– Ты, что ли, не женат? – она весело и податливо двигалась, точно подчиняясь ритму в его руках.
– Да нет, пока. Всё ищу, ищу, а найти не могу, – дурачась, тоскливо пожаловался он.
– Ой ли? То-то на меня девушки сейчас так серьёзно посмотрели, как будто я последний пирожок с блюда взяла? – Стаси тоже дурачилась, подыгрывая ему. – Тут твоя девушка есть? Не вижу её. – останавливаясь после быстрого танца около колонны, спросила она, слегка запыхавшись.
– Моя? Нет, вроде.
– А ты получше посмотри. И вон девочка в чёрном муаровом платье, черненькая такая, глаз с тебя не сводит. Иди уже, пригласи, а то неудобно.
– Тебе какая разница? Пусть смотрит, на то ей и глаза даны. Это Ирка, из столовой, где я столоваюсь в обед, – небрежно бросил он, взглянув на «черненькую». – А ты где обедаешь? – он разговаривал с ней, как с хорошим приятелем, немного с высоты положения старожила.
– Когда как. Иногда бутерброд и чай прямо на работе съедаю.
– Ты с этим делом кончай, желудок испортить легко, починить трудно. Ты же врач?
– Не успеваю иногда. А когда успеваю, то в столовой тоже, около больницы.
– И я там же. – он, как только заиграла музыка, даже не оглянувшись ни на какую Ирку, снова увлёк её в круг танцующих.
Больше к Стаси в этот вечер не подошел ни один парень. Нет, они подходили, конечно, но Леон с сожалением объяснял, что она «уже» ему обещала. Неписаные правила этикета требовали уважать обещания, данные девушкой партнеру. Разбираться между собой можно было, но … после. После танцев, после провожаний. По-мужски. Стаси тоже была знакома с этими не писаными законами по институтским вечерам.
– Ты не боишься, что ты уже три раза отказал вон тому, длинному. Он тут с приятелями, не один.
–Так я тоже с приятелями. Может, ты сама с ним хочешь потанцевать?
– Да нет же. От него так табаком несёт…Я за Тома Сойера боюсь просто.
– На то он и Том Сойер. Что за него переживать? Никто его тут никогда не тронет.
– Почему?
– Потому что.
– А где ты работаешь, Лео? Я не успела тебя тогда спросить.
– Я? – Леон замялся. И врать не хотелось и правду говорить не моглось. – Да так. Сторожем. – он улыбнулся насмешливо, Стаси в ответ не улыбнулась, только внимательно на него посмотрела.
– Это опасно?
– Что опасно? Сторожем работать? – он рассмеялся.
– Контрразведчиком. – тихо проговорила она.
–Что? Ты с чего это взяла? – он хмыкнул, пряча растерянность от услышанного. – Не вздумай вслух тут такое говорить. На смех поднимут.
– Ты меня обманываешь? Понятно. Это секретно. Тут кругом одни сплошные секреты, а я – балда.
– Ты не балда. Но тут действительно… секретновато немного. Но с чего ты решила…
– Лео. Это же просто. У вас на кабинетах нет никаких надписей и названий. Здание такое… особенное. Не простое.
– А ты откуда про кабинеты знаешь? – эта девчонка решительно его удивляла.
– Да меня тут на вызов срочно вызвали, у дядечки вашего одного давление скакануло под двести тридцать. Вокруг меня сразу четыре провожатых образовалось, чтобы ни шагу вправо-влево, и всё бегом. Я тебя там мельком видела в коридоре. И там все с тако-о-ой выправкой военной, но все в штатском. Как разведчики зашифрованные. И разговаривают, как команды отдают.
– А, так это про тебя, значит, у нас анекдоты ходят? Интересно, откуда такая наблюдательность у такой молоденькой девчонки? А, Стаси? – Леон шутливо перегнул её через колено в последнем па.
– Какие анекдоты ещё? – Стаси с испугом смотрела на Леона.
– Обычные. Как девчушка в белом халатике полковника заставила капельницу до скорой нести. Одним взглядом, буквально, заставила. Как говорят.
