– Когда начинаешь есть вегетарианскую пищу, то моментально осознаёшь, как изнутри уходит тяжёлый груз вины, – вдохновенно вещала она. – Ты чувствуешь себя гораздо легче и спокойнее… Я поняла это, когда полностью исключила из рациона мясо, птицу, рыбу и яйца.

– Даже яйца? А что ты тогда кушаешь?! – скорбно возопила бабушка. – Травку да листики? Человек не может без мяса, это в его природе заложено…

– Очередной миф, – саркастически расхохоталась Полина. – Люди вполне могут обходиться только растительной пищей. Овощи, фрукты, ягоды, орехи, бобовые, злаки… Впрочем, некоторым так нравится пожирать мертвечину, что они бубнят свою мантру: «человек без мяса не может» в качестве самооправдания. Вы все – злостные трупоеды, вот кто! – припечатала она напоследок.

Маленькая Рита притихла и с опаской покосилась в сторону новогоднего стола, где на тарелке были аккуратно и красиво разложены кусочки сырокопчёной колбасы – её любимого лакомства.

– Ты девчонку-то нам с панталыку не сбивай! – ахнула бабушка. – Она же такая впечатлительная…

Мама удовлетворённо кивнула:

– Что ж, это будет хорошо, просто прекрасно, если моя дочь перестанет питаться гниющими телами загубленных зверюшек.

– Побойся бога, Полюшка! Приезжаешь раз в году, забиваешь дочке голову всякими глупостями, и потом поминай, как тебя звали – а нам с отцом эту кашу самим расхлёбывать! – запричитала бабушка.

В этот момент побагровевший дед, доселе внимательно прислушивающийся к диалогу, вдруг шарахнул по столу кулаком. Да так шибко, что задребезжали тарелки!

Все вздрогнули от неожиданности.

– Молчать!.. – выдохнул старик, тяжело дыша. – Молчать, Полька. Да кто ты такая, чтобы разевать свой поганый рот? Чего о себе возомнила? «Мертвечина»… «Трупы»… И как только у тебя язык повернулся обозвать родителей убийцами! И что ты, сопля, знаешь о настоящем голоде? О смерти? Как ты смеешь рассуждать, кто святой, а кто грешник?

Полина заметно струхнула.

– Я же никого не обвиняю, пап… – пробормотала она в замешательстве. – Просто… поделилась своим новым опытом. Опытом просветления, – и тут же совершила непростительную оплошность, добавив вполголоса:

– А если правда глаза колет – так это уже не моя вина…

– Правда? – рявкнул дедушка, прекрасно всё расслышав. – Правда?! Вся правда в том, что ты с высоты своего «просветления», – он ехидно спародировал интонации дочери, – не видишь сути. Тебе просто нравится оскорблять людей. Нас с матерью оскорблять! Честных тружеников! Которые работали всю жизнь, с самого детства! Тебе ли, тунеядке, рассуждать о том, что такое хорошо, а что такое плохо? Поглядите-ка на неё – явилась в родительский дом и ещё нос от нашего хлеба-соли воротит, критикует, понимаешь!..

– Успокойся, Ваня, – проговорила бабушка умоляюще, а затем перевела глаза на Полину.

– А ты попросила бы у отца прощения, бесстыдница! До чего старого человека довела!

Полина стухла. Ей и самой совершенно расхотелось спорить: она поняла, что её родители – тёмные и отсталые люди, которым уже не помогут никакие беседы о всеобщем мировом благе и гармонии.

– Как скажете, – кивнула она покладисто. – Прости, папа.

Поскольку в комнате всё ещё царило неловкое тягостное молчание, она миролюбиво добавила, пытаясь разрядить обстановку:

– Может, пора за стол?

– И правда, давайте садиться! – спохватилась бабушка. – Уже одиннадцать часов, надо успеть старый год проводить.

Во время праздничного ужина напряжение потихоньку спало.

Полина деликатно ковыряла вилочкой винегрет и безостановочно таскала из банки маринованные грибы («Ммм, мамуля, как я скучаю по твоим грибочкам – словами не передать!»). Рита не отлипала от матери – придвинула свой стул вплотную, прижалась боком, тайком нюхала её душистые волосы и постоянно прикасалась к маминому плечу рукой, словно проверяя – здесь ли? настоящая ли? не мираж ли?

