Глава 2 Находка

(за пять дней до этого)

Ты живешь счастливой, беззаботной жизнью, не думая о будущем и вдруг сталкиваешься с темной чарующей тайной. Начинаешь копать в поисках истины, тратишь энергию, время… Но подумай, если вдруг откроешь правду, понравится ли тебе она?

Из беседы мясника с поросенком

5.

Словно тяжелый чугунный маховик, предновогодний корпоратив медленно, но неотвратимо набирал обороты. Уже позади были самые скучные стадии торжества: скованное нетерпеливое ожидание первых тостов от начальства, нуднейшая вереница протокольных речей, ритмично пересыпаемых крикливым тамадой с его глупыми прибаутками, робких братаний малознакомых членов огромного коллектива…

Вот теперь, собственно, вечеринка только начиналась. Слегка выпивший, повеселевший народ расслабился. Самые дерзкие уже игнорируя непрекращающуюся череду застольных «ораторов», стали спонтанно разбиваться на многочисленные группки, выпивая-закусывая, поддерживая собственные, куда более живые темы бесед.

Короче: со скрипом преодолев официальную часть, вечеринка плавно трансформировалась в пьянку, которая шла уже вовсю, хотя время разудалых танцев еще не пришло.

– Эй, полюшко-поле! Что сидишь такая кислая? – уже порядком заложивший за воротник сосед по столику старший лаборант Борька Стелькин одарил ее широкой толстогубой улыбкой. – Оглянись, родная. Велело же…

Полина растерянно отвела глазки, как-то съежилась вся, на скулах заиграла зарница. Непривыкшая к вниманию противоположного пола, она всегда терялась в подобных ситуациях.

– Да ладно, Поль, – наседал раздухарившийся «кавалер», подавшись к ней через заставленный разнообразной снедью стол, – я точно знаю, что тебе сейчас категорически необходимо – выпить. Прими содержимое этого кубка, не как ядовитый сок зеленого змия, а как волшебный катализатор человеческого общения.

– Не пью я.

– Поверь, это не просто поможет, более того – ты станешь другим человеком, – старлаб бросил взгляд на наполненный бокал шампанского, зажатый в бледной лапке смущенной девушки, еще ни разу не пригубленный и разочарованно присвистнул. – Да, мать, тяжелый случай. Теряем пациента. Нужна немедленная реанимация.

– Отстань, Стелькин, – робко пискнула Полина. Ее взгляд заметался по огромному залу. Она уже жалела, что пришла сюда.

«А могла бы остаться?» – мелькнуло в голове. Нет! Она не железная. Сколько можно? У нее уже не было сил выносить тот перманентный кошмар, свидетелем и постоянным участником которого она являлась у себя дома. Да, конечно, это ее долг, но… Боженьки, есть же пределы любому терпению. Очень долго внутри у нее росло напряжение, все выше, выше… Она задыхалась. И что самое страшное – не было никакой надежды… А вчера, когда неожиданно получила дежурное приглашение на официальный новогодний банкет, внутри будто сломалось что-то. Этот кусочек картона был как билет на волю (пусть и временный). И она, терзаясь, кляня себя за трусость, предательство, сбежала-таки из дома, чтобы забыться хотя бы на пару часов.

Борис тем временем не унимался. Он грузно встал, тяжко вздохнул, словно инквизитор, готовящийся к крайней мере и, не отрывая карих глаз от несчастной коллеги, звонко постучал вилкой по своему стакану.

Ближайшее окружение смолкло.

– Товарищи! Друзья! – его писклявый тенорок вдруг приобрел театральную серьезность. Толстые, словно сардельки пальцы сжимали вспотевшую стопку водки. – У меня тост!

Пройдоха обвел народ умильным взглядом и произнес:

– Разве есть в этом мире кто-то, любимее наших родных? Разве есть в этой жизни что-то, ценнее здоровья? Так вот. Давайте каждый из присутствующих выпьет до дна за здоровье своих самых близких. И пусть в бокале каждого останется столько капель, сколько бед и болезней он желает родным.

Подлый тост.

Пирующие одобрительно загудели и приступили к поглощению горячительного.

«Вот мерзавец!» – Поля видела, что настойчивый сосед по столу не сводит с нее своих темных глаз за толстенными линзами очков. – «Как он мог так угадать? Ведь не знал же… Хотя, уверена, что-то подобное он говорит на каждой вечеринке». Как ни старалась забыть, она вновь вернулась мыслями домой, к отцу, прикованному к постели. Рак, будь он… четвертая последняя стадия.

Девушка вдруг почувствовала, что изнутри подкатывает… Если она сейчас что-то не сделает – разревется.