– А чего он?! Раскомандовался! У человека конкретно инсульт на глазах развивается, а он мне про магнезию, … и я же откуда могу знать, что он полковник?
– Да нет. Нормально всё, Только у него новое прозвище, по ходу, между нами появилось…
– Какое?
– Медбрат. Они же таскают обычно эти подставки и судна. Молодец, справился.
– Ну и пусть. Он обижается?
–Не-а. За честь считает такой подчиняться. Ржёт. Так откуда такая наблюдательность у молоденькой девчонки?
– Читала много.
– Хоть ты и много читала, но ошиблась. Там просто одно из подразделений одного предприятия. И вообще, старайся свой мозг не нагружать лишними наблюдениями, усекла?
На самом деле в отделах несколько дней хохотали над Бурым, в отделе которого на совещании у сотрудника от нервного напряжения внезапно повысилось давление. И с удовольствием рассказывали друг другу, как приехавшая врачиха, миловидная пичуга с гулькин нос, резко остановила Бурова, когда он попытался вмешаться во врачебный процесс и попросил по-быстрому обойтись «какой-нибудь там магнезией» и не срывать важного заседания: «Вы у себя командуйте, пожалуйста, а тут я – главная. На носилки больного – и быстро! Капельницу несите лучше. Раскомандовались тут!» – спасла тогда Стаси от развития инсульта Семёныча, а растерявшийся от наезда девчонки Буров послушно нёс капельницу за носилками.
– Да я давно всё усекла. Больше не буду нагружать. Но вообще правильно, что никого никуда заграницу не пускают отсюда. Да ведь?
– Почему?
– Потому. А вдруг сюда какой-нибудь проходимец пробрался, и тоже любит гулять и думать в одиночестве, просто так по вечерам, и наблюдать от скуки за всем подряд? – Леон офигевал от этой девчонки: «А что? Вполне себе возможен и такой вариант. Если уж она дважды два сложила – то много вам, товарищи, работы ещё предстоит с этими «сквозными», с пропусками-вездеходами и службами. И таблички на дверях… но это-то элементарно, такие мелочи. Сказать кому – оборжутся».
Танцы для Леона и Стаси закончились в тот день что-то слишком быстро. Народ шел сначала общей шумной толпой по улице, потом рассеялся. Стаси и Леон медленно шли и разговаривали просто так, ни о чём.
– Так ты тут скучаешь, значит?
– Иногда, редко очень. Обычно есть дела. И на дежурствах часто бываю в больнице, и так есть чем заняться. Читаю.
– Может, ты ещё и вышиваешь? – Леон ехидно улыбнулся.
– А что? Нельзя?
– Да вышивай себе на здоровье. Мне-то что?
– А откуда ты это узнал?
– Про вышиванье?
– Да.
–Так это элементарно, вот у тебя кончик среднего пальчика правой руки – Лео развернул её ладонь кверху с уже не выводимым, похоже, чернильным пятном от ручки на среднем пальце – весь в ковыряшках каких-то. Почему? Предположение: возможно иголка. Смотрим на левую руку, на указательный палец, вот сюда. И что мы видим? – Лео держал теперь её руку левую руку и чувствовал пульс на запястье.
– И что мы видим? – Стаси недоуменно уставилась на свой указательный палец.
– А видим мы три одинаковых параллельных царапинки. У моей бабушки такие от иголок раньше были. Отвлечется и иголкой в палец – бац! Больно! Или ты шьёшь на руках. Но тогда немного, потому что – где же мозоли от ножниц? И, значит, ты ещё и рассеяна, о чём-то думаешь. О грустном. Весёлые девчонки вышиванием не занимаются вообще. И что ты вышиваешь?
– Ничего, – Стаси была явно обескуражена. – Для подушки-думочки наволочку вышиваю. Я её со второго класса всё никак закончить не могу.
– Так брось – и делу конец!
– Она мне уже подругой стала. Друзей не бросают. Да ведь?
– А-а. Ну, тогда не знаю, что и посоветовать? Приятеля лучше заведи. Хотя ты очень экономная на знакомства и вообще экономная. Кефиром можешь одним обходиться, как я в твоей авоське прочитал давеча. А приятели они котлеты любят в основном. Нет у тебя приятеля.
