Юник с удивлением и тревогой наблюдал зловещие приготовления, но не вмешивался. Все его внимание было обращено на подследственного. В этом человеке ему никак не удавалось обнаружить внешние признаки, присущие, в его представлении, искусным врагам. Напротив, это был самостоятельный знающий себе цену мужчина тридцати с небольшим весен довольно приятной наружности. Его скуластое сухое лицо выглядело приветливым и серьезным, крепкое мускулистое тело было подвижно и наверняка тренировано регулярными силовыми упражнениями. Словом, это был отличный экземпляр исступленного – такого на улицах столицы встретишь не вдруг.

– Вы это напрасно, напрасно, – сдержанно заспешил Юник, помалу стараясь завестись. – Не пожалеть бы… Я ведь не шутить… с вами… с тобой… здесь… Впрочем, уговаривать не собираюсь. Как знаешь… Вынужден предоставить слово Винту. Не пожалеть бы, когда будет поздно. Ты слышишь, Винт? Твоя очередь.

Винт, стоящий расслабленно перед Франком, резко напрягся, повел плечом, дернувшись навстречу, и шумно выдохнул. Удар кулака пришелся подследственному в переносицу, там что-то смачно хрустнуло, обмякшее тело Франка провисло на ремешках, из разбитого носа обильно хлынула кровь.

– Может быть, теперь начнешь отвечать? – спросил Юник дрожащим голосом – он впервые в жизни присутствовал при настоящей пытке.

Франк молчал, только судорожно хватал воздух окровавленным ртом.

– Что с ним? – обратился Юник к Винту. – Неужели?..

– Не боись, очухается. Клиент в шоке. Я же только…

– Так сделай что-нибудь, – крикнул Юник. – Приведи его в чувство.

– Правитель велел: не церемониться, – уверенно произнес Винт. – А как не церемониться, не сказал. Вот я и не церемонюсь, какие уж тут церемонии. И еще он приказал действовать круто. А ведь я, считай, и не приступал, как положено, чтобы круто…

– Ты это брось, Винт, – сказал Юник, опомнившись. – Тебе, смотрю, человека укокошить раз плюнуть, а мне отвечать.

Но Винт не слышал. Он коротко размахнулся своей дубинкой и резко опустил ее поперек ключицы. Франк истошно заорал от боли, рывком запрокинув голову и страшно ощерив рот.

Винт высвободил из ремешков руку несчастного, она повисла тряпкой.

– Я же говорю, клиент жив, – сказал он, усмехнувшись. – Видно сразу, живучий гаденыш.

– Подожди, – крикнул Юник. – Ты его убьешь…

– Да не дрожи ты, не дрожи, – проворчал Винт. – Смотрю, лица на тебе уж нет, а ведь мы едва приступили. Успокойся, такого перца не укокошишь вдруг. Это я тебе говорю. Он сам кого хошь укокошит. Продолжай допрос, начальник, не волынь. Видишь, клиент очухался…

– Я все еще жду ответа, – напомнил Юник, с опаской взглядывая на Винта, поигрывающего дубинкой. – Не гони, Винт, успеешь. Спрашиваю еще раз: ты будешь отвечать?

– Нет, – еле слышно выговорил Франк и немедленно безжалостная дубинка Винта опустилась на его бедро.

И вновь дикий крик и ощеренные зубы… И следом удар за ударом – крушащие, не оставляющие надежды…

– Прекрати, Винт! Остановись!..

Собственный крик Юника перекрыл вопли подследственного…

Правитель всматривался в искаженное мукой лицо руководителя службы безопасности. Франк судорожно дышал разбитым ртом, его лицо было в крови, нос сворочен на сторону, губы – кровавое месиво, между ними вместо передних зубов черная щель. «Умеет, подонок, – зябко поеживаясь, думал он о Винте. – Только что был человек живой, и вот он изломан и неспособен даже держаться прямо – обвис мешком».

– Не понимаю, Франк, как ты мог предать? – наконец заговорил он сдержанно, но не совладал с собой, сорвался на визгливый обиженный крик: – Молчишь? А ведь я тебе верил. Никому не верил, одному тебе. Понимаешь, мерзавец? Ты обманул мое доверие, и скоро умрешь. Ты умрешь даже в том случае, если ответишь на все вопросы, которые задает тебе следователь. Даже если назовешь всех своих подельников. – Он замолчал, застыл, понурившись головой, и молчал. Продолжал, собравшись: – Но как же ловко вы меня провели. Подумать только… Покончили жизнь самоубийством… Задумано превосходно. Надо же, устроили настоящий спектакль. Жаль, исполнение подкачало, а то… – Оборвался и вновь повысил голос. – Так я тебе и поверил. Нашел простака. Молчишь? Я задаю последний вопрос, Франк. Скажи мне, где ты берешь такую силу? Напрасную силу. Ты говорить будешь?

