И вот эта изнаночная сторона цирковой жизни была Макару не менее дорога, чем парадная. Он прекрасно знал, что у всех цирковых дам на туалетном столике вместо духов и прочих милых мелочей стоят средства от растяжений, обезболивающие, разнообразные мази и эластичные бинты.

– Попроси у меня увлажняющий крем – нет такого, – не раз смеялась мать, – попроси крем от ушибов, травм и повреждения связок – всегда пожалуйста!

Впрочем, сказать, что женщины совсем не следили за собой, было бы лукавством. Артистки держали себя в отличной форме не потому, что это была дань моде, а потому, что от этого зачастую зависела их жизнь. Кроме того, им необходимо было выглядеть красиво на радость зрителям.

Мать Макара, к примеру, была буквально повёрнута на здоровом питании. С вечера она заваривала себе имбирь, заливала семена чиа кефиром, добавляла туда тыквенные семечки и фрукты. По утрам регулярно употребляла масла авокадо, миндальных и грецких орехов: это было полезно для кожи и волос. Ещё она перемалывала семена льна и пила спирулину. Выпечки мать избегала – никаких пирожных и прочих десертов, зато на тренировки всегда брала с собой гематоген для придания сил, а перекусывала яблочком или горьким шоколадом с чёрным кофе. Что ни говори, а выглядела она в свои тридцать семь и впрямь шикарно – никто никогда не давал ей её реального возраста, но Макар знал, как болезненно она переживает по поводу уходящей молодости. И дело было не только в красоте – увы, век воздушных гимнасток сам по себе недолог… Ещё два-три года, ну пусть даже пять лет – и прощайте, полёты под куполом цирка! Мать безумно боялась этого и изо дня в день бросала вызов природе, отчаянно пытаясь её обмануть.

Когда Макар с директором явились на тренировку, мать была уже там – вместе с этим долбаным Мишей, разумеется. Сейчас на фоне запыхавшихся, растрёпанных и потных артисток она смотрелась совершенно инородно – точно жар-птица среди скромных сереньких воробушков. Мать и вела себя соответствующе, словно королева, купающаяся в лучах обожания подданных. Собственно, для местных она и была таковой – знаменитая воздушная гимнастка из Москвы, настоящая звезда, почтившая своим присутствием их маленький и скромный провинциальный цирк! Макар с лёгкой усмешкой отметил, как благоговейно заглядывают ей в рот молоденькие гимнастки, кто-то даже попросил о совместном фото и притащил бумажку для автографа.

Увидев Макара, мать обрадованно помахала ему рукой:

– А, вот ты где! Иди сюда. Знакомьтесь, – весело представила она его, – это мой сын Макар. Тоже воздушный гимнаст – между прочим, весьма и весьма способный, и это я говорю сейчас не как его мама, а как беспристрастная коллега. Прошу любить и жаловать!

– Любить – это мы завсегда готовы, – хихикнул кто-то из девушек. – Какой хорошенький, а!

Щёки Макара чуть порозовели. Вообще-то он привык к раскованности и свободе в выражении мыслей у цирковых девчонок, но здесь, как ни крути, он был новеньким и потому немного смущался от всеобщего пристального внимания.

– Ты на чём работаешь, Макар? – тут же поинтересовался у него кто-то.

– Соло – на ремнях, канате и на п-полотнах… Немного на доппель-трапе³, но сейчас у меня нет п-партнёрши, – добросовестно отчитался он.

– Ну, за партнёршей дело не станет! – многозначительно улыбаясь, переглянулись девушки, и мать шутливо погрозила им пальцем:

– Но-но-но! Не дам развращать моего мальчика!

– Ой, Зоя Витальевна, ну неужели же это и правда – ваш сын?! – восхитился кто-то. – Никогда бы не подумала… Вы выглядите как сестра и брат.

– Угу, – поддакнул Макар в ответ на эту неприкрытую лесть. – Старший.

В этот момент кто-то подёргал его за штаны. Опустив взгляд, он увидел малышку лет трёх – вероятно, дочь кого-то из артистов.

– Как тебя зовут? – нахмурив бровки, уточнила она.

– Макар, – он опустился перед ней на корточки, чтобы быть на равных.

– Макай, – послушно повторила девчушка. – Ты квасивый. Давай двузить?

– С удовольствием, – улыбнулся он. – А ты у нас к-кто?

– Яна. Ты есё ни на ком не зенился? – строго спросила она.

Макар развёл руками:

– Пока нет.

Малышка вмиг повеселела.

– Мозет, на мне зенисся? Я тозе буду воздусной гимнасткой, когда выйасту.

– К-кажется, партнёршу я себе уже нашёл, – засмеялся Макар, подхватывая Яну на руки и поднимаясь с пола, и девушки разочарованно загудели.

«Пожалуй, – осторожно подумал Макар, – мне здесь нравится».

4

Директриса подробно и вдумчиво изучала его личное дело, время от времени озабоченно морща лоб и беззвучно шевеля губами. Макар, до этого бывший совершенно спокойным, даже разнервничался – ну что там можно так долго вычитывать? Он, конечно, не отличник, но и не полный тупень, троек почти нет, в основном четвёрки-пятёрки.

– А ты планируешь поступать куда-нибудь после одиннадцатого класса? – поинтересовалась наконец Наталья Петровна. – Или вам, циркачам, это не обязательно?

Он безропотно проглотил «циркачей», хотя терпеть не мог это дурацкое слово, а вот сам смысл фразы неприятно царапнул.

– Почему необязательно? Многие из наших п-получают высшее образование… и не всегда в цирковых училищах.

– Ну да, ну да, – понимающе закивала она, – надо ведь и о будущем позаботиться, всю жизнь на арене скакать и кривляться не будешь.

Ах вот чем, оказывается, он занимается – кривляется на арене. Прелестно!

– Ты ведь уже выступаешь? – поинтересовалась директриса как бы между прочим. – Я имею в виду, выходишь к зрителям?

– В вашем городе ещё не выходил, – покачал головой Макар. – Пока только ежедневные т-тренировки. А вообще я с т-трёх лет на манеже.

Наталья Петрова вновь покивала, поджав при этом губы, отчего лицо её приобрело брезгливое выражение. Макар не мог понять – это он сам ей так не нравится, или она просто не любит цирк?

– Надеюсь, тренировки не будут мешать учёбе, – сухо заметила она наконец. – Делать поблажек тебе никто не станет, у нас в школе это не принято, так что…

– Я и не п-прошу! – вскинулся он, крайне возмущённый. – Ничего мне не п-помешает. Школа – утром, цирк – во второй половине дня.

– Прекрасно, прекрасно… Ну что ж, Макар, – директриса взглянула на него поверх спущенных на нос очков. – У нас в школе два одиннадцатых класса. «А» посильнее, там в основном потенциальные медалисты, отличники и хорошисты, гордость школы. А «бэшки», соответственно, послабее, там ребята звёзд с неба не хватают. Тебя куда лучше определить? Наверное, в «Б»? – тут же милостиво решила она за него.

Ну ясен пень – раз цирковой артист, значит, в голове полторы извилины, куда ему к отличникам-то, не поймёт ни фига… Но ругаться и спорить сейчас не хотелось. Вместо этого Макар почему-то спросил:

– А в каком классе учится Дина Д-дружинина? Вот меня туда. Если можно, п-пожалуйста, – добавил он.

Чёрт знает, кто дёрнул его за язык. Он вообще удивился, что фамилия этой самой Динки засела у него в памяти. А вот поди ж ты…

Брови директрисы взметнулись вверх. Она окинула его испытывающим взглядом.

– Уже познакомились? – наконец странным голосом осведомилась Наталья Петровна.

Он неопределённо пожал плечами. Отчитываться перед ней ещё, что ли? Но директриса внимательно смотрела ему в лицо, явно ожидая ответа.

– Так… шапочно, – уклончиво отозвался он.

– Макар, – начала она, словно сомневаясь, говорить ему или не стоит. – Лучше держись подальше… от этой девочки.

Ни хрена себе новости! Да что с этой самой Динкой не так? Девчонка как девчонка, а ты гляди, какие страсти бурлят…

– Это п-приказ или угроза? – нервно попытался пошутить он.

