Приникнув к иллюминатору, я рассеянно оглядывал унылый нарсийский пейзаж. Самолет набирал высоту, северная столица с предместьями осталась позади, и сейчас под нами была лишь однообразная, куцая и стылая пустыня. Она занимала большую часть страны, переходя в горные кряжи на севере и обрываясь в океаны с запада и востока. А на юге, на узкой горловине разделяющего материк на две половины перешейка, стояли мы. Советские миротворцы, пытающиеся не позволить дерзким, нищим и жестоким истребить изнеженных, богатых и благодушных.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Перед ними стояла Грета. Так же, как стояла она на пороге, когда я уходил. Растерянная, плачущая – я не думал, что она умеет плакать вообще. Как не думал тогда, в самый первый раз с ней, что ослепительная красавица, символ северной нации, окажется девственницей.
Поначалу я считал, что Грету Его Совершенство под меня подложил. Считал до тех пор, пока однажды ночью, обнимая меня, она не шепнула: «Как же я всё здесь ненавижу, милый. И как же мне повезло, что есть ты». А когда я вскинулся и вопросительно уставился на нее, обвела глазами комнату, задерживая взгляд на вентиляционных отдушинах под потолком. И я поверил. Не знаю почему – шестым, может быть, седьмым чувством осознал, что она говорит искренне.
В прошлый мой приезд в Нарсию мы пробыли вместе полтора месяца. В этот – полтора дня.
– Ты вернешься? – спросила она тихо.
– Да, – соврал я. – И быстрее, чем ты думаешь.
Вернуться означало дать ответ Штольцу. А точнее, попросту его послать. И посмотреть, что из этого выйдет. Посмотреть можно было и издалека. Потому что вблизи означало бы, реши он рискнуть, немедленную мою ликвидацию.
Полковник Лунев, заложив руки за спину, в задумчивости расхаживал по кабинету. И молчал. Я, ссутулившись в кресле, ждал и молчал тоже.
– Так и сказал «… уничтожу вас. Смету ваш кордон с перешейка и утоплю в море»? – прервал наконец молчание полковник.
– Так и сказал.
– Понятно. Хорошая провокация.
– Вы находите?
– Нахожу. Штольц сейчас выжидает и смотрит, как мы отреагируем. Если не предпримем ответных мер, он может рискнуть. Сделает вывод, что мы слабы. Совершенно, кстати, справедливый.
– Какие ответные меры вы имеете в виду?
– Ну, например, – полковник смерил меня взглядом исподлобья, – мы могли бы провести боевые учения. Во время которых одна ракета улетит на север. Случайно. Скажем, по моей халатности. И приземлится в нарсийской столице. И всё – не будет никакого Штольца.
– Вместе со столицей?
– Ну, не со всей. Пострадает только центр. По сравнению с количеством жертв в возможной войне это сущие пустяки.
– Есть еще варианты? – саркастически спросил я.
– Есть. Основной, – сарказма полковник не принял. – Если вдруг у южного недоумка случится озарение, и он на него согласится.
Южным недоумком был господин президент Очоа. А основным вариантом – гипотетическое согласие Саулии на размещение на своей территории советских поселенцев. В количестве, достаточном, чтобы вместе с ними разместить военные базы и тем самым обеспечить безопасность поселенцев, а заодно и страны. Господину президенту Очоа предлагали этот вариант неоднократно. Он с изысканной южной вежливостью неизменно отказывал. Меры опасности господин президент не осознавал. Как, впрочем, и остальные его соотечественники.
– Что ж, – я поднялся. – Послезавтра я буду уже в Саулии. Могу передать господину президенту, что вы его полагаете недоумком.
– Да-да, – рассеянно проговорил полковник. – Передайте ему, пожалуйста.
На этот раз в иллюминаторе виднелась не пустыня, а цветущие сады и возделанные поля. Саулия была настолько же богата и плодородна, насколько скудна и бесплодна Нарсия.