– Ничего мне не надо советовать. Но ты хитрый.
– На том и стоим.
– Что? Ты можешь вот так всё обо мне узнать?
– Если захочу, то всё.
– Просто так, без документов всяких шпионских?
– Без. – Леон склонив голову набок и с удовольствием смотрел, как на её бесхитростном лице мысли быстро сменяли друг друга.
– Замужем не была, и детей нет, – прикончил свой опус Леон.
–А это ты откуда знаешь?
– От знакомого вирболюда, – коверкая слово, дурачась и смеясь, смущал Леон Стаси.
– Да ты просто лепишь наугад, всё, что в голову придёт. Вот и все твои знания. И не очень-то я и экономлю. Вот хочу утюг электрический купить, например. И ещё кое-что (Стаси присмотрела в обувном магазине новые ярко блестящие чёрным лаком ботики-сапожки с красным мягким фетром внутри).– А насчёт детей? А может у меня двойня дома в деревне ждёт? С бабушками? А я просто на заработки приехала?
– Ага. На заработки на время ездят, на месяц, на год, если на Северный полюс. А ты тут навечно теперь моей подружкой стала. И никакой двойни у тебя в принципе быть не может.
– Ещё и в принципе даже не может быть?! Объясни!
– Нет, давай я не буду. Просто поверь, что я это точно знаю. – Леон, шутливо шмыгнув носом, отвернулся от неё.
– Личное дело читал?
– Да нафига оно в таких вопросах, Стаси? И так всё понятно. Ты на свою грудь посмотри.
– Что понятно? – Стаси порозовела от смущения. – Грудь, как грудь. Как у всех .
–Да нет. Не как у всех. – Лео с безразличным видом отвернулся на витрину магазина, заметив в отражении, что Стаси чуть-чуть выпрямилась, приподняв свои вызывающе-изящные формы.
– Как у всех, – упрямо повторила она и тоже посмотрела мельком на своё отражение в витрине.
– Ага. Как у всех кормящих, ещё скажи. И такая упругая, что соски в разные стороны смотрят, как у молодой козочки. Не смеши мои тапки.
– Знаешь что?!
– А я предупреждал, что я всё знаю! Не только ты тут такая наблюдательная.
– Всё. Я пошла домой.
– Обиделась, что ли? Я же просто вслух восхитился, вспомнив козочку.
– Ты – наглец!
– Всё, я вспотел от смущения, высох, замёрз и умер. Я молчу.
– Можешь и не молчать. Я ухожу.
– Я провожу.
– Сама дойду. Иди к своей Вете-конфете. Она наверняка любит твои сомнительные комплементы, да ведь?
– Стаси, ну извини. Я сглупил немного. Но ты-то сейчас не глупи. Ты же умнее меня, и веди себя прилично. Ты возмущаешься так, что на нас оглядываются. Мы же не муж с женой пока, чтобы так ссориться. Да, ведь? – это смешное детское «да, ведь» Стаси вставляла в конце почти каждой своей утверждающей фразы.
Стаси рассмеялась, представив всю комичность ситуации.
– Мир? – Лео раскрыл свою ладонь.
– Ладно. Мир. – Стаси шлёпнула, как в детстве, ладошкой по его ладони. – Но больше, пожалуйста, не ставь на мне твои психологические опыты. Они мне не нравятся.
–Замётано. Больше не буду. Зуб даю! – и Лео, в довершение сказанного, ногтем большого пальца щёлкнул, по-босяцки поддев передний зуб.
Оба расхохотались, завершив разногласия. Впрочем, для себя Стаси отметила, что этот мальчишка, когда-то давным-давно бегавший по их селу в «московских» коротких штанишках, совсем уже не мальчишка, а очень даже остроглазый и раскованный парень, сохранивший свою детскую том-сойеровскую нагловатость и практичность.
Пока они шли до её общежития, Леон показывал ей, где какой магазинчик тут затерялся, но в основном это мало её интересовало, кроме одного: ей нужен был магазин, где можно было купить радиоприёмник, «но самый-самый недорогой».