Но Франк закрыл глаза, обмяк, потерял сознание.

– Позовете, когда придет в себя, – сказал Правитель резко и пошел к выходу. – Больше не бейте, хватит с него – бесполезно… Эти люди на прямые вопросы не отвечают – умирают молча…

Вернувшись к себе, он первым делом постучал в дверь комнаты Коры. В ответ тишина. Приотворил дверь. В комнате было темно. «Спит, – подумал. – Приняла лекарство, уснула. Как же она измаялась. Какая все же глупость забрать ее с собой. Осталась бы на Земле, прожила бы еще какое-то время. Тея была бы неподалеку…»

«Больше нет Теи, – сказал он самому себе и почувствовал, как деревенеет от приступа злобы. – Она одна виновата – ее предательство. И этот лекаришка Герд… Ничтожество… Представить Тею рядом с ним – немыслимо».

Он вспомнил, что, как только узнал, спросил: «Как такое могло случиться?» – Она, виновато пряча глаза, коротко объяснила: «Это любовь». – «Какая еще любовь? – загорелся он. – Это же выдумка, миф…» – Она возразила упрямо и просто: «Нет, это не выдумка и не миф, это любовь…»

«До Герда бы дотянуться теперь – вот задача. А что, если попробовать?..»

Эта мысль показалась заманчивой. «Действительно, стоит приказать и дело будет сделано в лучшем виде, – подумал он. Ожила надежда. – Верные люди, оставшиеся на Земле, справятся. Может быть, и вправду приказать?.. Но тогда Адам точно убьет Тею. Накажет за своего прихвостня. Разве она заслужила? Ну уж нет, только не это. Какое несчастье – покуситься на собственное дитя…»

Спустя час объявился Юник. Его лицо светилось. Он изо всех сил старался согнать неуместную стыдную улыбку, вернуть серьезность, но ничего у него не выходило, он бросил стараться. И оттого его лицо окончательно исказилось, сделалось тупым и безнадежным. Теперь Правитель испытывал неодолимое отвращение, всматриваясь в это серое нечеловеческое лицо.

«С кем вынужден работать?» – в отчаянии спросил он самого себя и решил остановиться, не искать ответа.

– С чем пришел? – грубо спросил он.

– Заговорил, – прошипел Юник торжественным шепотом. – Франк заговорил.

– Все-таки добились своего? Умельцы, ничего не скажешь…

– Никак нет, больше не заставляли – он сам. Я запретил Винту. Отошел немного, решил не упорствовать. Никакого смысла…

– Тогда пошли, – приказал Правитель.

Франк все так же сидел, обвиснув. Свободно висели плети перебитых рук. При приближении Правителя он вздрогнул, трудно приподнял голову – взгляд его был осмысленным и непреклонным.

– Говори, – потребовал Правитель. – Некогда мне.

– Эти пусть уйдут, – выдохнул Франк едва слышно и напрягся в сторону Юника и Винта.

– Зачем? – взвился Правитель.

– Пусть уйдут, – повторил Франк твердо и объяснил: – Не для их ушей.

– Выйдите, – приказал Правитель.

Юнику приказ не понравился, но он подчинился. Винт в окровавленном переднике, до того державшийся в тени, вышел понуро следом.

– Вы должны знать, кто я такой на самом деле, – заговорил Франк монотонно. – Объясняю. Я первый заместитель командора Фарна. Вы должны его помнить. Послан на Терцию тайной службой. Оберегать вас, защищать, предостерегать… От глупостей, неловких движений, досадных ошибок. Со мной мои люди, их много. Наша задача: как только возникнет риск отказа от главной цели, захватить корабль, а вас изолировать. Так что берегитесь. Дойдет до моих, что со мной неладно… они приступят… к исполнению. Немедленно. В соответствии с инструкцией. Уверен, они уже осведомлены, готовятся… Никому не покажется мало, можете мне поверить. А когда начнется, даже я не смогу пресечь… – Он помолчал, собираясь с силами, и продолжал, неразборчиво, по отдельности выговаривая слова: – На что я гожусь теперь? Вы совершили ошибку, отдав меня этим выродкам вместо того, чтобы выслушать, обсудить проблему, понять, наконец, почему я поступил так, а не иначе. Теперь у вас нет иного выхода, как только принять мои условия. В полном объеме… Чтобы не было поздно. Слушайте внимательно. Удалите Юника и этого… людоеда, пока он не добил меня… Определенно добьет, если будете медлить. Тогда ничего не получите… потеряете все… Отвечайте, я долго ждать не могу…

Голова Франка упала на грудь, он вновь потерял сознание.

– Юник! – крикнул Правитель.

Юник возник рядом.

