– Это ты чего? – прошипела Чен Ясинь, затем оглянулась и уставилось в лицо Снежи. – Не говори здесь это слово…

– Какое?

– «Эдем», – чуть слышно произнесла подруга.

– Но почему? Все ведь говорят!

– Кто все? Ты хоть раз слышала это от учёного?

Снежа быстро прокрутила в голове свои дни в Эдеме, пыталась вспомнить, когда хоть один из учёных произносил это «страшное» слово, но не смогла: всё время в голову лезли «Центр», «Общество», но ни разу она не слышала «Эдем».

– Вот, – помогла Чен Ясинь, видя, как рот подруги открывается под воздействием откровения.

– Но почему, Ясинь? Почему учёные не говорят, а все остальные: рабочие, агенты, только и делают, что его произносят?

– Потому, что Эдем обозначает Райский сад, маленький уголочек посреди пустыни. Где живут избранные. Многие агенты и рабочие не понимают, что мы строим новое общество для всего мира, а не только для себя.

– Хм… – протянула Снежа.

– Вот, а ещё учёные любят называть всё сложными названиями, – хихикнула Чен Ясинь. – Вот, например… – девочка закатила глаза, пытаясь вспомнить, и выдала: – катализатор жизненных процессов, узел сокрытия пространственных объектов.

– Как ты это запомнила!

– Долго репетировала, – хихикнула Чен Ясинь.

Незаметно мимо полок промелькнула фигура в белом халате, затем остановилась, сделала шаг назад и повернулась к девочкам.

– Доктор Комарова! – вскрикнули они.

– Девочки, о чём вы здесь шушукаетесь? – улыбнулась учитель.

– Книгу ищем, – ответила Снежа.

– И какую?

– Джон Грив «Молекулярная хирургия», – пролепетала Снежа.

– Занимательное произведение. Ты решила стать врачом? – спросила Комарова.

– Я пока не решила, – проговорила Снежа. – Просто хотела узнать, как вы Женю так быстро вылечили.

– Понятно, – кивнула женщина и провела рукой по книгам на полке. – Где-то тут … ага! – она вытащила толстую книгу в красной обложке и протянула Снеже. – Вот держи. Доктор Грив писал простым языком, думаю, осилишь.

– Спасибо, доктор Комарова! – Снежа протянула руки и чуть было не выронила тяжеленный трактат.

– Ладно, девочки, я пойду. Занимайтесь.

– До свидания!

В запертой комнате казанского дворца сидел Максим Молчанов и пялился в стену. Он не мог до конца осознать, правдой ли было всё случившееся или только кошмарным сном. Золотая лепнина на белых стенах, медные рожки настенных светильников, роскошные красные ковры на полу – всё слилось в серую массу, размазанную толстым слоем по комнате.

В замке повернулся ключ, дверь открылась, впустив в комнату свежий воздух. В проёме показались две фигуры: одна высокая вытянутая, в синем смокинге, другая чуть пониже в военной форме.

– Он точно готов? – прошептал знакомый голос.

– В самый раз, – уверенно ответил незнакомец. – Пластилин должен быть мягким, чтобы из него лепить.

– Тогда приступайте, доктор, – сказал мужской голос, и силуэт военного скрылся за дверью.

Незнакомая вытянутая тень со скрипом пододвинула тяжёлое кресло и уселась напротив Молчанова. В глазах появилось длинное лицо, острые скулы поддерживали крупные впалые глазницы, прямоугольный рот чуть приоткрылся, подвигался вправо–влево и остановился.

– Максим Молчанов, – послышался глухой голос, будто кто-то пытался докричаться со дна колодца. – Максим Молчанов, – повторил голос.

Онемевший рот с трудом открылся в пустом безразличном «Что?»

– Я доктор Николай Смирнов, психолог. Пришёл вам помочь, – булькал прямоугольный рот.

– Отвали, – выдохнул Молчанов.

– Вам нужна помощь, – спокойно ответил Смирнов.

Молчанов уставился в серые глаза психолога:

– Пошёл на хрен.

– Я хочу поговорить с вами о вашем брате, – продолжал психолог.

Глаза Максима уставились прямо в цель – в маленькие зрачки ублюдка, посмевшего заговорить о брате, пальцы сжались в кулаки:

– Ах ты гнида! – попытался вскочит Молчанов, но крепкие кожаные ремни втянули его обратно в кресло. – Не смей о нём! Слышишь ты! Говна кусок! Я тебя закопаю! Сволота поганая…

Молчанов ещё полминуты подёргался как червяк на мокром асфальте, затем силы его иссякли и он успокоился. Лицо Смирнова ничуть не изменилось, он пододвинулся ближе и повторил:

– Я хочу поговорить о вашем брате.

– О нём?! Да?! О Володьке?! – заорал Максим. – Иди с этим уродом Поляковым разговаривай, когда я ему башку проломлю, сволочь, мразь…

Доктор снова дал время выговориться и, когда пациент замолк, продолжил:

– Вы потеряли брата, это тяжело, я вас понимаю…

Максим уже не отвечал, с носа капали слёзы бессилья, он не пытался больше вырваться, монотонный голос Смирнова обволакивал его воспалённую голову, но не мог проникнуть внутрь.

– … поэтому я здесь, чтобы помочь, пережить утрату. Вам это нужно, Максим.

Молчанов поднял голову, посмотрел красными опухшими глазами на каменное лицо психолога и нервно усмехнулся:

– И как ты можешь мне помочь? Воскресишь его что ли? Ха, да ты ничтожество, пустая пробирка! Сидишь тут и заливаешь мне что-то. Думаешь, я буду на задних лапках прыгать, как зайчик: прыг–скок, прыг–скок, а вы с Поляковым будете стоять рядом и хлопать в ладоши, ха! – усмехнулся Молчанов. – Ты ничтожество и Поляков твой ничтожество. Помочь мне хочет, ты себе помоги сначала, пипетка, и этому приговорённому. Вы все сдохните, все будете лежать в выгребной яме, кормить мух… Ха–ха, вот ведь повезло, они же не вымерли, как знали… – Молчанов продолжал голосить.

Доктор Смирнов подождал, когда заряд пациента вновь иссякнет и продолжил:

– Президент Поляков переживает за вас. Он тоже обеспокоен кончиной вашего брата и делает всё возможное, чтобы вы поправились…

Молчанов не отвечал, душа куда-то улетела, и тело без неё обмякло.

– Вы долгое время работали… на Эдем. Вы делали всё, чтобы оказаться там, найти себя в их мире, но получили за преданность только смерть брата, – продолжил психолог. – Президент Поляков понимает вас и хочет помочь. Не отвергайте его, не оставайтесь один. Вам не зачем умирать вслед за братом. Поймите, что Эдем затуманил вам голову, настроил против президента Полякова. Из-за Эдема и погиб ваш брат, а мы хотим помочь. Мы поможем вам пережить смерть брата, примем вас, защитим, – доктор Смирнов замолчал и пристально уставился на выжатого Молчанова. Тот сидел и не моргал.

Через несколько минут, сквозь сухие губы пролетели едва слышные звуки:

– Эдем. Почему? Почему они так со мной, с Володей? – Молчанов поднял на Смирнова глаза, теперь не выражающие ни гнева, ни ухмылки, пустые, жаждущие, чтобы их кто-нибудь наполнил новым смыслом.

– Вы не первый, Максим, – слегка улыбнулся Смирнов. – Эдем многих людей настроил против Полякова и нас, простых жителей Земли. Учёные желают править миром и не разбирают средств.