«А что, собственно? А вдруг…» – она жадно опрокинула в себя бокал, проглотив содержимое двумя огромными глотками, не чувствуя вкуса, затем перевернула сосуд и вытрясла остатки на язык, не оставив ни одной капли. Конечно, суеверие, жалкая попытка обмануть судьбу. Но в данной ситуации она не могла поступить по-другому.

Вскинув лицо, она встретила опешивший, какой-то виноватый взгляд Бори, словно тот, вдруг понял что-то.

Смущенный мужчина растерянно отвел глаза, крякнул и на весь вечер оставил соседку в покое.

Непривычный к действию алкоголя девичий мозг стремительно оккупировался винными парами. Находясь в полуступоре, она услышала громогласный вопрос Сергея Михайловича, директора НИИ, восседающего во главе стола:

– А где наша звезда науки, Ишим Тариэловна? Такое мероприятие просто невозможно без персон подобного масштаба.

И заискивающее зама по АХЧ:

– Уже идет, Сергей Михалыч. Через минуту будет. Только что звонила из кабинета. Там у нее форс-мажор, какой-то неотложный эксперимент. Уже закончился.

Полину вдруг замутило. Осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания, она поднялась из-за стола и потихоньку ретировалась.

Наконец-то одна.

В полутемном коридоре было не так душно. Пройдя до ближайшего окна, она распахнула створку стеклопакета и с наслаждением вдохнула чистый морозный воздух. Стало полегче. Первый этаж. Рядом – ряды припаркованных авто, ровный строй фонарного освещения вдоль тротуара и ни единой снежинки. Вчера был ливень. Сегодня подморозило и, как результат – страшнейший гололед. Трудно представить, сколько автомобилистов пострадали от сей стихии.

Немного придя в себя, девушка поняла, что если продолжит «наслаждаться» уличной прохладой, то рискует завтра слечь в постель с простудой. Нет уж, одного лежачего в их жилище более чем достаточно.

Захлопнув окно, она повернулась и уставилась в оказавшееся напротив огромное стенное зеркало.

Настроение (и так поганое) стремительно опускалось ниже паркетного покрытия. Даже в щадящем полумраке было видно, насколько неказисто, нелюбимо эстетикой это создание. Невзрачное бледное лицо, блеклые серые глазки, крохотный носик кнопочкой, слишком пухлые щеки, слегка скошенный подбородок. Фигура? Куда там? Точнее – ее отсутствие: плосковатая, сутуловатая, вся какая-то напряженная, как воробушек на морозе.

Она помнила, какого моря слез, выплаканных в подушку и скольких злокачественных пожизненных комплексов, стоила ей эта внешность. Только после 25-ти она немного смирилась, сжала зубы и решила жить, а не существовать. Не хоронить себя заживо, а быть – такой, какой она является. Иного не дано, увы.

После учебы она пошла в науку, надеясь реализовать себя на этом высоком поприще. Будучи от природы трудолюбивой и далеко не глупой, быстро защитила кандидатскую и… на этом все закончилось. Правда, тогда еще заведующий их отделом, Петр Осипович, регулярно обещал ей старшего⁵, но вот не складывалось. Как-то так получалось, что в этой должности ее обходил то один, то другая более «достойные» коллеги, пока однажды, ныне покойный Владимир Иванович Башалов (большой умница, добрейшей души человек и откровенный пьяница) не раскрыл ей истинное положение дел.

– Пойми, девочка, – шептал он, – наш академический мир, это не эмпиреи высокого духа (как считают некоторые наивные восторженные души), это серпентарий самовлюбленных, зацикленных на самоутверждении нечистоплотных личностей и их прихлебателей. В научном плане Россия – азиатская страна, где в каждом ВУЗе или НИИ сидит свой бай в чалме и творит все, что пожелает. Они сами себе князьки, их никто не контролирует (как в прежние времена). Примерно то же и с кадрами (то есть – с нами, сирыми), выше продвигают не того, кто более достоин, а того, кто одарен подлой судьбой хотя бы одним из двух качеств: или знатными родственничками, «мохнатой лапой» (повторяю – Азия), или обладает даром нравиться, льстить, лизать ж…, извини (это, кстати, не только девочек касается).

Чем дольше работала Полина, тем больше убеждалась в правоте мудрого алкоголика.

Жизнь текла потихоньку, без взлетов, но и без падений, пока не нагрянула эта беда с папой…

Да, счастье не для нее – для других.

Возвращаться на гульбище не хотелось совершенно.

Решительно отвернувшись от зеркала, она медленно побрела по коридору, не представляя собственно: куда и зачем?

Шаг, другой, каблучки цокают, отдаваясь в напряженном мозгу (она уж и не помнит, когда в последний раз это напряжение покидало ее?).

Что это?

Слегка приоткрытая дверь.

Ба! Да это кабинет Ишим Тариэловны. «Иштар», как за глаза прозвали сотрудники эту неординарную женщину. Всего полгода назад она, уже в ранге мирового светила, сама бросила работу в Гейдельбергском университете, и попросилась в их НИИ сенсорики⁶ человека (единственный в стране), возглавлять отдел ольфакции⁷. Вот была сенсация (об этом даже по центральному ТВ что-то вещали)! Разумеется, ее взяли не раздумывая. И за такой короткий срок своими новыми открытиями и многочисленными зарубежными публикациями этот талантливый в. н. с.⁸ вывел названый институт на экстра уровень. На нее лично и все руководство их НИИ посыпался золотой дождь из валютных грантов и премий. Конечно, директор института, Зобнин Сергей Михайлович, был более чем доволен новой сотрудницей.

Правда, не обошлось и без обиженных. Бывший заведующий, вышеупомянутый Петр Осипович Меньшой, чье место заняла титулованная уроженка Ирана, сначала был глубоко оскорблен неожиданным понижением в чине, долго дулся (говорят, даже писал жалобы в министерство), но затем, ближе познакомившись с новой начальницей, он, как порядочный человек, полностью признал безоговорочный приоритет конкурентки, и как руководителя, и как ученого. Успокоившись, Петр Осипович попытался самоустраниться, но Тариэловна показала себя еще и как великолепный психолог, буквально пленив своего предшественника открытостью, немного лестью (мол, мы без вас не обойдемся) и каким-то только ему одному видимым обаянием. В результате, Меньшой сам не заметил, как стал ближайшим соратником и верным помощником «узурпаторши».

Из широкой щели приоткрытой двери профессора мягко лился приглушенный свет.

«Гм, интересно».

Полина робко заглянула внутрь (скромная забитая девушка ни за что бы ни решилась на такое вопиющее правонарушение, но все еще играющий в крови дурной алкоголь притушил вдруг извечный страх запретного, обострил женское любопытство).

В кабинете тишина и полумрак. Только ярко светится работающий монитор персонального компьютера заведующей (очевидно, хозяйка помещения, настоятельно требуемая директором, вышла буквально минуту назад, не ранее; за большее время комп по умолчанию перешел бы в спящий режим).

Взглянув на экран, Полина обомлела. Вся плоскость ЖК-пластика была усеяна убористым текстом совершенно неизвестного вида и характера.

Тайна!

Она впервые видела эти загадочные знаки, напоминавшие что-то среднее между древнеиндусскими письменами и шумерской клинописью. Но самое странное – нигде в тексте не наблюдалось ни единого разрыва или пробела. Сплошная убористая россыпь непонятных символов. Странно, она была уверена – так не пишут ни на одном языке.

Что это?

И тут ее осенило: криптограмма, или, говоря проще – зашифрованная тайнопись.

В пытливом мозгу девушки проснулся настоящий бесенок. С самого детства (лет с шести) она с азартом «болела» расшифровкой разнообразных крипто-письмен. В этом увлечении не было ничего удивительного, ее отец был выдающимся криптографом (никому неизвестным, к сожалению, так как работал в некой строго засекреченной государственной конторе). Именно он и привил страсть девочке к этой своеобразной науке. Исподволь, начиная с примитивных загадок из детских журналов, он вел ее все дальше, не уставая удивляться способностям юной дешифровщицы. Как-то раз он, без малейшего намека на шутку сказал, что еще немного, и одаренная ученица превзойдет своего учителя.

Короче, Полина знала толк в подобных головоломках, но настоящий, рабочий зашифрованный документ встречала впервые в жизни.

Нельзя сказать, что девушка совершенно не думала о том, что случится, если ее застукают? Просто она хорошо знала Ишим. Директор не отпустит ее из-за стола без речи, это точно. А уж если она начнет говорить, на спич уйдет не менее четверти часа. Так что время есть.

Хмель подавил остатки волнения. Совершенно спокойно она «прокрутила» колесиком компьютерной мышки документ от начала до конца. Так, шесть страниц. Дальше совсем просто – достала свой смартфон и сделала шесть последовательных снимков.

Все?

Нет!

Какой-то гадкий чертенок подмывал ее к следующему рискованному шагу. Достав из сумочки флешку, она вставила ее в порт компа и стала лихорадочно шарить по дереву проводника электронной машины, стараясь найти в папках на жестком диске что-либо, подобное уже обнаруженному транскрипту. Так, наука, гранты, статьи, отчеты, проекты и проч. Ничего интересного.

Полину будто подтолкнуло что-то – это все банальный диск-хранилище. И тут на память пришел недавний нечаянно подслушанный разговор прохиндея Стелькина с товарищем, где упомянутый Боря признавался, что надежнее всего хранить скачанное из Интернета порно на системном диске рабочего компьютера, туда никто даже и не подумает заглянуть. А вдруг… Кликнув по значку с символом «С», лазутчица разочарованно вздохнула. Ничего. Стоп, а если… посмотреть в скрытых файлах этого диска? Привычным движением она отдала команду: «показывать скрытые файлы и папки» и тут же увидела искомое. Вот она! Единственная папка-портфель, название которой построено из тех же загадочных символов.

Спасибо, Борис!

Не сомневаясь ни мгновения, она быстро скопировала сокровище на флешку и извлекла ее.

Все. Бежать!

Стоп! Ее будто вел кто-то, не позволял делать ошибок.

Она вновь метнулась к работающему компьютеру, закрыла все окна (кроме того, что было активным изначально) и вновь включила функцию скрытых файлов.

Так, теперь все чисто.

Задыхаясь от собственной дерзости, она шустрой мышкой выскользнула из чертогов начальницы.

6.

Все. Дома.

Старенькая двушка на первом этаже встретила ее привычным уютом и стерильной чистотой (как в операционной).

– Добрый вечер, Полюшка, – промурлыкала пожилая сиделка-медсестра, тихая, опрятная, полненькая, удивительно терпеливая женщина. – Как отдохнула, милая?

– Ох, Вера Ивановна, в двух словах не скажешь, – девушка бросила короткий взгляд на дверь отцовской спальни. – Как папа?

– Как… Сама понимаешь, милая, лучше не будет. Страдает, болезный. Но недолго уж… Господь приберет.

– Я зайду к нему?

– Не надо, дочка. Не беспокой. Его только что уколола. Сейчас полегчает. Может, Бог даст, заснет. Иди, отдыхай. А я домой.

– Спасибо вам… за все.

– Эх, Полечка, была бы мамочка твоя рядом, насколько легче было бы, – в полголоса пробормотала женщина, но увидев бешеные глаза молодой хозяйки, поняла, что сморозила глупость. – Ох, дитятко, прости, ради Господа. Плету невесть что, старая дура.

Входная дверь тихо закрылась.

На глазах выступили слезы смертельной обиды, из тех, что не прощают никогда.

«Мамочка… кукушка»!» – она в сердцах швырнула пуховик на вешалку. Попала, надо же?

Как давно она не вспоминала об этой… женщине. Но вот напомнили добрые люди.

Былые годы…

А ведь как все хорошо начиналось. Конец восьмидесятых. Они были счастливы втроем (а были ли?). Жизнь налаживалась. Благодаря отцу, с его высокой должностью на сверхсекретной гос. службе – роскошная квартира, безумно высокая зарплата (по тем временам), да еще бесплатный паек и куча льгот. Мама в нем души не чаяла: Андрюсик, зайка и др. Супруга сидела дома, как выражалась: «следила за порядком». Хотя, больше не следила, а организовывала. Львиная доля этого самого порядка обеспечивалась малолетней дошкольницей Полей (попробуй, ослушайся – немедленная оплеуха).

Потом случился 91-й год, развал империи. Это отразилось на всем, в том числе и на папиной работе. Его не уволили (слава Богу, слишком высоко поднялся до этого), но жалованье сильно сократили.

И началось.

Нет, папочка был прежним: добрым, мягким, ласковым. Но вот родительница кардинально изменилась.

Для подросшей и уже кое-что понимавшей Полины, ежедневные мамины скандалы на голом месте, были тяжелой детской травмой. Разумеется, основная причина придирок сводилась к дефициту финансов. Хотя, что замечательно, сама мамочка работать так и не пошла. Правда, все чаще стала пропадать неизвестно где.

Отец терпел, молчал.

А через месяц случилась маленькая катастрофа. Родительница объявила в категоричной форме, что завтра улетает в Израиль, на перспективную работу. Документы ей уже оформил некий друг. Конечно, тут же последовало дежурное: «как только я там обустроюсь, тут же оформлю вызовы и вам, не сомневайтесь».

Самое смешное – они поверили, отпустили без разговоров.

Сначала из тропической страны приходили регулярные письма все с теми же заверениями. Потом поток корреспонденции стал стремительно таять, пока не прекратился вовсе. Лишь через шесть месяцев отец узнал, что к тому времени его шальная супруга переехала в штаты.

На робкие вопросы девочки о маме, Андрей Шварц с неестественной уверенностью (он никогда не умел врать) говорил, что мамочка их любит, скучает, хочет вызвать к себе, но в Америке, к сожалению, очень строго с въездными визами.