Через несколько часов я увижу Лауру. Одухотворенную, деликатную, чувственную Лауру. В ее объятиях удастся забыть о северной красавице. Необразованной, вспыльчивой и бесцеремонной. И тоже чувственной. Не удастся, понял я миг спустя. Не удастся забыть. Пора уже перестать прятать голову под крыло и разобраться в себе.
Следующие десять минут ушли на извлечение головы из-под крыла и разбирательство. Две женщины. Черт возьми, я никогда не думал, что могу любить двух одновременно.
Стоп, сказал я себе. Что-то нехорошо, неправильно в последней фразе. Только что же? На юге я сплю с южанкой; с северянкой – на севере. Нормальная практика для кочевника, не жить же анахоретом. Только вот… Глагол, понял я. Неосознанно я употребил глагол «любить». Которому во фразе не место. Или…
Лауру я увидел еще с трапа, она стояла в толпе встречающих. Тоненькая, миниатюрная, по плечо одутловатому плешивому верзиле, неизвестно за какие заслуги назначенному в министры. И неизвестно за какие выбранному ею в мужья.
Потом были шикарный лимузин, цветы, поклоны, рукопожатия и церемонные речи. Во время которых я неотступно думал о Лауре и после которых, наконец, остался один на один с президентом.
– Три дня назад, – сказал я, глядя ему в глаза, – я получил ультиматум. Не буду вдаваться в подробности. Результатом отказа может быть война, препятствовать которой нам не удастся. Возможно, советские войска будут вынуждены покинуть перешеек или вообще оставить вашу планету.
– Мне будет крайне не хватать вашего общества, господин посол, – с печалью в голосе проговорил президент.
Я едва удержался от гневной отповеди. Он даже не понимал, что война будет означать для него самого, не говоря о своих согражданах.
– Если начнется война, Саулия будет уничтожена, – жестко сказал я. – Население истреблено. Возможно, в первые же несколько дней.
– При всем к вам уважении, господин посол, – сокрушенно покачал головой Очоа, – вы ошибаетесь. Вам, впрочем, простительно, вы ведь не местный. Давайте я объясню. Саулийцев в десять раз больше, чем северян, на каждого их солдата придется десять наших граждан. Это во-первых. Во-вторых, территория Саулии в шесть раз больше. И, в-третьих, у нас гораздо более развитая промышленность. Им никогда не одолеть нас, господин посол.
– Как же вы не поймете! – сказал я с досадой. – От вашей хваленой армии ничего не останется после первого же массированного удара. От вашей промышленности – тоже. Вы производите автомобили, а Нарсия – танки. Вы – пассажирские аэробусы, а они – бомбардировщики. Вы – атомные электростанции, а они – баллистические ракеты средней дальности.
– Ракеты у нас тоже есть, – благодушная улыбка сошла с лица президента.
Мои слова явно взяли его за живое.
– У вас недостаточно ракет. И никудышная система противовоздушной обороны. Но это не самое главное. Они будут первыми, понимаете? Первыми нанесут ядерный удар. В худшем случае вы успеете ответить. В лучшем – нет.
– Почему «в лучшем»? – озадаченно спросил президент.
– Потому что если не успеете, уничтожена будет только Саулия. А если успеете, то обе страны. И планета в целом вместе с ними.
– Вы рисуете слишком мрачную картину, – благодушная улыбка появилась вновь. – Позвольте сказать напрямик. Мы никогда не согласимся на иммиграцию поселенцев из CCCР, господин посол. Саулия – независимая страна, была таковой со дня основания и будет вечно. Северяне множество раз угрожали нам. Мы не боимся угроз.
– Ядерной бомбардировки, значит, не боитесь тоже?
– Они не рискнут на ядерную. Им прекрасно известно, что у нас есть, чем ответить.
Я поднялся. Он просто не понимал. Не хотел понимать. Разговор был бессмыслен.
– Его Совершенство диктатор Штольц, – предпринял я последнюю попытку, – несколько отличается от своих предшественников, бывших нарсийских президентов. Он – очень рискованный человек. Когда речь идет о нем, рассуждения «они не рискнут» не работают.
– Что ж, – пожал плечами сеньор Очоа. – Вам виднее, вы знакомы с этим мерзавцем лично. Не смею задерживать вас, господин посол.
Апельсин солнца лениво катился по голубому шелку неба. В Саулии сиеста. Я смотрела на спящего Олега и таяла от нежности. Затем поднялась, нашла на полу шпильки и собрала волосы. Наклонилась над Олегом и долго-долго вдыхала, пила его сон. Выпила весь.
– Лаура… – открыл глаза Олег.
– М-м-м?.. – Я провела носом по его плечу.
– До чего приятно просыпаться в такой компании.
– Только просыпаться? – Я шутливо нахмурилась. – А засыпать?..
– Виноват. Оговорился.
Мы расхохотались. Отсмеявшись, Олег поднялся с постели.
– Я проверю почту, милая.
– Хорошо.
Олег прилетел в Саулию неделю назад. Полдня он провел за церемониями и у президента. За те несколько часов, до сиесты, я уже изныла от нетерпения. А потом шмыгнула к нему в комнату. Снова я чувствовала себя кусочком податливой мягкой глины, с которой мой скульптор может делать что угодно. Снова я была счастливейшей из женщин.
Президент не очень-то утруждал Олега, и все дни были наши, только на двоих. Прогулка на кораблике по проливу, фруктовая роща, ресторанчики Стеклянного квартала, где живут музыканты и художники…
Олег выключил компьютер, откинулся на спинку кресла и зажмурился. Я встревожилась.
– Что-то случилось?
Олег отнял руки от лица и посмотрел на меня внимательно.
– Собирайся, Лаура. Я увожу тебя. Завтра.
Директива из Москвы предписывала эвакуировать воинский контингент в течение трех недель. Там наконец додумались оценить обстановку и признали ее слишком опасной. К нашему прибытию подготовка к эвакуации шла уже полным ходом.
– Что за девица? – скользнув по Лауре небрежным взглядом, осведомился полковник.
– Моя жена.
Полковник закашлялся.
– Простите, полпред. Переведите ей, что она прекрасна.
– Она в курсе.
– Тогда попросите оставить нас вдвоем.
– Поскучай без меня немного, милая, – сказал я Лауре. – Я попрошу товарища Бессонова, он покажет тебе, как мы тут живем.
– Смелый вы человек, – сказал полковник, когда мы остались одни. – Отчаянный. Воистину рыцарский поступок.
Отвечать я не стал. «Рыцарский» в переводе с эзопова языка на разговорный означало «глупый». Или даже идиотский. Женщина из другой страны, даже с другой планеты. С иной культурой, привычками, с иным укладом. Деликатная, одухотворенная, нежная, смотрящая на меня как на полубога. Что я с ней теперь буду делать?.. Я ведь даже не могу сказать, что люблю ее.
К чертям! Я ее вытащил. Рыцарский, глупый, идиотский – этот поступок был правильным. Может быть, самым правильным за всю мою жизнь.
– Не жалко остальных? – глядя в сторону, спросил полковник.
– А вам? – парировал я.
– Мне – да. Когда пришла директива из Москвы, я отдал команду на запуск.
– Что?! – спросил я ошеломленно. – На какой запуск?
– На запуск ракеты, естественно. За минуту до старта я приказ отменил.
– Вас судили бы, – пробормотал я растерянно. – Вас бы приговорили за это к расстрелу.
– На расстрел я согласился бы с радостью, – криво усмехнулся полковник. – Не в нем дело, полпред. Мне, знаете ли, пришло в голову, что я не вправе умертвить полмиллиона человек. Даже если их смерть спасет полмиллиарда.
С минуту мы молчали.
– У нас есть две недели, – прервал паузу полковник. – Вернее, у вас. За это время можно было бы сделать многое.
– Что вы имеете в виду?
– Вы не поняли? Извольте, я растолкую. Две недели достаточно, чтобы убрать эту сволочь, его северное совершенство.
– В каком смысле? – спросил я оторопело.
– Удавить. Пристрелить или зарезать вряд ли удастся, там же, по вашим словам, обыскивают. У вас есть человек, который вполне может это проделать по вашей просьбе. Вернее, которая. Она, я слыхал, в неплохой физической форме.
Я поперхнулся. Бессонов. Исполнительный, дружелюбный, услужливый сукин сын. Постукивающий на меня в свободное от дружелюбия и услужливости время.
– Вы считаете, я готов послать Грету на смерть? Даже если предположить, что она согласится?
– Нет, – проговорил полковник медленно. – Не считаю. Увы. Свой рыцарский поступок вы уже совершили.
– Отпусти-и-и! – визжала Ингрид.
Я придавила паршивку к полу коленом и удерживала за руки.
– Объясняю для идиоток. Нечего трепать мое имя вместе с именем посла. Ты поняла? – Я сильнее прижала коленом.
– Поняла, – выдохнула в ответ Ингрид.
Началось с того, что Эльза обронила в коридоре: «Бедная Грета».
– Так ей, сучке, и надо, – возразила Ингрид. – Посол удрал, а ее с собой забрать забыл. Зато как задавалась…
Я услышала эти слова, стоя за дверью своей комнаты, утром, перед выходом в аудиенц-зал. Из комнаты я не вышла – вылетела – и начала с Ингрид. Сшибла ее с ног подсечкой и приложила мордой об пол. Потом взялась за Эльзу.
После отъезда Олега я места себе не находила. Когда мы расставались две недели назад, я подумала, что вижу его в последний раз. И теперь бесилась, колотила товарок, собачилась с охраной.
Я отпустила Ингрид, отвесила пинка Эльзе и пошла в аудиенц-зал. Уже там я почувствовала, как сердце колотится, и успокоиться не могла.
А потом… Горнисты протрубили положенное приветствие, распахнулась дверь, и я чуть не закричала от радости…
– Грета!
Олег все-таки прилетел. И целовал меня сейчас так, что коленки подламывались…
Потом осколки вселенной вернулись на свои места. Олег приподнялся, опираясь на локоть, и разглядывал меня, как будто впервые видел. Я смутилась.
– Что-то не так?
– Нет, Грета. Всё так… Скажи… завтра Штольц дает прием? – напряженно спросил Олег.
– Конечно.
– И ты присутствуешь?
– Само собой.
Странно. Никогда он меня об этом не спрашивал…
– Ты будешь стоять у него за спиной как всегда?
– Нет, буду сидеть у него на коленях!
Да что же такое? Зачем спрашивать об очевидном? Я приподнялась и взглянула на Олега. И наткнулась на такой взгляд… Будто он сам себя готов убить.
Утром я открыла глаза в положенное время – на рассвете. Олег сидел за столом и постукивал запечатанным конвертом по столешнице. Удивительно – я всегда просыпалась первой.
– Доброе утро, Грета, – Олег обернулся, и я испугалась: за ночь он как будто лет на десять постарел. Складки у рта стали резче, кожа на скулах натянулась…
– Ты спал?
– Немного, – Олег поморщился, будто у него болел зуб. – Одевайся. И как можно быстрее.
Я торопливо одевалась и гадала, что происходит. Что-то странное и тревожное, я всей кожей чувствовала. Пальцы не слушались, и застегнуть платье не получилось – мелкие пуговицы ускользали из рук. Я подошла к Олегу и повернулась спиной.
– Застегни.
Олег взял меня за плечи, развернул к себе, посмотрел внимательно.
– Cейчас за тобой придет товарищ Бессонов.
– Зачем?!
Бессоновым с обязательной добавкой «товарищ» Олег звал дюжего детину с гладко зализанными волосами, который двух слов на нарсийском связать не мог и состоял при после, словно дуэнья при молодице.
– Вот этот конверт, – Олег кивнул на стол, – надо вручить полковнику Луневу. Это командир миротворческих войск. Внутри – важная и срочная информация. Мне нужно задержаться здесь, в Нарсии, иначе я доставил бы его сам. – Олег взял меня за подбородок и заглянул в глаза. – Грета, прошу тебя, сделай, как я говорю.
Растерянная, я кивнула.
Затем был посольский лимузин, аэродром и миниатюрный, похожий на головастика самолет.
О проекте
О подписке