– Ни то, ни другое, – сухо отчеканила директриса. – Можешь считать это дружеским советом.

«Тоже мне, подружка нашлась», – хмыкнул он про себя, а вслух упрямо и настойчиво повторил:

– И всё-таки я хотел бы п-попасть в её класс.

– Ну… как знаешь, – с непроницаемым лицом она подвинула ему листок бумаги. – Пиши заявление в «А».

Макар управился с этим делом за пару минут и вопросительно взглянул на директрису.

– Когда я могу начать учиться?

Она пожала плечами:

– Да хоть прямо сейчас, к чему разводить волокиту. Оставшиеся формальности уладим позже.

Прищурившись, директриса уставилась на расписание уроков, пришпиленное к стене.

– У них сейчас будет литература в триста шестом кабинете. Это третий этаж. Давай я тебя провожу, нужно будет предупредить Светлану Александровну… она, кстати, ещё и ваш классный руководитель.

Макар поднялся с места, подхватив свой рюкзак.

– Сегодня посиди так, присмотрись… а после уроков сходишь в библиотеку за учебниками. Я распоряжусь, чтобы тебе всё выдали без задержек.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Раньше Макар относился к вливанию в каждый новый коллектив довольно пофигистически – по большому счёту ему было вообще всё равно, с кем предстоит учиться. Но сейчас, вспоминая пухлые губы и круглые щёчки любительницы капучино, он почему-то чувствовал, что всерьёз волнуется.

Они вошли в класс сразу же после того, как прозвенел звонок на урок.

– Вот, веду вам пополнение! – жизнерадостно объявила директриса. – Встречайте и знакомьтесь: Макар Вознесенский. Между прочим, циркач.

В этот раз он уже не выдержал. От «циркача» у него буквально зубы скрипели!

– П-правильно говорить «артист цирка» или просто «цирковой», – поправил он.

Директриса в искреннем недоумении выкатила на него глаза.

– А в чём разница?

– «Циркач» – это д-довольно обидное обращение. Ну, например, как «т-торгаш», – терпеливо разъяснил Макар; он старался не шарить глазами по классу, и боясь, и отчаянно желая увидеть Динку – здесь она или нет?.. – Оно пошло ещё с д-дореволюционных времён, когда цирковых даже артистами не считали. Этим словом «чистая» п-публика презрительно выражала своё отношение к шутам-циркачам.

– Спасибо за ликбез, – холодно кивнула Наталья Петровна, – но, полагаю, сейчас не время и не место дискутировать об этом… Усаживайся на любое свободное место, вливайся в коллектив. Светлана Александровна, – повернулась она к учительнице литературы, – можно вас на минуточку? Буквально пару слов вам хочу сказать…

Обе женщины вышли. В классе тотчас же возник лёгкий оживлённый гул. Все с интересом присматривались к новенькому, пока он шёл между рядами, выискивая взглядом свободную парту.

– Макар, привет! – услышал он радостный возглас.

Повернувшись на звук, он увидел ту самую блондинку Соню, с которой познакомился накануне – она лыбилась во весь рот и махала ему ладошкой. Рядом с ней сидела Динка. Кровь тут же бросилась ему в лицо, и он смущённо опустил голову, буркнув:

– Привет…

– Садись вот тут, прямо за нами! – позвала его Соня. – Тут никого нет.

Он молча плюхнулся на стул позади девчонок.

– Цирковой, значит, – многозначительно протянул кто-то из первого ряда. – Интересненько… А чего заикаешься? Нас боишься?

Вокруг раздалось сдержанное хихиканье.

– Да нет, наверное, клоуна у себя в цирке увидел и обосрался – подумал, что «оно» вернулось!⁴ – выкрикнул какой-то остряк – на этот раз с задней парты.

Класс с готовностью заржал. «Может, конечно, они и „сильные“, отличники и медалисты, да только всё равно дебилы – каких поискать, – с сожалением подумал Макар. – Юмор на уровне детского сада…»

– Ну ты и урод! – возмутилась Соня, оборачиваясь к обидчику Макара и уже готовая кинуться на защиту.

– Нет, не к-клоуна, – спокойно отозвался Макар, не обращая внимания на смех вокруг. – Тигр случайно вырвался из клетки и выбежал на манеж. А я там к-как раз репетировал. Мне шесть лет было…

Смех моментально затих.

– Тигр? – Динка обернулась и задумчиво посмотрела на Макара, подперев щёку ладонью; кажется, это был всего лишь второй раз, когда она обратилась к нему лично. – Это интересно…

И он, точно сопливый первоклассник, чуть не умер от счастья из-за того, что понравившаяся девочка обратила на него внимание.

5

День, когда это произошло, Макар до сих пор помнил отчётливо и ярко – так, словно это случилось буквально вчера.

Никто потом так и не узнал, каким образом тигру удалось вырваться на свободу: то ли похмельный дрессировщик вовсе забыл запереть клетку, то ли просто недоглядел и сделал это кое-как – после чего животное умудрилось открыть дверь и выскочить наружу. Это был молодой тигр по кличке Элвис, который и раньше нередко показывал свой строптивый характер.

Он выбежал на манеж в тот момент, когда отец с Макаром как раз заканчивали растяжку. Они тогда припозднились с тренировкой, все уже давно разошлись, на манеже больше никого не было. Отец отвлёкся на мгновение, отошёл куда-то в сторону – а Макар вдруг увидел прямо перед собой пасть зверя… Тигр шумно и смрадно дышал, обдавая мальчика запахом сырого мяса. Но даже в тот момент Макар не слишком испугался – наверное, просто не успел сообразить, чем ему это грозит. Он знал Элвиса и любил его, ему даже в голову никогда не приходило, что этот большой, грациозный и красивый зверь может стать для него лично источником опасности.

А затем отец обернулся, увидел сына один на один с тигром – и просто без раздумий ринулся вперёд, вряд ли соображая, что он в принципе делает, но желая только одного: отвлечь зверя от ребёнка. Элвис подмял отца под себя, повалил на манеж и вцепился зубами ему в плечо… И вот тут Макар наконец испугался. До смерти испугался! И закричал так жутко, так отчаянно, что его услышал, кажется, весь цирк. Макару казалось, что Элвис сейчас сожрёт папу – и, захлёбываясь слезами, он кинулся отцу на помощь. Крепко вцепившись пальчиками в шерсть, он упорно пытался оттащить огромного тигра… Разумеется, силы были слишком неравны, едва ли Элвис в принципе обратил внимание на эту досадную помеху. К счастью, на крик Макара быстро сбежались люди. Кто-то схватил палку, кто-то хлыст… А спустя несколько мгновений примчался и дрессировщик с пистолетом. Разбушевавшегося Элвиса удалось оттащить от несчастного и загнать обратно в клетку, а отца увезли на скорой в институт Склифосовского.

Было неслыханным везением, что Элвис не прокусил отцу сонную артерию. Его жизни ничего не угрожало, но пришлось наложить более восьмидесяти швов. В суматохе и панике, мотаясь из цирка в больницу и обратно, мать даже не сразу обратила внимание на то, что сын стал заикаться. Она заметила это лишь спустя неделю…

Начался новый забег по врачам, на этот раз по логопедам и неврологам. Те уверяли, что невротическое заикание – не самый безнадёжный случай, есть все шансы, что оно бесследно пройдёт. Правда, мальчику рекомендовали регулярные занятия логопедической ритмикой, но у вечно занятых родителей не было времени водить туда Макара. Честно говоря, он и сам не особо стремился, сходив раз-другой на занятия и быстро заскучав. К счастью, логофобия⁵ у него не развилась. Макар не боялся разговаривать и общаться, да и заикался он не всегда одинаково сильно – иногда мог тараторить вообще без запинки. Заикание усугублялось только в моменты сильного волнения и тревоги, эмоционального перевозбуждения или нервного напряжения.

