Глава 3

Собака бывает кусачей от жизни собачей.

– Ау-у-у! – сложив ладони лодочкой и приложив к губам потерянная выдала клич. – Есть тут кто?

Ответа не последовало.

Шаг за шагом по выжженой земле она сновала из темноты в темноту. Порою ноги проваливались в нечто напоминающее трясину, несколько раз девушка чуть не поскользнулась на грязевых кочках, но так как не было видно ничего дальше вытянутой руки – сделала вывод, что находится на некоем болоте. Это подтверждал и характерный запах – гнилостный, тухлый и сырой. Глаза уже привыкли к почти полному отсутствию света, однако теперь различали маленькие чудные огоньки, витающие вокруг. Все они были круглые, с отсветом солнышка, и горячие, точно пламечки лучины, но разных окрасов. «Светелки», так Ждана их успела прозвать за время блужданий, то облепляли её, то лезли в глаза ослепляя, а некоторые боязливо прятались в траву и редкие камыши подальше, как бы наблюдая. Но и им она сейчас была благодарна. Ведь если бы не светелки, то кромешная темь забрала бы девицу полностью.

Наконец, совсем обессилев, она нашла более пригодный в ровности участок и рухнула на погорелую тёплую траву закрыв глаза чтобы передохнуть. Летающие огоньки всё смелее пронырливо подступали к гостье, садились на руки, зарывались в волосах пока та лежала, пружинились на выпирающих тазовых костях, смешно щекотали нос.

«Кого я встретила? И почему столь ловко очутилась подле свята озера? Неужели всё-таки это правда и Велес прибыл для переправы? Да… не ведала я, что даже умирать оказывается не так просто. Наверное, до конца своего пути ещё нужно дойти. А значит, всё это брехня, что Велес всегда ведёт, что Чернобог душе… испытания даёт!» – вскочив обратно на ноги от собственной прозорливой отгадки, она тем самым напугала светелков улетающих в рассыпную от буйной. И в это мгновение Ждана почувствовала необъяснимое тепло, точно её обнимает матушка, как иногда она это делала – положив седую головушку ей на рамя²¹ чуть похлопывала ладонью по спине. Отрадно стало внутри, тогда девица заметила белый огонёк прильнувший прямо к её груди и раз за разом пульсирующий, увеличивающийся в размерах. От переизбытка чувств и тоске по матери в уголках глаз стали собираться слёзы. Неожиданно для себя Ждана ощутила невероятную лёгкость в теле, невесомость. И только она хотела коснуться белого светелка, как кто-то будто включил дневной свет попутно распугав огоньки, ведь стало столь ярко, что приходилось щуриться и с резью раскрывать очи. Зелёные изумруды пожелали рассматривать всё, что её окружало, но чужая хладная ладонь, опередив, накрыла её веки, точно накладывая запрет.

– Тебе нельзя на них смотреть, а уж тем более подпускать к себе, – одновременно мягко и с частицей наставлений произнёс позади низкий с хрипотцой голос, который она услышала последним, прежде чем очутиться здесь. – Нужно было не противиться, когда за собою позвал, тогда бы в нужное место попала. А так… сейчас ты в болотах Отчаяния что рядом с Мертвенным морем, а те, что полюбились тебе – это падшие души, и они могут погубить, высосать вмиг всю душу подпитавшись, сродни паразитам. И для того, чтобы насытится, блудные огни используют различные приёмы, в том числе считывая вибрации твоей души и эмоций, находят то, что тебе дорого в воспоминаниях, визуализируют, а дальше вводя жертву в состояние сладкой неги испивают до дна.

«Его речь мне не близка, и всё, что слагает – доселе незнакомо, но отчего-то я понимаю всё, о чём он толкует. Но кто же ты такой?..» – затаив дыхание безмолвно думала Ждана.

– Тогда почему я очутилась здесь?

– Тебе стоит задать более весомый вопрос – как вообще смогла очутиться здесь?

– Я… нет, годи! Ты же звал меня! Просто я… оступилась?

Ответа не последовало. Она услышала, как мужчина несколько раз пощёлкал пальцами свободной руки соблюдая определённый такт. При этом Ждана даже сквозь тонкие ледяные пальцы видела в щелочке, что пространство, в котором они находились до этого, полностью изменилось.