– Вызови Тарса. Немедленно. Франком займется Тарс. Возвращайтесь к своим обычным делам по службе. Операцию прерываем. На время. Открылись новые обстоятельства. Это все. Понятно?

– Понятно, – глухо отозвался Юник, сообразив, что ему и на этот раз не повезло, – удача вновь обошла стороной.

– Садись, – велел Правитель, едва Тарс переступил порог. – Что скажешь? – Он кивнул на Франка.

– Кто это? – спросил Тарс.

– Франк, – коротко выдохнул Правитель.

– Но почему?.. – спросил Тарс шепотом. – Он жив?

– Жив, – сказал Правитель. – Вроде еще жив. Скоро умрет, или… уже умер.

– Вам это было нужно? – спросил Тарс, помолчав.

– А тебе?

– Мне – нет.

– Мне тоже не очень, но… что поделаешь. Провинился – получай. Такова жизнь.

– Это неправильно, – строго проговорил Тарс. – Зачем вы приказали так… с Франком? Хотели что-то узнать? Что-то такое, что он скрывает? Вы посчитали его врагом? Опасным для вашего замысла? Не проще ли было прежде спросить, что он затеял, куда направляется…

– Болтаешь много, – перебил Правитель жестко. – И все не по делу. Не думаешь, о чем говоришь. Учишь…

– Зачем вы меня позвали? Я врач, я призван лечить – не калечить.

– Понятно, – выдохнул Правитель. – Значит, лечить… а я, значит, калечить. А ты не калечишь, ты лечишь. Как же понятно и просто. Молодец. Но скажи мне, лекарь, как следует поступить, если человек предал? Ты знаешь, как поступают с предателями? Не знаешь. Их истребляют. Чтобы пресечь заразу. Чтобы не пошла дальше. Ты понял?

– Нет, – сказал Тарс.

– Послушай, тебе когда-нибудь надоест перечить?

– Не надоест, пока будет нужда и смысл.

– Понятно, – сказал Правитель, остывая. – Твое упрямство известно. Лучше оставим спор. Скажи, ты сможешь поставить на ноги этого заблудшего человека?

– Постараюсь, – неуверенно проговорил Тарс. – Только зачем? Вы его все равно убьете – труды насмарку. Да и ему мучений меньше…

– Не рассуждай мне! – сорвавшись, крикнул Правитель. – Действуй! Вели переместить Франка в камеру внутренней тюрьмы. Постарайтесь не повредить. После зайдешь ко мне, получишь универсальный ключ.

15

О решении завезти плебеев на Остров Адам упомянул вскользь на первом же заседании Сената как о деле решенном и обсуждению не подлежащем.

Вскоре в порту Континента загрузили стратосферный носитель двумя сотнями плебеев и перенесли на Остров. Их разместили в просторном здании, не пострадавшем от взрывов, в котором прежде размещались войска столичного гарнизона. Небольшую отдельную часть здания продолжали занимать уцелевшие разнородные воинские подразделения под общим командованием Кента.

Плебеи должны были приступить к восстановительным работам на важных объектах жизнеобеспечения, определенных Адамом как первоочередные.

Еще на Континенте, заключая с каждым контракт, им объяснили, что их ждет необременительный и простой труд на свежем воздухе, хорошее питание и отдых в благоустроенном общежитии. Взамен они должны прилежно трудиться и соблюдать воинскую дисциплину. Контракт был рассчитан на полные три месяца. По истечении этого срока власти обещали вернуть их на Континент, а взамен завезти следующие двести человек. В качестве награды тем, кто особенно отличится в труде, посулили трудоустройство на Острове с предоставлением всех прав, которыми до того обладали только исступленные.

Попытались Адама отговорить хотя бы от возвращения плебеям прав свободного человека, но он только отмахивался, продолжая упрямо стоять на своем.

Однако, как и предсказывали старики и бывшие члены Сената, проблема плебеев в первые же дни их появления на Острове обострилась, подтвердив, что недаром эта человеческая порода испокон считалась непредсказуемой и опасной.

Незаметно плебеи сплотились, из их среды выделились агитаторы, зашумели митинги. Наконец они наотрез отказались выходить на работу – забастовали. Их попробовали наказать – ограничили в еде. В ответ они начали мародерствовать, отнимая последнее у немногочисленных исступленных, которые не смели дать им отпор.

Власти вступили в переговоры с бунтовщиками. Удалось утрясти все претензии, кроме двух, удовлетворить которые, не ущемив при этом права местных жителей, не было никакой возможности.

Во-первых, они потребовали достойной и обильной пищи. Положение с питанием скоро выправили, хотя источники пищи – сельскохозяйственные угодья Острова вместе с армией роботов, безжалостно разграбленные и истребленные отступавшими отрядами Координатора, только начинали оживать, но до первого урожая было еще далеко. Коренные жители тоже терпели скудость рациона, довольствуясь небогатой однообраз-ной пищей из стратегических запасов.