– Ты же останешься ночевать? – умоляюще спрашивала девочка. – Честно-честно останешься? Не уйдёшь? Я могу лечь на раскладушке, а ты – на моей кровати… Тебе будет удобно, правда!

– Останусь, останусь, – беззаботно смеялась мать, взъерошивая Ритины волосы ладонью. Она каждый год это обещала.

Долго и пространно вещал с экрана телевизора Горбачёв, поздравляя «дорогих товарищей» с Новым годом.

– Балабол, – презрительно кривил губы дедушка, внимательно прислушивающийся к речи генсека. – Сто слов, и из них только одно – по делу.

Затем, наконец, начинали бить куранты. Дедушка с бабушкой чокались рюмочками с домашней наливкой, мама неторопливо тянула шампанское, а Рите наливали лимонад «Буратино», который приятно пощипывал в носу и в горле.

– Пей маленькими глоточками, – не забывала предостеречь бабушка, – а то простудишься.

Затем Риту отправляли спать. Девочка не хотела уходить из-за стола, упрямилась и капризничала. Ей казалось, что стоит только покинуть общее застолье – и мама сразу же исчезнет, испарится, сбежит, как Золушка с бала. Полина смеялась и успокаивала, что никуда не денется, но Рита уже готова была зареветь, как младенец. В конце концов, мать шла в спальню вместе с дочкой, чтобы посидеть с ней перед сном.

Рита держала маму за руку и не давала уйти, пока не засыпала – только так её покидало чувство тревоги.

– Мы поедем с тобой завтра кататься на лыжах? – спрашивала она сонным голосом.

– Ну конечно… – кивала мама. Девочка вздыхала с блаженным чувством облегчения и закрывала глаза, но тут же озабоченно распахивала их снова:

– А может, лучше на каток в парк Горького?

– Можно и на каток, – покладисто соглашалась мама.

Рита проваливалась в сон абсолютно счастливой.

Утром она подскакивала на постели, словно пружина, храня в себе воспоминания о вчерашнем счастье – и полная радужных предвкушений счастья сегодняшнего.

Знакомо бубнило на кухне радио и шумела вода в раковине, бабушка погромыхивала кастрюлями и сковородками, дедушка шуршал газетой, иногда вслух проговаривая особо заинтересовавшие его строчки, чтобы лучше осмыслить их… Всё это было знакомо, привычно как воздух, но… из квартиры начисто исчезали следы маминого присутствия – Рита понимала это в момент.

В одной ночнушке она неслась из спальни в большую комнату, не в силах поверить, что мама снова её так жестоко обманула. Они же собирались кататься на лыжах! И на коньках! И вообще, она обещала, что весь этот день проведёт с дочкой!..

Мамы не было ни в гостиной, ни на кухне, ни в ванной или туалете. Она просто ушла. В очередной раз её бросила.

Рита в отчаянии опускалась прямо на пол и принималась реветь, как маленькая, не сдерживаясь больше. Всё было испорчено… праздник испорчен, Новый год испорчен.

– Ритуля, – бабушка бежала из кухни с преувеличенно бодрым лицом. – А посмотри-ка, я специально для тебя с утреца пирожков напекла! С яблоками, как ты любишь! Поешь-ка, внученька, свеженькие, сладенькие, горяченькие ещё! А по телевизору сегодня знаешь, что будут показывать? «Морозко», твою любимую сказку!

– А что это у нас лежит под ёлкой? – неуклюже пытался переключить её внимание дед. – Кому там оставили подарок, не знаешь?

Рита не слушала их утешений. Ей не нужны были ни пирожки, ни подарки, ни волшебные фильмы Александра Роу. Она хотела только маму.

Отчаянные рыдания не прекращались около часа. Бабушка снова капала себе валерьянку, приговаривая в сердцах что-то традиционно-неизменное о бессердечной дочери-кукушке. Дедушка отводил взгляд, не в силах наблюдать за внучкиными страданиями. Они знали по опыту – Рита поплачет-поплачет и сама успокоится. Но как же рвалось сердце при взгляде на этого несчастного ребёнка!