Когда чудеса закончились, он убрал ладонь и прошёл к своему трону что располагался на возвышении по типу пьедестала вдали холла. Ступал величественно, не спеша, и с безупречно ровной осанкой, как ствол крепкого клёна. Ждана стояла посреди неведомого для неё огромного шатра, ничего не напоминавшего, но видимо сродни княжеским хоромам – с высоченными стенами, краёв коего видно не было, ледяным мраморным полом и мертвенной тишиной. Лишь за пределами, где-то вдали слышались увесистые раскаты грома заглушающие истошные человеческие крики и болезненные вопли. Вся обстановка пугала, угнетала, однако девушка успокаивала себя, что сама выбрала этот путь, но всё же в глубине души печалилась, что в последний миг, когда черноокий её потянул за собою – она всё-таки передумала. И была уверена, что забрала бы свои клянущие слова назад, вновь бы увидела друзей, вдохнула пьянящий запах луговых цветов и взглянув на грозовое небо, приносящее испарину матери-земле, улыбнулась тому, что это её жизнь, какая бы они ни была. Жизнь!

«Глупая… до чего дурная ты, Ждана! Там есть кому тебя ждать, кто скучать будет, кому нужна! Молодая ещё, а решила душеньку провалищу отдать» – крепко журила себя девушка. «А всё же… грядущее, что изрекал Бажен решив за меня – не столь благодатное… другая, может, и рада была бы быть под крылом у милёнка²², да когда ж мне об этом думать? Когда о себе ничего не ведаю и своей жизни не сложила!..».

– Таково было твоё желание, Вита, чтобы я забрал тебя, ведь так? – закинув ногу на ногу скучающе ответил незнакомец.

– Отчего ты кличешь меня Витой, если моё имя – Ждана?! И впрочем, кто ты… вы… такой?

– На Руси выкают – ворогам, а я не вражина тебе, да и вообще… всё столь для тебя неведомо, ненаглядная моя? – в глазах мужчины сверкнул интерес, и тот слегка улыбнулся.

Он вновь встал, прошёлся к ней и заведя свою левую руку за спину, по-хозяйски взял её ладонь в свою, чем вновь обжёг ледяным контрастом жара и холода, манерно склонился оставив лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони. Выпрямившись, приторно улыбнулся, с хитринкой и строгой мягкостью выдал:

– С великим почтением к тебе, краса-девица, Чернобог.

Молоденькое сердечко, не ведавшее никогда мужских ласковых касаний, забилось сильнее, трепыхалось, как ране вольная птица, ныне запертая в клетке, ладони вспотели, а воздуха вмиг стало мало. Но придя в себя, сложив все детали и поняв, что догадки оказались верны, она с жаром выдернула руку.

– Не трогай меня, душегуб!

И попятилась назад.

Мужчина не разозлился и не отстранился, только чуть сжал губы, сощурил острые глаза, а затем стянул верёвочку с волос распустив серебристый атласный водопад и вновь вернулся на своё законное место.

Он молчал, ожидая, что будет далее делать девица в чуждой обстановке, тем самым ставя её в неловкое положение, что, по его мнению, было справедливым решением на этакую дерзость.

Ждана же осталась стоять в отдалении переминаясь босой с ноги на ногу, грея одну об другую, мучаясь от холода пола. Это не скрылось от его пронзительного взгляда, и уже через доли мгновений зеленоокая почуяла разливающееся по телу тепло, точно её окутали в плотную шубку, а босы ноги объяли онучи²³. Или это лишь очередные происки разума?..

– Получается, я… – сделав продолжительную паузу, Ждана на выдохе вопросила: – умерла?

Властитель Нави смерил гостью долгим взглядом неуютно храня тишь и рассматривая девушку детальней.

– Отчасти, но ты была в шаге от этого. Если бы ты позволила блудным огням всецело насытится твоей душой, в таком случае ты бы растворилась на частицы в Первозданном Хаосе и уже никогда бы не смогла переродиться. Я подоспел вовремя.

Ждана задумчиво молчала, осмысливая сказанное вразрез с говорящим.

– Стоит заметить и ту странность, что если бы твоя судьба подошла к краю полотна и далее ей, как и всем, положено было отправиться сквозь преграды, испытания, – он дёрнул подбородком в сторону стены, откуда наперебой раздавались стоны, – прежде чем я бы определил – достойно ли прожита жизнь в Яви, чтобы вновь давать добро на новый лик, то ты бы очутилась в моих владениях иным образом.

Чернобог продолжал сверлить её взглядом, в котором плескалось множество эмоций, кои она не могла разглядеть чрез чернь его внимательных очей.

– И всё же ты здесь, – прикусив губу, констатировал он.

Зеленоокая долго перебирала слова и всё произошедшее в голове, а молчание меж двумя затянулось, но потом она выдала странный вопрос, не относящийся к беседе, чем вновь вызвала интерес у мужчины.