Во-вторых, они захотели избавиться от надзирателей – исступленных, которые на самом деле были пожилыми мастерами с обширными трудовыми навыками и опытом. Удовлетворить это их пожелание было намного сложнее, поскольку плебеи не были способны даже на простую самостоятельную работу. Им нужно было поминутно подсказывать и показывать, как и что следует делать. Причем они, не утруждая себя усвоением приемов труда, выполняли порученную работу небрежно, спустя рукава. Нередко приходилось разрушать до основания сделанное и все начинать сызнова.

Сообразив, что их претензии не могут быть удовлетворены полностью, а силы исступленных ограничены, плебеи забыли о контрактах и договоренностях. Не желая слышать никаких доводов, они бросили приготовленное для них общежитие, где находились все же под присмотром, и откочевали на окраину города, самовольно захватив полуразрушенное здание местной школы, частично взорванное при отступлении по приказу Координатора. Обосновались в нем и с наглой бесцеремонностью приступили к наведению собственных порядков в ближней округе.

Вскоре их передовой отряд обнаружил Большую Лабораторию и множество прозябающих там изголодавшихся девушек-плебеек. Покатилась шумная нескончаемая оргия.

В конце концов они обзавелись оружием – отступавшие побросали его немало. Начались убийства, причины которых были однообразны и незатейливы: не поделили девчонку или кусок хлеба – пуля в лоб.

Мириться с беспределом дальше не было никакой возможности. Созвали Сенат. Единогласно при воздержавшемся Адаме постановили: подавить бунт силой, плебеев собрать и немедленно вернуть на Континент. Выполнение этой задачи поручили Кенту. Он справился с ней, как всегда в кратчайшие сроки и малой кровью.

На Острове был восстановлен порядок. Было также принято решение: если уж завозить плебеев, то только юных, которые хотели и могли учиться в восстановленном университете. Взрослых же разрешили привлекать по-прежнему, но лишь небольшими группами под конкретные задачи, обязательно с предварительным обучением и под полную ответственность работодателей.

Зачинщиков бунта после краткого энергичного дознания и определения вины построили на площади перед входом во дворец. Получился жидкий ряд – два десятка изможденных слабосильных немолодых мужиков, соединенных общей цепью, в ручных и ножных кандалах. Они едва держались на ногах после обработки в застенках разъяренного Кента, отомстившего за нескольких своих солдат, потерянных в схватках. На их лицах стыла, навсегда закрепившись, непримиримость. Дай волю таким ребятам – вцепятся в горло, не отобьешься.

Ожидали Владетеля.

Спустя полчаса, появился Адам в сопровождении сенаторов.

– Что мне с вами делать? – обратился он к осужденным. В ответ презрительное молчание. – А ведь мы пригласили вас на Остров для доброго дела – восстановительных работ. Я подумал, что вы примете приглашение как знак, что нам удалось договориться. Больше того, положить начало совместной жизни плебеев и исступленных. Меня предупреждали бывалые люди, отговаривали, что из этой затеи ничего путного не получится, одна смута. Я настоял на своем, поверил и даже теперь продолжаю верить, что поступил правильно, дальновидно. Чем же ответили вы? Преподали нам бессмысленный и жестокий урок? Не стану благодарить – этот урок того не стоит. Но доложу вам, я ошибаюсь только однажды. Ошибки свои крепко усваиваю и больше не повторяю. Скоро вы все умрете – таково решение Сената, хотя, признаюсь, утверждая приговор, я испытывал сожаление. Распоряжайся, Кент, твоя очередь.

Тишина повисла над площадью, только тонко позванивали цепи узников. Их спешно уводили, чтобы убить.

Сразу же после заседания Сената и объявления приговора зачинщикам бунта Герд предпринял очередную попытку объясниться с Адамом. У него накопилось множество вопросов по службе, которые не полагалось решать самостоятельно, не обсудив с Владетелем. Выносить же в Сенат на обсуждение, не выяснив мнения Адама, он не хотел. Однако Адам на ходу, невнимательно выслушав его, от дальнейшего разговора уклонился, даже не пообещав принять. Причем форма отказа была вызывающе невежливой – он небрежно отмахнулся от Герда.

Герд задумался. Никто, никогда не говорил с ним в таком пренебрежительном тоне. Немедленно ожили, придавили сомнения: а правильно ли он поступил, согласившись на пост Координатора, и не пришло ли время решительно и навсегда переиграть отношения с властью вообще и с Адамом в частности. Впервые в жизни он почувствовал себя лишним и понял, что только немедленное прошение об отставке позволит сохранить лицо. Готовя текст документа, он главной причиной своего решения назвал нездоровье, проявлявшееся в постоянной слабости и неожиданных приступах головокружения.