– Но… я же… верил, верил им… как они могли… меня…

– Вера, мой друг, – осторожно подхватил мысль Смирнов, – величайшее проявление человеческой души, самое доброе, что есть в человеке. К сожалению, многие используют её во вред, затуманивают рассудок, подталкивают человека на ужасные поступки, а он этого не осознаёт, идёт по проложенной дорожке, ведёт себя и других прямо к краю пропасти… и, наконец, падает в неё.

Молчанов молча слушал Смирнова, лицо доктора светлело с каждым произнесённым словом, Максим впитывал его свет, и ему становилось всё лучше. Тепло разливалось по телу, распрямляя сутулую спину, оживляя обессиленные конечности и наполняя глаза смыслом.

– Я… я осознал… доктор, – отрывисто произнёс Максим. – Я понял!

Дверь в комнату осторожно приоткрылась, из-за неё высунулось лицо Полякова. Максим уставился на него светящимися глазами, выдавил слёзы и тихо произнёс:

– Здравствуй.

Поляков, сопровождаемый доктором Смирновым, вышел на площадь перед дворцом, окинул выстроенных у автомобилей военных, посмотрел на размеренно протекающую внизу Казанку и обратился к психологу:

– Впечатляющий результат, доктор, превратить фанатика–врага в друга…

– Благодарю, господин президент. Должен признаться, я и сам удивлён, обычно пациенты приходят к осознанию только на третьем сеансе.

– Кто знает, что у этих эдемовцев в мозгах творится?

– В любом случает, потребуется ещё несколько занятий, для закрепления.

Поляков кивнул:

– Он в вашем распоряжении, доктор.

Доктор Смирнов поблагодарил покровителя и удалился. Поляков посмотрел на голубое небо, улыбнулся и направился к машинам.

– Господин президент! Господин президент! – через военных пыталась прорваться рыжеволосая девушка.

Поляков велел, чтобы её пропустили.

– Господин президент, – отдышавшись, начала она. – Я Анжела, помните… Браслет принесла мадам Жизель, агента Эдема.

– А, да, помню, – уставился в молодое личико Поляков. – Что вы хотели?

– Казань – город большой, – начала осторожно Анжела, – много людей из разных краёв. Я могла бы делиться с вами сведениями о посетителях моего борделя.

– Хм, интересное предложение, – протянул Поляков, понимая, что лишний информатор в городе не повредит. – Я не против. Только что вы хотите получить взамен за столь полезную работу?

– Управлять хозяйственной жизнью Казани, вместо Леонова, – выпалила девушка и уверенно посмотрела на Полякова.

Президент задумался, покачал головой для приличия, будто размышляет над предложением, и ответил:

– Главной я вас сделать не могу, по крайней мере, сейчас. Но заместителем Леонова вы были бы полезны. Когда ситуация станет стабильной и, если вы проявите себя лучшим образом, я, возможно, и назначу вас главной по хозяйственной жизни в Казани.

Анжела улыбнулась, но тут же одёрнула себя.

– Благодарю за оказанное доверие, господин президент. Не подведу.

Она поклонилась и скрылась за воротами.

Поляков проводил её взглядом, усмехнулся и подозвал полковника Захарова.

– Господин президент. Какие будут указания? – офицер попытался сделать впалую грудь колесом, но колесом выперло только пузо.

– Следи за этой шлюхой, – Поляков кивнул в сторону рыжего пятна в воротах. – Она что-то затевает, но может быть полезной. Я сделал её замом Леонова, но амбиции у неё явно покруче будут.

– Извините, шлюха – зам? – вылупился военный.

Поляков посмотрел полковнику в глаза:

– Во–первых, не называй её шлюхой, они на это обижаются, во–вторых, следи, чтобы они с Леоновым чего не натворили, чувствую, зуб на него точит. Скандалы мне сейчас не нужны. Всё понял?

– Так точно, не назвать шлюхой и следить, – протарабанил полковник.

– Всё, тогда свободен.

Полковник ушёл. Поляков оглянулся на казанский дворец, довольно вздохнул, сел во внедорожник и уехал из города.