– Зачем ты веселился, когда моя изба горела? – с обидой выдала Дана.

Ходила по деревне молва, что умел чёрный бог принимать облик ворона, дабы приходить в Явь и выбирать грядущие жертвы для того, чтобы забрать в своё царство. Но даже несмотря на то, что в её головушке родилась эта сопоставившаяся мысль, она скорее уповала, что это всё же сон и происходящее здесь является шуткой, а сама она лежит где-нибудь подле провалища без сознания, или вовсе… в самом овраге.

– Прозорливая, – довольно отметил он, – а как мне не радоваться? Я же бог разрушения. Всё, что подходит к концу – мне доставляет удовольствие, питает.

В его руках появился чудной для Жданы продолговатый предмет. Стоило ему лишь щёлкнуть пальцами, кончик трубочки зажегся огнём, Чернобог поднёс это ко рту, а после стал выпускать клубы дыма. Объект дополнял образ владыки Нави, вкупе с ним он выглядел любо для взора деревенской.

– Выходит, всё правда и ты – именно тот, кто губит… всё что живо и душу имеет и что не под властью люда простого?

Девушка с презрением прищурилась, вспоминая смерть матушки, что, получается, это он забрал её! И как молодой несладко приходилось, когда любые ненастья что губили кого-то или что-то, беды – всё списывали на её проделки, а на самом деле выходило так, что это его рук дело?!

В думах возникли туманные воспоминания, как дети никогда не желали с ней играть, обзывали юродивой, ведь так им устанавливали мамки да отцы. А как только хворь какая касалась их дитяток, так наравне с буйным ветром тащили детей лечить к Марье. Матушка лечила, бескорыстно, ведь не могла отречься от своего рода и умений, а потом всё повторялась вновь. Следом внезапной нежданностью из памяти всплыло как матушка до каких-то пор запирала её в темнице во время работы, а уже позже, когда Дана стала старше и об этом вопрошала, то объясняла это ей тем, что уж больно дочка слыла любопытной и мешала таинствам. Только после того, что привиделось Ждане на чердаке, её обуяли крепкие сомнения, что причина была в этом.

Но как только Ждана хотела было разомкнуть уста и начать бранить душегуба, он стал говорить тише, словно высказывал что-то личное.

– И всё же люди стали забывать… что без разрушения не будет новых начал. Без горького поражения не случится далее долгожданная победа, без перенесённой болезни – не будет крепче ребёнок, если не рассорятся двое – не встретят они себе родных по душе, или… если дитя останется в чреве матери и не будет разрушен его прежний мир…

Пока он говорил, пуская клубы дыма, его глаза были спокойно прикрыты, но, когда трубочка стала совсем маленькой, он хладнокровно затушил горящий кончик о свою ладонь как бы завершая свой ответ.

– Если что-то угасает – то так тому и быть! – погружаясь в свои думы произнёс серебровласый натужно улыбнувшись, но что-то было чуткое в его эмоциях и словах, сказанное прямиком в самое её сердце.

– К слову, – мелодичный низкий голос дал хрипотцу и, прочистив горло, тем самым растягивая паузу, утвердил: – нам стоит общаться более неформально, раз уж ты оказалась в моих владениях. А пока я раздумываю что же мне с тобою делать, можешь спросить то, что интересует…

Девушка раздражённо потянула носом сухой воздух и с трудом кивнула головой.

– Зачем я здесь?

– Начну с того, что я существую в каждом, как тёмная половина души, однако есть, конечно, и сторона света, – приложив указательный и большой пальцы к подбородку, он задумчиво смотрел рассеянным взглядом куда-то вдаль.

Обернувшись, оказалось, что Ждана не заметила непомерно огромного окна, расположенного позади нее. Картина выглядела устрашающей. В самом конце досягаемого, примерно за две версты от владения Чернобога, возвышался до самого неба тот самый непроходимый лес из девяти широких дубов, о коих ходили поверья, что это первое испытание в мире Нави для тех, кто только попал сюда. Следом, уже ближе, огромной дугой растягивался над огненной рекой Смородиной – Калинов мост – второе и третье испытания. Десятки людей пытались перейти по раскалённой докрасна переправе, беспомощно хватались за ветви кустов смородины, что обрамляли реку, и, не выдерживая боли и мучений, отчаянно бросались в бурлящую смрадную реку в надежде переплыть, да так там и варились, вскидывая руки к небу в мольбах о помощи. По другую сторону стены второе окно являло место, где не так давно была она. Яркие огонёчки шныряли туда-сюда, но, если совсем приглядеться, оказывалось что это совсем не светелки, а бесплотные мертвецы с изуродованными лицами, покалеченными телами и до жути страшными гримасами.