Всё это время Элвис, словно чувствуя свою вину, безвылазно сидел в клетке и тосковал. От репетиций его отстранили на неопределённый срок, и загрустивший зверь начал отказываться от еды, худея и слабея на глазах. Он как будто понимал, что в те дни решалась его дальнейшая судьба… Наконец выписавшийся из больницы и вполне окрепший отец настоял на том, что ему нужно повидать Элвиса, хотя мать крутила пальцем у виска и уговаривала этого не делать. Позже свидетели клялись, что когда отец подошёл к клетке, Элвис пополз ему навстречу буквально на брюхе и виновато заскулил, а наблюдавший за этой сценой дрессировщик даже пустил слезу. Правдой это было или всего лишь очередной цирковой легендой, которые в великом множестве рождались в закулисье, теперь уже никто и не помнил. Неоспоримым фактом было лишь одно: в конце концов Элвиса решили не наказывать и вернуть на манеж с его номером. А отец вскоре тоже возобновил свои тренировки и выступления под куполом цирка.

В общем, происшествие обошлось практически без последствий – если не считать заикания Макара. Но он вскоре привык не обращать на это внимания, совершенно не стесняясь своего небольшого дефекта речи. Возможно, будь он среднестатистическим ребёнком, дело кончилось бы множеством комплексов и неуверенностью в себе. Но цирковые дети… о, это был целый отдельный социум! Редкий случай, чтобы они были зажатыми, молчаливыми или закомплексованными. Видимо, характер определялся образом жизни: дети цирковых артистов моментально социально адаптировались, отличаясь раскованностью и жизнерадостностью, поскольку с младенчества видели слишком много и объездили с гастролями не только всю страну, но и полмира. Макар с родителями успел побывать в Европе, Африке, Японии, Китае и даже Австралии; цирк работал во всех республиках бывшего Союза. Когда тут было стесняться и комплексовать?!

Именно поэтому, пойдя в первый класс и очутившись среди обычных, нормальных детей, Макар был несказанно поражён тем обстоятельством, что одноклассники при первой же встрече зло высмеяли его заикание. И дальше – в каждой новой школе и новом коллективе – он всякий раз искренне недоумевал: ну как так можно?! Это же надо быть отбитым на всю голову, чтобы смеяться над чьим-либо недостатком! Он вообще не понимал насмешек над внешностью, особенностями физического развития… и именно поэтому было ужасно неприятно наблюдать за тем, как легко и походя одноклассники обзывают друг друга жирными, очкастыми, ушастыми, косыми, хромыми и так далее.

Но, несмотря на насмешки, с противоположным полом у Макара никогда не было проблем. Он очень нравился девочкам, и не последнюю роль в этом играла его выразительная внешность: серо-карие глаза, обрамлённые пушистыми длинными ресницами, густые русые волосы, трогательные веснушки на носу, чувственные губы… Правда, здесь он тоже отдавал предпочтение своим подругам из цирка, а не девчонкам со стороны. Поцеловался он впервые в тринадцать лет, а первый сексуальный опыт случился в шестнадцать – с акробаткой Ингой, которая была на год его старше и охотно взяла на себя роль «любовного гуру». После этого Макар ещё немного повстречался с Лизой – дочкой и ассистенткой иллюзиониста. Но всё это было легко, ненапряжно, на кураже, в ореоле лёгкой романтики и полудружеского флирта. А вот то, что творилось с ним при виде Динки… это не было похоже ни на что, испытанное ранее.

6

Первые пару дней в школе Макар вообще не мог учиться. Честно говоря, он даже и не пытался вникать в объяснения учителей – в присутствии Динки его всякий раз словно парализовывало. Рядом с ней он безбожно тупел. Какая тут, блин, учёба, когда сидишь и видишь прямо перед собой эти волнистые волосы, шею, плечи… он с трудом сдерживался, чтобы не протянуть руку и не коснуться Динкиной спины. Слава богу, учителя его и сами не дёргали, давая время привыкнуть. Динка вертела головой туда-сюда, и он исподтишка любовался её профилем. Иногда она оборачивалась – но Макар всякий раз поспешно отводил взгляд, чтобы она не решила, будто он следит за ней. Его кидало то в жар, то в холод, щёки то и дело заливал предательский девчоночий румянец, язык отнимался в буквальном смысле – какое там заикание, он вообще ни слова не мог выговорить! А уж стоило нечаянно скользнуть взглядом по Динкиным губам или груди – и в штанах начинало твориться такое… Оставалось лишь надеяться, что никто этого не замечает.