Однажды у Риты случилась самая настоящая депрессия: она вдруг так безумно, так горько затосковала по маме, что несколько дней отказывалась есть, лежала на кровати и только плакала, плакала, плакала… Бабушка с дедом перепугались, даже вызвали на дом врача, но та лишь пожала плечами: ребёнку нужна мать, медицина здесь бессильна. Всеми правдами и неправдами старикам удалось раздобыть московский номер телефона того самого Гуру, в квартире которого тусовалась их непутёвая дочь Полинка. Но разговор с нею не дал никаких результатов.

– Забери ты её к себе, Полюшка! – молил дед. – Девчонка совсем исстрадалась, смотреть больно… Чай, устроитесь как-нибудь, мы с матерью помогать будем – и деньгами, и продуктами…

– Глупости, – невозмутимо и абсолютно спокойно отзывалась Полина. – Это всего лишь возрастной кризис. Ну да, Рита немного соскучилась… Но это пройдёт. Я не собираюсь потакать сиюминутным детским капризам, ставя под угрозу все мои планы и привычный, налаженный образ жизни.

Потребовался не год, и не два, и не три – много лет, прежде чем Рита окончательно и бесповоротно поняла и приняла тот факт, что совершенно не нужна собственной матери. И в тот же день, когда пришло осознание – Рита раз и навсегда перестала её ждать…

НЕЛЬКА

Она превратилась в заправского шпиона.

Неустанно следя за объектом своего обожания, Нелька умудрилась ни разу не попасться ему на глаза. Впрочем, это оказалось не так уж и трудно: если Дима был не один, а с Асей, то весь остальной мир прекращал для него существовать, он не замечал ничего и никого вокруг, кроме своей подружки. В школе они тоже постоянно держались парочкой, и Нелька, с независимым видом прогуливаясь на переменах по коридорам, чтобы зацепить украдкой взглядом своё счастье, всегда благополучно оставалась незамеченной.

Уроки у Димы с Асей заканчивались позже, так как они были двумя классами старше. Нелька поджидала их возвращения у себя на балконе. Там можно было присесть на корточки и сквозь узкую щель подглядывать за влюблёнными без опаски. Дима с Асей подолгу стояли у подъезда, не в силах расстаться, и разговаривали. Если на лавочках не сидели вездесущие старушки-соседки, парочка самозабвенно целовалась на прощание, и Нелька, скорчившись на балконе в неудобной воровской позе, от которой затекали ноги и болела шея, глотала злые ревнивые слёзы.

Может быть, Ася и замечала, как отдалилась от неё одна из лучших подруг, но виду не подавала. Вероятно, чувствовала, что невольно послужила причиной разбитого сердца…

Иногда Нельке удавалось подловить его одного – и тогда он снова становился прежним милым Димкой, галантным кавалером и весёлым другом. Девочка врала, что интересуется его тренировками: он посещал секцию карате, и она изо всех сил делала заинтересованное лицо, когда он рассказывал ей о традициях этого древнего боевого искусства и историю развития карате в России. Пару раз Нелька даже напросилась с ним в спортклуб – поглазеть на их занятия. Дима в белом кимоно, которое так шло к его тёмным волосам и смуглой коже, опрокидывал своих противников на лопатки парой неуловимых движений, представляясь Нельке настоящим киногероем. Она сидела на скамеечке у стены и, болея за него, так хлопала в ладоши, что они потом ныли целый вечер.

Вот если бы родители разрешили ей тоже посещать секцию – Нелька видела, что среди юных каратистов было немало девчонок, зачастую даже младше её самой! Но эта мечта была из разряда нереальных. В её семье немыслимо было даже заикнуться о таком виде спорта, как восточные единоборства. Впрочем, на художественную гимнастику в своё время мама тоже её не пустила – сказала, что это очень травмоопасно. Собственно, Нелька и в самом деле была совершенно неспортивной девочкой. Её жалкие попытки на уроках физкультуры вскарабкаться по канату или перепрыгнуть через козла встречались дружным хохотом одноклассников. К тому же, она постоянно пропускала физру из-за того, что часто болела – ну о каком карате могла идти речь?!

С другой стороны, может, это было и к лучшему: Дима обмолвился как-то между делом, что карате – совершенно неженственный вид спорта. Нелька сделала вывод, что он не одобрил бы её вступление в секцию, и этим успокоилась. Но отказать себе в удовольствии изредка сопровождать его на тренировки и присутствовать на них она не могла.