Ждану начало лихорадить, она боялась повернуться на того, кто невзрачно наблюдал за происходящим в стороне моста, как за чем-то обыденным.

– Если душа чиста, легка и человек никогда не совершал гнусных злодеяний, то его душа пролетит весь путь словно невесомое пёрышко и при этом не почувствует ничего кроме освобождения. Те, кто там – находятся в этом месте заслуженно, сразу обретая именно такой вид, нежели твой случай. А вообще… будь черствей, тебе ли не знать…

В голове продолжали крутится образы страдающих, а Чернобог продолжал:

– Ты спросила зачем ты здесь… так вот, давным-давно, когда я был юн, разгуливая по Яви забрёл в одно место до того неведанное, там встретилась мне девушка-красавица: волосы точно полотна золотые, глаза как море синее, а руки изящны и легки сродни крыльям жар-птицы.

«Отчего же он решил доверить мне свою историю? Надоело это мне! Авось ущипну себя и вовсе проснусь, и будто ничего не было? Сейчас про девок слушать ещё сталось мне!» – подумала Ждана и со всей силы стиснула пальцами кожу выше локтя. Стало больно, но и проснуться – не проснулась.

– Долго свидания длились наши, столь близки стали, что полностью ей душу готов был отдать, себя всего. Но человеческая судьба оказалась хитра и свои мотивы имела на исход. Братец Белобог, что у вас кликается праведным в итоге поступил по кривде. Сперва он отгонял меня от неё, говорил мол что все девушки коварны, обманчивы и лживы, что полно достойных дев средь богинь, а явленные очаруют – глазом не моргнёшь. Однако после сам возжелал у меня за спиною быть с красавицей, и та ответила ему взаимностью.

Дальше Чернобог слагал медленней, словно каждое вымолвленное словно ему давалось непросто.

– Я решил отомстить Белобогу за предательство. Я пришёл в Правь и развязал войну за ту, которую любил, я желал уничтожить всё что существует – брата, пантеон богов, Правь, Явь, Навь… чтобы царствовала только тьма, ибо свет – неверен сутью! Долго длилось наше сраженье, только всему должен был быть предел. Отцу опостылело зреть разлад между его детьми, потому он решил явиться… мне. Этих мгновений было достаточно чтобы мой хват ослаб, а брат, разрывая связь успел заточить меня в моём же царстве ограничив при том в силе и забрав с собою алатырь камень, который далее упрятал, а сам – скрылся ото всюду.

Ждана в неверии на сказ поджала губы.

– А как же девушка? Что с нею сталось?

– Мава…

Мужчина сдержанно ухмыльнулся, а после сопровождал тишину такой долгой паузой, что с каждым мигом молчание напрягало, наводило страх.

– Когда обосновался в Нави, я стал распоряжаться так, что души тех девиц, которые подлостью окручивают любимых, изменяют им… никогда после смерти не смогут оборотиться в птицу и улететь сквозь Явь через Правь в Ирий. Становятся они по моей воле русалками и пребывают там, где им и положено быть – в гнилых, как и их душа, топях.

Рассказывая историю его лицо в основном не выражало ярких красок, точно то, что произошло когда-то, уже успело множество раз перевариться, затянуться, переболеть и зарубцеваться толстым шрамом в душе. Лишь тёмное серебро бровей отражало эмоции, играя.

Серебровласый молчал, а у Жданы от накатившего страха зуб на зуб не попадал:

– Коли прошло столько времени, надеюсь, ты простил своего брата? Все заслуживают прощенья!

Собеседник улыбнулся одним краешком губ, подумав о чистоте помыслов девушки, которая вопреки всему старается впускать исключительно свет в свою душу.

– Мы оба были юны, шли на поводу у эмоций, не задумываясь о последствиях, и скорее это была очередная попытка показать нашему единому отцу Роду, что я хуже сын чем он, раз не сдержался и пошёл в наступленье. Я его простил, да… но сейчас, спустя столько времени для того, чтобы вернуть равновесие в мире, справедливость, изменить уклад и дабы в Яви, а особенно на севере, не преобладал лишь единый свет как быть не должно, – особо выделил он, – ведь тогда свет станет ещё большей тьмой, то-то мне и нужен один предмет, узреть и добыть который ни я и никто из моей свиты не в силах. Собственно, надеюсь, что это получится у тебя.

Ждана, выслушав, вклинилась: