в его любимое синее полотенце стояла отвратительная старуха лет шестидесяти пяти. Реденькие крашеные волосы, блеклые водянисто-серые глаза, сморщенная бледная розетка губ, напоминающих клоаку, сухое, будто обожженное скуластое лицо, испещренная сетью морщин дряблая шея, полное отсутствие женских форм, неказистый, похожий на несимметричную корягу костяк, тонкие конечности с вздутыми суставами.

«Батюшки святы! Что это за недоразумение? Откуда оно взялось?! Где Эмма?».

Не в силах вымолвить ни звука, Кирилл судорожно выдохнул и инстинктивно отстранился.

Хитро взглянув на него, пожилая женщина расплылась в гаденькой улыбке, демонстрируя желтоватые (но ровные) зубы:

– Что, Кирюша, не узнаешь?

«О чем это она?» – он прокашлялся, и сипло выдавил:

– Что вы имеете…

– Вот те раз! Мы снова на «Вы?» – голос собеседницы скрипел, как несмазанное колесо телеги. – А ведь не далее, как вчера, я была для тебя единственной, несравненной, богиней. Знала я, что мужчины легкомысленны, но чтобы так… – бабулька театрально поднесла руку ко лбу в показном отчаянии.

И тут Панкратов будто под пресс попал, увидев на костлявом скрюченном пальце вознесенной кисти престарелой гостьи то самое кольцо с благородным аметистом.

«Боже… Боже! БОЖЕ!!!».

Это был шок.

Странные слова старой дамы плюс камень… Паззл сложился, но не укладывался в голове.

ТАКОГО ПРОСТО НЕ МОГЛО БЫТЬ!!!

Может это просто жестокий розыгрыш?

Пауза.

Карга молчит, ухмыляется, наслаждается реакцией несчастного.

Мужчина заставил себя проблеять:

– Вы хотите сказать, – голос дрожал, как у 5-летнего мальчишки, увидевшего болотную гадюку, – что вы…

– Да, да, тупица ты этакий. Я – та самая Эмма, с которой ты зажигал всю ночь, шалунишка, – собеседница лукаво подмигнула. – И, насколько разбираюсь в мужчинах, был в восторге, даже более того. Так что же поменялось, любимый? Иди ко мне – в конец изгаляясь над беднягой, бабка ехидно протянула к нему свои дрожащие ручонки.

Кирилл оцепенел, поняв, что еще одно движение полоумной старушонки, и он выпрыгнет в окно.

– Ладно, страдалец, – женщина вдруг закашлялась, как чахоточная, – не трясись, ухожу я. Только понять ты должен, иногда человеку дается такое блаженство, за которое он просто обязан платить. А уж как… это ты сам скоро поймешь. Потерпи малость. Пойду, переоденусь.

Через бесконечно долгую минуту его визитерша предстала в своей прежней одежде.

«Кошмар!» – он не верил глазам, не понимая, как шелковую блузку и черную кожаную мини-юбочку размеров XS, блистательно сидевших на вчерашней прелестнице, смогла напялить на себя эта… колода. Странно, будто на нее и шили.

В полной тишине вчерашний ловелас смотрел на пожилую даму, не в силах оторвать глаз.

Бзды-ы-ынь!!!

Звук резанул по нервам, как циркулярная пила. Вздрогнув, покрывшись испариной, он вдруг понял, что это всего лишь входной звонок.

– Сиди, сиди, милок, я открою.

Створки распахнулись, невысокий кряжистый курьер вкатил внутрь здоровенный металлический шкаф идеально кубической формы, примерно метр на метр габаритами.

– А вот и мой заказ, – суетливо заскрипела престарелая «Эмма», сунув рабочему купюру и быстро вытолкав того взашей. – Бери, любовничек, пользуйся, дарю. Еще спасибо скажешь.

– Что это?

– В этом волшебном ларце то, без чего тебе не прожить в ближайшие сутки. Не маленький, сам разберешься. Мой тебе совет: не выходи из дома, пока… хотя, ты и не сможешь. Ну да ладно, задержал ты меня. Дел полно. Бывай. Удачи (ха-ха, что я несу?).

Кирилл нашел в себе силы на прощальное:

– Надеюсь, мы больше не увидимся.

Старуха аж присела от восторга:

– Ой, уморил. Нет, конечно же. Не до того тебе будет, если выкарабкаешься. Ха!

На том входная дверь захлопнулась, оставив героя в одиночестве.

Первое, что он сделал, после ухода глумливой карги – метнулся к входу и закрыл металлическую дверь на все засовы.

«Вот это попадалово!».

Во рту было гнусно. Ему казалось, что он всю ночь глотал помои, убежденный, что пьет божественный нектар и только утром узнал истину. Что ж, по сути, так и было.

Так, наверное, чувствует себя пес, обнаружив, что найденная аппетитная косточка оказалась лишь пластмассовым муляжом.

Вселенная перевернулась, в голове все плыло. Что думать, как реагировать? В мозгу ржавым гвоздем сидел вопрос: с кем он был ночью, и откуда такая перемена?

Наваждение!

Пройдя на кухню, жадно присосался губами к крану с ледяной водой, выпив, наверное, не меньше литра, упал на табурет, тупо уронив голову на стол и попытался осмыслить произошедшее.

Первое, что приходило в голову: «такого просто не может быть», второе: «может она ведьма?», третье: «наркотики?».

Нет, в бесовщину он не верил, а наркотой не баловался ни разу в жизни. Могла ли она подсыпать зелье в алкоголь вчера… Нет, отпадает, ведь он изначально увидел ее супер красавицей, еще до того, как девушка смогла бы что-либо предпринять.

«Думай, Палыч, думай!».

Но поразмыслить толком не вышло.

Буквально через минуту с его телом начало твориться нечто пугающе необъяснимое.

Сначала показалось, что все кругом мелко мерцает тонким фиолетовым крапом. Далее – назойливый звон в ушах, резонирующий, ритмично нарастающий и отступающий, словно колокольный набат. Затем – зуд по всему телу, легкий, еле заметный, не раздражающий, словно тебя касается крыло ангела.

Так продолжалось около получаса. После того, как все эти напасти закончились, исподволь начала наступать главная беда. Сначала очень захотелось перекусить. Но нет, легкий аппетит, относительно того, что настигло его телесную оболочку, был подобен хлипкому пламени свечи по сравнению с таежным пожаром.

Неожиданно, ни с того, ни с сего, на него напал зверский пещерный голод. Казалось, в его чреве вакуум, требующий немедленного заполнения, словно, желудок трансформировался в небольшую «черную дыру». Это было непривычно, жутко, пугающе. И жор нарастал неумолимыми темпами. Он понимал, что это ненормально, противоестественно и, возможно, идет во вред организму, но, как говаривал старик Фрейд: «доводы разума бессильны против наших страстей».

Так и вышло. Борьбы не получилось. Через пару минут бедняга опрометью бросился к холодильнику.

– Ё-ё!

Что можно найти внутри этого бытового прибора у типичного закоренелого холостяка. Кусок прогорклого сливочного масла, остатки майонеза в пластиковом ведерке и толстый слой наледи в девственно чистой морозилке. Даже хлеба в хлебнице не было.

Жестокий облом.

«Срочно в супермаркет!» – кляня себя за злокачественное бытовое разгильдяйство, молодой человек метнулся к гардеробу.

И тут…

Неожиданно, словно дар Неба (или преисподней?) он услышал отчетливый запах съестного. Тонкий, обильный, разнообразный, он шел из вентиляционной перфорации загадочного шкафа-посылки, торчащего посреди прихожей.

Хромированная металлическая ручка резала глаз яркими бликами, будто шептала: «открой меня». Рядом – электронный датчик массы содержимого: 84,0 кг. Странно, это же точный вес его, Кирилла Павловича Панкратова.

Он понимал, что все неспроста, что происходящее – чей-то дьявольский план, он влип, и его загоняют в какую-то чудовищную ситуацию (в мозгу взорвался вдруг яркий образ: некий конопатый мальчуган-садист терпеливо подталкивает пальцем пойманную муху с оборванными крылышками в банку с сидящим внутри богомолом).

Ужас в том, что ОН СОВЕРШЕННО НЕ МОГ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ все нарастающему желанию к поглощению.

Голод подступил с новой, невиданной доселе силой, кожу прошиб липкий холодный пот, руки тряслись, как у паркинсоника, откуда-то изнутри вдруг вырвалась волна неконтролируемой агрессии неизвестно на кого, тело стало ватным, словно чужим и он вдруг понял, что еще десяток минут, и он провалится в забытье⁴.

Это было полное фиаско воли перед желаниями.

Кирилл вяло сполз на пятую точку и, не медля ни секунды, рванул на себя металлическую ручку посылки. Вертикальная створка тут же отворилась, вывалив на хозяина содержимое.

Вот она, мечта алчущего!

Он сидел на полу, по бедра засыпанный разнообразнейшим съестным. Чего тут только не было: запеченная птица, колбасы, буженина, молоко, сметана, сыры, хлеб, вакуумные упаковки с семгой, разнообразными салатами, жареной картошкой, куча сладостей и фруктов и масса бутылок с минералкой и соками.

Повинуясь спасительному инстинкту, он схватил огромную шоколадку и, торопливо избавившись от упаковки, стал жадно грызть твердую массу, временами запивая водой.

Через пару минут заметно полегчало.

Все, начало положено. Он капитулировал и теперь уже не был способен остановиться.

Только одна мысль: «ЖРАТЬ!».

Наступил черед других продуктов, среди которых наш гурман отдавал предпочтение мясным и молочным.

Почувствовав первые признаки сытости, он взглянул перед собой и обомлел: полностью обглоданный костяк курицы, половинка сырокопченой колбасы, упаковка от пармезана, две пустые бутылки из-под молока и куча фольги от исчезнувших в его утробе сладостей. Кирилл не поверил бы, что в человека сможет влезть столько.

Плевать! Наконец-то ощущение сытости.

Он не помнил, сколько находился в состоянии блаженного забытья, но вскоре его вновь разбудил проклятый неутолимый голод.

Все начиналось сначала.

Мозг словно отключился. Окончательно порабощенный инстинктом, он уже не понимал, что делает, По-прежнему сидя на полу, в груде продуктов и их отходов (начинающих напоминать горку из опрокинутого мусорного бачка), сплошь перепачканный пищевыми соками, соусами, жиром и проч., он ел и ел, ел и спал, спал и ел, напоминая пещерного троглодита, упивающегося убитым мамонтом.

Человеку неприятно, когда он уступает своим низменным порывам. Слишком мягко сказано? В действительности, это был настоящий кошмар, который впоследствии совершенно не хотелось вспоминать.

Наконец все съестное закончилось. В ту же минуту, как по команде, прекратились муки голода. Вновь включилось сознание.

Посмотрев на себя и вокруг, Кирилл ужаснулся. Его бы вырвало от омерзения, если бы все еще жадный до кушанья желудок не держал поглощенное при себе.

Единственным положительным моментом всего этого сумасшествия плоти было то, что в процессе противоестественного пожирания он великолепно выспался.

Но в шок беднягу повергло не гигиеническое состояние окружения (а-ля: свинья в нечистотах), а колоссально, непомерно выросший живот, нет – пузо, нет – БРЮХО! Огромное, раздутое, неподъемное, по своим размерам оно приближалось к массе самого хозяина. Хотя, что тут удивляться, если, судя по датчику веса, он съел ровно столько, сколько весил сам. Не будучи медиком, он, тем не менее, не понимал, как такое могло произойти буквально за несколько часов?

Обжора судорожно икнул.

Вот это состояньице: тяжесть, слабость, ужасная одышка…

Надрывно вздохнув, чуть не плача от свалившегося на него букета несчастий, попытался встать. Куда там, с таким-то грузом.

Поскользнувшись на остатках чего-то съеденного, он упал и отключился.

Придя в себя, жертва переедания почувствовала несказанное блаженное облегчение.

«А возможно и не было ничего? Может это просто кошмар?».

Разомкнув веки, он убедился, что все реально. Правда, налицо было одно существенное, пожалуй – фантастичное изменение. По сути, всего две новости: хорошая – он избавился от «злокачественного ожирения», его тело вновь стало прежним (слава небесам!); плохая – ужасный 84-килограммовый «нарост» не исчез, он каким – то образом отделился от хозяина и лежал посреди спальни, напоминая огромный переполненный бурдюк телесного цвета.

Подавив острое желание немедленно принять душ, Кирилл встал и осторожно приблизился к пугающему образованию. Кожистый мешок был живым! Он вибрировал, сокращался, пульсировал. Почувствовав взгляд человека, «существо» замерло и вдруг… пукнуло. Шокированный Панкратов убедился, что у его незваного гостя появилось что-то, вроде анального отверстия. Присмотревшись, он понял, что данное изменение не единственное. Под кожей наблюдались множественные уплотнения, напоминающие костные образования, тело было уже не столь сферическим, в нем можно было выделить несколько разновеликих фрагментов. Короче, «бывшее брюхо» явно эволюционировало и это, несомненно, напрягало наблюдателя. В голову лез логичный вопрос: в кого превратится, в конце концов, эта жуть?

«Да и хрен с ним. Не могу больше терпеть», – плюнув на все, мужчина метнулся в ванную.

Когда очистившийся и посвежевший, насухо высушенный колючим полотенцем (не тем, которым пользовалась лукавая старушка, упаси Боже!), он заглянул в спальню, перед ним, пялясь на хозяина чистыми глазами орехового цвета, стоял абсолютно голый… человек. Метаморфоза завершилась. От жутковатого куска протоплазмы осталась лишь обширная лужа пахучей слизи на ламинате.

Это было уже слишком.

Кириллу вдруг показалось, что его сознание взяли и выжали насухо, словно лимон. Мозг, перегруженный массой навалившейся невероятной информации, не поддающейся логическому анализу, объявил натуральную забастовку.

Сейчас несчастный желал только одного: пусть все произошедшее окажется всего лишь жутким сном, кошмаром.

Морально истощенный, готовый вот-вот впасть в прострацию, он обессилено прислонился к косяку.

«Новорожденный» что-то квакнул, осваивая артикуляцию, и вдруг произнес на чистейшем русском языке:

– Ну что же, здравствуй, брат!

Что-то было не так в нем. Что-то…

Взгляд Панкратова метнулся к зеркальной поверхности раритетного трюмо и обратно – на гостя.

«О, Господи!».

Перед ним стояла его абсолютная копия.

Это было последней каплей.