Её влюблённость в Диму постепенно перешла из разряда острого заболевания – в хроническое; едва ли кто-то другой замечал, что она неровно дышит к парню. Со временем Нелька даже научилась спокойно общаться с ним и Асей одновременно, не реагируя на их нежные объятия и заигрывания друг с другом. Ни словом, ни жестом, ни мимикой, ни взглядом не выдавала она тех страстей, что бушевали у неё внутри.

Встречать новый 1996-й год Ася пригласила к себе.

Родители её уехали на всю ночь – гулять с коллегами в «Останкино», справедливо рассудив, что дочка стала вполне взрослой и ей можно доверить квартиру, уже не боясь того, что Асины друзья разнесут, сожгут или заблюют жилище. Конечно же, Ася позвала Нельку с Ритой и Диму, а также несколько своих одноклассников и дворовых знакомцев, чтобы девчонкам не было скучно. Впрочем, Рита сразу же отказалась, она всё ещё жила ожиданием встреч с мамой – от одной новогодней ночи к другой.

Нельке же ужасно хотелось пойти. Скучные праздничные застолья в компании родителей и их интеллигентно-занудных друзей – научных сотрудников – уже сидели у неё в печёнках. Цедить компотик или лимонад как дура, в то время как все её сверстники уже давно попробовали хотя бы шампанское! Но она долго не решалась заговорить об этом, боясь резкого категорического отказа, и выжидала подходящий момент.

Перед самым Новым годом ей сказочно повезло: выяснилось, что родители в этот раз и сами будут встречать праздник не дома – их пригласили к себе на дачу какие-то старые знакомые, тоже кандидаты наук.

– Хочешь поехать с нами?.. – с сомнением спросила мама, прикидывая, как впишется дочь-подросток в их взрослую компанию.

– Вообще-то, не очень, – хмыкнула Нелька. – Но, честно говоря, сходить с ума от скуки с бабушкой и дедушкой – тоже невесёлая перспектива…

– Что же нам с тобой делать, дочка? – расстроилась мама. И тут Нелька как бы невзначай ввернула:

– Кстати, Ася приглашала нас с Риткой к себе…

Дело было улажено. Девочка получила «добро» на встречу Нового года вне дома, что само по себе уже являлось грандиозным событием. Ну, а главное-то – там будет Дима!..

Никогда ещё она так не волновалась по поводу своего новогоднего наряда, как в этот раз. Она непременно должна была выглядеть сногсшибательно – ну да, с подружкой-красоткой ей всё равно не потягаться, но к Асе Дима уже более-менее привык за полтора года, вдруг он сумеет, наконец, «разглядеть» и Нельку тоже? В этом возрасте ещё наивно верится в то, что новые «взрослые» туфли, красивое платье и мамино колье могут коренным образом изменить ситуацию.

Конечно же, её отпустили не без ограничений. Во-первых, остаться у Аси до самого утра девочке не позволили – она должна была вернуться домой максимум в два часа ночи. «В противном случае, – пригрозила бабушка, – я самолично явлюсь за тобой!» Допускать такого прилюдного позора (как будто она какая-то детсадовка) было нельзя – пришлось, скрепя сердце, пообещать прийти к назначенному часу. Вторым условием стало не брать в рот ни капли спиртного. А третьим – не терять голову, даже если в компании будут симпатичные мальчики («Ты ещё такая глупенькая и наивная, ты не знаешь, что всем мальчишкам от вас нужно только одно!»). Впрочем, Нелька заранее была согласна на все запреты и ограничения, как Золушка перед столь вожделенным балом.

Долгожданный Новый год окончился для Нельки полным провалом.

Из алкогольных напитков на Асином столе стояли лишь бутылка шампанского и знаменитый итальянский ликёр «Амаретто», который пользовался просто бешеной популярностью в девяностые. Вероятно, потому, что это был первый заграничный ликёр, появившийся в России. Асины родители демократично рассудили, что такое количество спиртного для десятка человек, пусть даже школьников – не критично. Чтобы упиться вусмерть, всё равно не хватит, а вот посмаковать, попробовать на вкус – вполне. Правда, отец дружески посоветовал-таки Асе не глушить ликёр в чистом виде, а смешивать с апельсиновым соком.

Все ребята в компании уже пробовали алкоголь; Нелька среди них оказалась единственной невинной овечкой-трезвенницей. Впрочем, она была младше остальных. Не желая признаваться в собственной неопытности, она храбро жахнула полную рюмку «Амаретто» и почти моментально окосела. Запив приторно-горьковатый вкус ликёра шампанским (залпом – полный фужер), Нелька поняла, что совершенно потеряла контроль над собой. Стены квартиры и лица Асиных одноклассников забавно разъезжались, голова кружилась, как будто она летела на карусели в парке Горького. В то время как остальные что-то жевали, оживлённо болтали и танцевали, Нелька тупо сидела за столом, уставившись в одну точку, и старалась унять дурноту. А ведь ещё даже не наступила полночь…

– Рыжик, тебе плохо? – сочувственно спрашивал у неё Дима, но она только невнятно мычала что-то в ответ и махала на него рукой.

В конце концов Ася, обняв подругу за плечи, чуть ли не силой увела её в родительскую спальню и уложила на кровать, чтобы она немного проспалась. Нелька моментально провалилась в сон. В соседней комнате молодёжь превесело встречала Новый год – взрывала хлопушки и отплясывала под «Старые песни о главном», звучавшие из телевизора. Нелька же ничего этого не слышала и не помнила…

Проснулась она спустя пару часов от возни рядом. В спальне было темно, поэтому Нелька не сразу сообразила, что происходит. Шумное дыхание, расклеивающиеся звуки поцелуев, торопливый возбуждённый шёпот… Спустя мгновение она узнала эти голоса: они принадлежали Асе и Диме.

– Тише ты! – с досадой шипела подруга. – Мы не одни, не забывай.

– Да она не слышит, ты что! – горячо возражал Дима. – Спит как убитая, упилась…

«Это они обо мне!» – со стыдом поняла Нелька и замерла, боясь даже дышать, не то что шевелиться, чтобы не выдать своего пробуждения.

– А у меня всё равно ощущение, что нас в постели трое… – нервно отозвалась Ася. Затем они снова ненадолго замолчали, отвлёкшись на поцелуи. Нелька с ужасом ждала, что будет дальше. Не собираются же они… заняться ЭТИМ… прямо здесь и сейчас? Нет, она этого не переживёт! За что ей такое наказание?

Возня рядом с ней усилилась, но потом Ася снова, судя по всему, вырвалась из жарких объятий своего бойфренда.

– Нет, Дим, я так не могу, – сказала она, не скрывая раздражения. – Как-то не по-людски всё… Постоянно следить, чтобы Нелька не проснулась?! Никакого кайфа.

– Вот ведь её угораздило! – сказал Дима чуть ли не с ненавистью. – А твою комнату Чернов с Василиной заняли, как назло… Что же теперь делать?

Ася еле слышно засмеялась.

– Отложим до следующего раза. Когда будет более подходящий момент…

– Ну Асенька… – забормотал он умоляюще и торопливо. – Ну пожалуйста… Давай всё-таки попробуем? Я так ждал этой ночи… готовился…

– Готовился, значит, – она снова тихо рассмеялась. – Ну, завяжи пока на бантик.

– Я люблю тебя, Ася, – сказал он, игнорируя её сарказм. Голос его звучал жалко и беспомощно. Нельке стало за него очень и очень стыдно – так, что она предпочла бы умереть, но не слышать его робкого заискивающего лепетания.

– Я тебя правда люблю, – повторил Дима. – Мы поженимся с тобой после школы, я обещаю…

Ася захохотала чуть ли не в голос, но тут же оборвала смех.

– Посмотрим, – отозвалась она уклончиво. – Я тебе, кажется, пока никаких обещаний не давала…

Она встала с кровати и вышла в другую комнату к остальным гостям. Дима некоторое время оставался сидеть, но затем тоже встал и, горестно и разочарованно вздохнув, последовал за ней.

Нелька лежала на кровати и беззвучно плакала. Впрочем, можно было уже не таиться – всё равно никто не услышал бы её рыданий из соседней комнаты, где продолжала греметь музыка. Но она всхлипывала тихонько, чуть различимо, глотая ртом воздух. Поскольку Нелька лежала на спине, слёзы стекали ей прямо в уши – это было холодно и очень неприятно.