– Самый недорогой? Это «Рекорд», пятьсот рублей. Все диапазоны. Или тарелка громкоговоритель, за тридцать, но для неё отдельная радио-розетка нужна. Есть?
– Нет. Лучше приёмник, месяца через три я накоплю, хотя я в этих диапазонах совсем не разбираюсь. Мне просто надо утреннюю зарядку, новости, театр у микрофона и концерты по вечерам.
– Хорошо, приказ понял, покажу, научу, настрою. Ну-у-у, у тебя по лицу сразу всё видно. А ты ещё спрашиваешь, могу ли я про тебя всё рассказать? – Леон засмеялся, увидев её ошарашенное лицо.
– А я тебя, вообще-то, ни о чём не прошу. Я просто так сказала. Я сама всё сделаю. Ну ладно. Я дошла. До свидания. – Стаси резко, почти испуганно, сменила тему. Она явно не хотела углубляться в дебри физиогномистики, быстро, неловко-грубо вырвала руку из его ладони, слегка придержавшей её ладонь, и убежала, не давая ему ни малейшего шанса что-либо предпринять.
Лео подождал, не выглянет ли она в какое-нибудь окно, но так и не дождался такого подарка, и, задумчиво пошвыряв камешки под ногой, пошел домой. Стаси явно избегала дальнейшего сближения.
Весь вечер, сидя перед диваном за партией шахмат с отцом, Леон решал шараду «Стаси»: «Вся целеустремлённая, парня до сих пор нет. На танцах вокруг неё было густо, и никого не осталось, значит, точно и не было никого раньше. Почему? Хорошенькая? Очень! Глаз сразу цепляется. Что не так? Может она и их раскусывает, как меня случайно раскусила, и они ей становятся неинтересны? Тоже мне, Мата Хари белобрысая. И с учётом опыта Бурова, который сам потом ржал, побыв в роли её подчиненного, характер у неё ещё тот. А что Буров? Она и меня тогда выжала, как тряпку, с этими трофеями Тома Сойера. Ага, хорошенькая маленькая, кошечка-рысь, того и гляди… Но вполне может быть, что и есть кто-то. Просто не пришёл на танцы Что-то я тут «свободных» девиц не особо наблюдаю».
– Ты что такой рассеянный сегодня, Лео? – спросил отец, весело положив короля Леона набок. – Без сопротивления проиграл, чем голова забита? Опять Греч наезжает? Так ему положено наезжать.
– Да не, па. Греч в нормальном режиме. Ты вот что мне скажи, почему девчонка может тебя избегать?
– Смотря какая. Разные девчонки есть. Вот на днях ко мне на вызов, помнишь, прихватило меня в обед?
– Помню, мне сразу передали о твоём звонке. Я так и не успел тогда приехать. Далеко были, за периметром.
– А и не надо было. Ко мне такая врач пришла, что одним смехом своим и улыбкой на ноги поставила. Я ей сам дверь даже открыл, когда уходила. А думал, что на неделю опять свалюсь. Она больше часа со мной сидела, рассказывала всякую всячину, про себя разные истории, даже анекдоты мы с ней травили. Уколы ставила – вообще неслышно, не руки – золото. Первый раз в жизни меня так лечили. Через сорок минут давление в норме, пульс в норме, дыхание в норме. Вот какие бывают врачи. И совсем молоденькая ещё. Был бы я моложе… – отец улыбнулся. – Большой толк из неё получится. Такая выкобениваться не будет, такая всё тебе ясно скажет раз и навсегда. И не обидит при этом. Вета, что ли, опять выкобенивается? Так для неё это обычное дело. Без этого она не может физиологически, видимо.
– Вета? Да она-то причём? Мне с ней давно всё предельно ясно. Не. Другая, па.
– Я её знаю?
– Нет. Помнишь, в Берлушах соседи через дом от нас жили, ну и сейчас живут, сейчас фамилию вспомню… кажется, Родины.
– Припоминаю. И что?
–Так к нам в город их дочка, или внучка, приехала по распределению, врачом в городскую. Мы с ней тогда вместе по улице бегали несколько сезонов подряд, пока я не уехал. Помнишь?
– Нет, очень смутно. Ну, и в чём проблема?
– Проблемы нет. Но явно меня избегает, похоже. К чему это?
– Странный вопрос. Она обязана не избегать тебя? У вас общие интересы? Ты уверен, что ты для всех местных барышень – желанный кавалер?
– Да нет, конечно. Просто нормально с ней танцевали, общались и вдруг – как отрезало. Ёжик на палочке свернувшийся. Ни с того, ни с сего. Не понимаю.
–Это элементарно. Обычно так себя ведут, почувствовав давление или угрозу своей независимости, молодые простодушные девчонки, насколько я ещё помню этот «материал». Но в наше время такие ситуации случались крайне редко, мы же… заранее разрешения на всё спрашивали: можно ли цветы подарить, мороженым угостить?
У вас-то всё проще и проще с каждым годом становится. Прекрасных дам теперь нет. В основном друзья-комсомолки. А такие, как Вета – ну, такие вообще сами первые на шею бросаются. А эта, видимо, из провинции, и поэтому строгих правил. Сколько ты с ней танцев протанцевал?
– Не помню. Несколько.
– И всё нормально было? А потом вдруг? Да?
– Примерно так.
– Значит, ей про тебя много чего порассказали, и ты не сумел рассеять её возникшие сомнения. А рассказать про тебя есть что, как тётя Таня говорит. Сам виноват, люди же всё видят? У тебя слава непостоянного лихого и циничного гусара. Чего же ты хочешь? Всё понятно. Она молодец. Заботится о себе, ну и о тебе, возможно, чтобы не имел напрасных ожиданий. А может быть, что у неё есть уже кавалер? В принципе – вполне может быть. Не все – Веты. Пошли спать, сынок. Утро вечера мудренее.
Мудренее-то – оно мудренее, но отец невольно подсказал сыну одну идею про сближение со Стаси.
Всю следующую неделю Стаси работала во вторую смену по вечерам, то есть с обеда и «до упора», то есть, пока в очереди есть клиенты. В субботу, перед самым закрытием поликлиники, когда Стаси уже заканчивала записи и свои пометки в карточках, она мельком заметила, как к поликлинике подкатила кофейная «Победа». Глеб, приятель Лены-гинекологини, работавшей в соседнем со Стаси кабинете, смеясь, «вытащил» из неё Лео, сидевшего за рулём до этого. В кабинет ввели под руки последнего пациента. Ввел его, конечно, никто иной, как Глеб.
– Вот, доктор, принимайте. Вступило ему в поясницу. Я пошёл.
Лео смотрел на Стаси страдальчески и виновато.
– А что вступило и куда? – Стаси не торопилась сочувствовать. Видела, как они вдвоём хохотали, бодро поднимаясь по лестнице.
– Не знаю, доктор. Мочи нет, как больно.
– Ложитесь. Повернуться можете вот так?– Стаси прекрасно знала, как могут и как не могут поворачиваться больные, когда «вступило в спину», и где нажатие пальцем вызывает острую боль.
Поворачиваться так, чтобы её не было видно, он не мог, а в другую сторону, когда её было видно – прекрасно мог.
– Интересный случай, а вот так больно? – она с силой нажала на крестцовые «точки», от чего больные обычно взвывали.
– Нет, совсем не больно, даже наоборот, очень приятно.
– А тут? – она, уже не стесняясь, ткнула его под лопатку, справа и слева.
– Тоже не больно.
– А где же тогда больно?
– Сам не пойму, где. Но идти один я не могу.
– А с костылём сможете? Друг Вас, как костыль поддерживал, это он вытягивал позвоночник Вам?
– Да почему, как костыль-то? Как друг просто.
– Так. Понятненько. У Вас очень сложный случай. Грозит осложнением. Придётся поставить блокаду, чтобы предотвратить.
– Какую блокаду ещё?
– Обычную. Новокаиновую. Вы уколов не боитесь?
– Так это, смотря куда?
– А мы сейчас разберёмся, куда Вам лучше поставить, чтобы вы точно смогли до дома доехать.
– Так может, просто, таблетки какие-нить, микстуры, давление смерить, забинтовать спину, может, вообще?
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке