Шурка и сама не понимала, что на неё нашло. С одной стороны, у всех в их классе были полные семьи. Но с другой – она никогда не комплексовала и не чувствовала себя обделённой. Девочка из параллельного класса часто рассказывала ужастики про то, как молодая мачеха изводила её своими придирками, от которых иногда приходилось убегать из дома. Страшно… Страшно лишиться того, что уже имеешь. И неясно, чем грозят такие перемены. Нет, как есть – гораздо лучше. О папиных чувствах девушка не думала. Она давно привыкла, что в их маленькой социальной ячейке её благополучие ставится во главу угла.

– Короче, пап, выбирай – она или я. Хочешь, живи с ней в той квартире… Но тогда я знать тебя не желаю!

Произнеся жестокие слова, Шурка бросилась к себе в комнату и ничком завалилась на кровать. Её душили слёзы. Сквозь собственные рыдания она услышала, как отец бродит по залу, хлопая дверцами шкафов. Через несколько минут заскрипела и стукнула входная дверь.

В полном оцепенении девушка вышла из спальни. В квартире стояла пугающая тишина. Исчез плед, подаренный Шурой папе на один из дней рождения. Шура так любила укрываться им, сидя на диване перед телевизором. Да и полки, где отец хранил свои вещи, были пусты…

Алекс:

– Привет, друг!

Шура:

– Привет, друг!

Алекс:

– Ну, как выпускной? Поразила всех там?

Шура вяло:

– Ну, типа того…

Алекс:

– Шурка, что стряслось?

Шура:

– С отцом разругались, он ушёл насовсем. Я теперь свободная и одинокая девушка…

Алекс:

– Вернётся, помиритесь.

Шура:

– Нет уж! Я на принцип пошла. Всё, надоело. У меня нет отца!

Алекс:

– Ох, вредный мой друг, не стоит поддаваться эмоциям. Не пожалей потом.

Шура:

– Что ж поделать, вот такая я…

Николай не собирался делать выбор между дочерью и любимой женщиной. Он считал, что такой дилеммы попросту не должно существовать. Однако Шуркин эгоизм побил все рекорды. Требовалось прекратить потребительское отношение. Мужчина по опыту знал, как тяжело приходится с дочкой, когда та обижается, если что-то идёт не по её плану. Она могла неделями не разговаривать, превращая совместное существование в кромешный ад. На этот раз Николай твёрдо решил, что пора повзрослевшей Шуре понять, что детские капризы закончились и нужно обращать внимание на потребности близких людей. Мужчина резонно рассудил, что дочь пообживётся и поймёт свою неправоту. А там – как бог даст. Шура умеет вести хозяйство, потрясающе готовит, грамотно распоряжается финансами. Деньги он будет пересылать ей на карточку. Через пару месяцев дочка начнёт обучение в медицинском институте, появятся подружки, одиноко ей не будет.

Николаю выделили квартиру. Он жил в ней с Ниной, и пару лет всё шло неплохо. Но мужчина слишком тосковал по дочери. Коллегой Николая по работе был отец одной из сокурсниц Шуры, что позволяло отчасти быть информированным о событиях в её жизни. Так отцу стало известно, что Шура бросила медвуз на четвёртом курсе по причине беременности. Николай много раз звонил ей, но она не снимала трубку. Приезжал – Шурка сменила замок и отказывалась разговаривать.

Совместная жизнь с Ниной начала портиться, они часто скандалили. Женщину не устраивало настойчивое желание сожителя отслеживать перипетии в судьбе дочери, раздражали денежные траты в её пользу. Жили они и без того скромно, а Нина хотела свадьбу – с настоящим платьем и медовым месяцем. За свои тридцать лет она побывала только в Китае – на соревнованиях со своими подопечными. И хотя все издержки были оплачены спонсорами, им приходилось проживать в самых дешёвых гостиницах и обходиться очень бюджетным питанием. В своих мечтах она грезила о путешествии в Венецию. Вопреки расхожему мнению, женщина была убеждена, что поездка именно в этот город гарантирует счастье и любовь навеки.

Николай терпеливо пытался объяснять возлюбленной, что у дочери тяжёлые времена, она ожидает ребёнка, не имея профессии и мужа, а помочь ей некому. Но Нина отказывалась понимать, почему немолодой отец вынужден содержать взрослую дочь. Пора бы той уже повзрослеть, а ему прекратить за ней следить.

Постепенно Николай всё чаще стал прикладываться к бутылке. Нина ругалась, кричала. Выяснилось, что она мастерски владеет нецензурной лексикой, о чём Николай раньше даже не догадывался.

Нинины планы, связанные с этим мужчиной, не состоялись. Она не возражала дружить с его дочерью, но девчонка оказалась на редкость непримиримой особой. На общего ребёнка Николай не соглашался. Пьяные загулы поначалу случались редко, по праздникам, но вскоре мужчина запил по-настоящему, невзирая на работу и Нину. Женщина ездила по кабакам, вытаскивая оттуда загулявшего супруга. Порой его доставляли какие-то непонятные субъекты, каждый месяц разные. Заносили в квартиру едва ли не бездыханного, и так он лежал у порога до тех пор, пока не протрезвеет и не переберётся на кровать. Нина накрывала его одеялом и подкладывала подушечку. Постепенно подушечка исчезла, одеяло сменилось пледом, занявшим своё место возле двери. Чувства прошли, мечта о семье растаяла, как абрис сопки в осеннем тумане…

* * *

Шурка скучала по отцу, жить одной оказалось несладко. В принципе, бытовых проблем не возникало: она сызмальства управлялась за хозяйку. С деньгами тоже был полный порядок: отец регулярно пополнял её счёт. Но не отпускала грусть-тоска… И только из природного упрямства она упорно избегала любых контактов с папой. Словно вычеркнула из своей жизни. А пустоту, образовавшуюся в душе, усиленно заполняла общением со студентами.

Прознав, что девушка проживает одна, молодёжь повадилась ходить к ней в гости. Иногда визитёров набивалось так много, что Шура не всех запоминала по именам. Вскоре разудалые гулянки ей надоели и постепенно сошли на нет.

Дольше всех рядом с ней продержался Алексей – он и стал первым Шуркиным мужчиной. Серьёзный, вечно хмурый парень и сам не понимал, чем его привлекла странная однокурсница. Наверное, именно своей инакостью: нежеланием подстраиваться под других, способностью подняться и выйти из аудитории с наскучившей лекции, принципиальной некоммуникабельностью. Алексей искренне удивлялся, зачем девушка пускает к себе разного рода сброд, с которым даже не пытается общаться. Пару раз он заставал картину маслом: ребята за её столом распивали вино, а Шурка, закрывшись в спальне, зубрила домашнюю работу. Удивительно, но почему она никогда никого не выгоняла?

Вскоре Алексей нашёл другую, более понятную для себя женщину и распрощался с пассией. Напоследок он посоветовал бывшей любовнице пустить к себе постояльцев на платной основе: нечего даром кормить однокурсников. Шурка так и поступила: находиться в квартире одной ей по-прежнему было тяжеловато. От очередного постояльца она и забеременела.

Узнав об интересном положении, Шура долго не раздумывала: пожала плечами и продолжила существование как ни в чём не бывало, пока не стал выпирать живот. Она всё ещё по инерции ждала, что отец разрулит все проблемы и трудности обойдут её стороной. И только после отчисления с курса до без пяти минут матери дошло, что её жизнь круто меняется, и явно не в лучшую сторону. Нет ни работы, ни образования. Как растить дитя, которое вот-вот должно появиться на свет?

Однажды тёплым осенним деньком Шура собралась с духом, нарядилась в просторное серое платье, которое когда-то так любил её папа, и направилась по адресу, указанному в последней записке отца – той самой, в которой он извещал её, что она уже взрослая и отныне будет жить самостоятельно.

Шура решила увидеть родителя и поделиться радостью о скором появлении внука. Сама бы она вряд ли отважилась на такой поступок. Но её страшила мысль, что у ребёнка никого больше нет, кроме неё. Так пусть будет хотя бы дедушка, на практике доказавший, что воспитание чада для него не проблема.

Нервно оглядев массивную деревянную дверь, Шура нажала на кнопку звонка, стараясь побороть мелкую дрожь.

– Кто там? – из открытой двери выглянула… Нина!

– Позовите папу, – прошептала девушка, уже жалея о своём приходе.

– Зачем он тебе? – скривилась женщина. – Бросила его, так и оставь в покое.

Шура не спорила – покорно развернулась и ушла.

Нина отворила дверь, уверенная, что за ней стоит один из дружков Николая, что-то забывший накануне. Сожителя час назад доставили из ресторана в невменяемом состоянии, он всё бормотал, что Шурочке надо помочь. Как же ей опостылели эти разговоры! Её раздражали вид опустившегося пьяного мужчины и постоянное незримое присутствие Шурки в их отношениях. Николай, учитывая его состояние, был недоступен её гневу, поэтому она выместила всю скопившуюся ярость на подвернувшуюся падчерицу.

Наблюдая, как обречённо девушка после её слов спускается по лестнице, Нину внезапно охватил стыд. Зачем она так поступила? Насколько ей известно, Шура впервые сделала шаг навстречу отцу. Вероятно, их примирение положительно сказалось бы на Коле. Но что вышло, то вышло…

Нина ничего не сказала сожителю о приходе дочери, опасаясь справедливых упрёков.

У Шуры родился сын, из роддома она уезжала на такси. Пару месяцев назад отец начал перечислять ей удвоенную сумму, и Шура сделала верный вывод о том, что он осведомлён о внуке. Хорошо, что не придётся думать, на какие средства содержать ребёнка, ведь жильцы съехали, резонно не желая делить жилплощадь с новорождённым.

Мальчик рос капризным и эгоистичным. Теперь уже Шура в полной мере хлебнула, каково быть родителем-одиночкой. Максик плакал, как только мама исчезала из пределов видимости, бойкотировал детский сад; едва она исчезала за дверью, садился в углу игровой и тихонько поскуливал, как щеночек, получивший пинок вместо порции ласки. Он отказывался есть, спать, играть с другими детьми. Шура пробовала найти няню, но сын чурался чужих людей. Так с садиком ничего путного и не вышло. Шурка постоянно жалела малыша, так сильно привязанного к ней. Школу Максим тоже посещал без особого желания, торопясь вернуться под мамино крылышко и мамину опеку.

Шура согласилась присматривать за матерью бывшего однокурсника: та раздробила себе таз, выпав из окна второго этажа, когда мыла окно. Девушка принялась рьяно ухаживать за подопечной, делала уколы, измеряла давление и температуру. Лариса Ивановна привязалась к добросовестной помощнице и с нетерпением ждала её прихода. Илья не мог нарадоваться, что у матери появилась не только сиделка, но и компаньонка, ведь сам он работал в поликлинике на двух ставках. Пожилой даме предстояла дорогостоящая операция, и он намеревался заработать на неё как можно быстрее. Чувство благодарности переросло в нечто более ёмкое. Не просто в страсть, а в крепкое и стабильное желание обладать этой женщиной, быть рядом, разделить все невзгоды.

Максик неоднократно оставался с Ларисой Ивановной – та делала с ним уроки, много разговаривала. Удивительно, но нелюдимый и плаксивый мальчишка, дичившийся людей, совершенно не боялся улыбчивой женщины. К Илье относился насторожённо, зажимался и не улыбался в его присутствии, но позволял одаривать себя знаками внимания и иногда гладить по голове. Илье импонировал сынишка Шуры, он намеревался добиться улыбки в свой адрес и не сомневался в успехе.

Через три года после успешной операции и длительной реабилитации Лариса Ивановна встала на ноги. К тому времени ей казалось решённым делом, что Илья с Шурой поженятся. Материнское чутьё не обмануло: мужчина сделал избраннице предложение, но та не ответила согласием. Воспитанная одним отцом, Шура подсознательно опасалась создавать полную семью. Проживание с любимым мужчиной в одной квартире пугало её, она не имела никакого представления, что нужно делать. Как вести себя с любимым, находясь наедине продолжительное время? Как показываться перед ним без косметики, взлохмаченной с утра? И самое главное, как к переменам отнесётся Максик? Мальчик слегка поборол свою неприязнь к потенциальному отчиму, но по-прежнему держал дистанцию. Шура не торопилась открываться сыну. Да и встречались они с любовником редко. Илья неоднократно настаивал на регистрации брака. Лариса Ивановна болела, мучилась давлением – сказывались возраст и травма, а мужчина мечтал, чтобы мать погуляла на их свадьбе.

В день Шуриного рождения, отмечаемого скромно, в домашней обстановке, Илья открыл коробочку из красного бархата и подал кольцо.

– Шурка, выходи за меня! – просто сказал он и повернулся к насупленному Максу. – Макс, мы с твоей мамой хотим пожениться. Ты не возражаешь, если мы станем семьёй?

Мальчик уронил ложку, которой подносил ко рту крабовый салат. На секунду Шура застыла.

– У-у-у, – заскулил он, сжимая руками голову и раскачиваясь.

– Максюшка, что с тобой? – испугалась Шура, опомнившись и бросаясь к сыну.

– Ты меня не лю-ю-бишь!! – голос Макса сорвался от слёз. – Я хочу жить дома, с тобой! Мама!! Зачем нам этот Илья?

– Я буду твоим папой, – вставил слово расстроенный мужчина.

– Мой папа в командировке! – выкрикнул, всхлипывая, Максим. Шура придумала для сына эту распространённую байку, и тот в неё верил. Во всяком случае, ему так было удобно. Когда мальчишки в школе обижали его, он грозился всё рассказать отцу, который вернётся и всех накажет. На самом деле в папе Макс не нуждался. Ну не понимал он, что делать с мужчинами! Мама – это друг, ласка, нежность. Мама – это всё, она вся растворилась в нём. Как же это прекрасно – знать, что ты настолько любим! Для чего ему папа? Ругать, заставлять менять розетки и помогать возиться с машиной, как у Кольки-одноклассника? Нет, Максу никакие такие папы не подходят. Лучше жить с мамочкой!

Шура растерянно молчала. Сцена напомнила ей эпизод из собственного детства, и она осознавала, что никакие уговоры тут не подействуют. В своё время она побывала на месте сына и знала, как страшно ему представить, что налаженная жизнь изменится. Женщина не могла решить, как ей поступить. Да, она выросла в неполной семье, и это наложило отпечаток на её характер. Родила ребёнка без отца, ни капельки от этого не страдая. Напротив, настоящая семья – с детьми, мамой, папой и бабушкой – расценивалась ею как нечто непонятное и слишком сложное. Шура не умела подстраиваться под другого человека. Отец всегда поступал так, как требовала дочь, и теперь она сама шла на поводу у собственного сына. Жаль, но ей, скорее всего, не удастся изменить эту родовую карму. Слишком много сил на это нужно. Да и зачем? Шуре неплохо жилось с папой, грех жаловаться на детство. И Макс вполне доволен тем, что растёт с мамой. Какой смысл менять сложившиеся устои? Нет, это выше всяких сил.

Запахло валерьянкой. Это Лариса Ивановна накапала себе успокоительных капель. Илья суетливо заметался между матерью, любимой и пасынком. А на Шуру напал какой-то ступор: вроде всё слышит, но как-то отстранённо, словно не с ней это происходит, а на экране телевизора демонстрируется кинофильм, который её никоим образом не касается.

Прекратив подвывать на манер раненой собачки, Максим успокоился и упрямо поджал губы. Лариса Ивановна попробовала разговорить его, но он упорно безмолвствовал. И без того замкнутый, с этого дня он отгородился от матери невидимой стеной, через которую она так и не сумела пробиться.

Ради сына Шуре пришлось разорвать отношения с Ильёй и его матерью. Её жизнь потекла в неспешном режиме: женщина смирилась, что близкие отношения с мужчинами ей заказаны, и на ухаживания противоположного пола больше не отвечала. Макс сменил гнев на милость, но ещё долго ожидал подвоха, оживляясь лишь в домашней обстановке.

Однажды Шура встретила своего отца. С грязной авоськой, полной бутылок, он выходил из автобуса. Шапка-ушанка наползла на глаза, несвежий шарф прикрывал давно не видавшие бритвы щёки. От мужчины разило стойким перегаром. Шура машинально дёрнулась к нему, но тотчас передумала. Она вжала голову в плечи и поднялась в автобус.

«За что это нам? – мучилась она вопросом, отваривая вечером вареники с вишней на ужин сыну. – Отчего так всё неправильно?..»

* * *

Вж-жик!

Круги… Фиолетовый сменил красный, поблёк и плавно перетёк в розовый…

Звон и голос.

Скрежет.

Тело невесомое, и его как будто нет… Знакомая обстановка: темнота, круги, этот «вжик».

Голос… То ли собственный, то ли чей-то. В этой звенящей пустоте… Мысли её? Или кто-то здесь есть?

Шура (мысленно). Почему я снова тут?

Голос (словно грезится). Потому что тебе не понравилось там.

Шура. Я вообще-то просила хорошего, любящего отца!

Голос. Разве ты его не получила?

Вжик! Вж-жик. Вж-ж-ж…

Шура. Конечно получила. Спасибо! Но в итоге всё пошло не так. Плохо.

Голос. Это зависело только от тебя. Думай, делай выводы… Где-то ты пошла не по той тропе, а потом пожалела о своём выборе. Поэтому и очутилась здесь так рано.

Шура. А папа? Он ведь тоже, как и я, мечтал о чём-то? Но явно не о том, чтобы в пьяном угаре пытаться найти угол для ночлега, будучи брошенным собственной дочерью.

Голос. Да, могу открыть тебе секрет. Николай в предыдущей попытке слишком сильно любил женщину, и чувство это не было взаимным. Своим влиянием и богатством он удерживал её, зная, что любимая страдает. Тогда для этой женщины всё закончилось слишком печально. И Николай настоял на том, чтобы в следующий раз он сумел отпустить свою половинку. Отпустил?

Шура. Да, мою маму. И долго не мог забыть.

Голос. Зато взамен сумел отдать всего себя тебе, дочери от любимой женщины. А уж как вы этим распорядились – это ваше дело. Ну, настроена попробовать второй раз?

Шура. Нет, погоди… Сколько всего будет попыток?

Голос. Зависит от тебя. Скажем, семь. Устроит? Сумеешь совершить правильный выбор и реализовать его до последнего, седьмого раза – получишь бонус: право заново пройти уже единожды пройденный путь, но с новыми знаниями. При этом в нужный момент твоя память и опыт прежних попыток помогут исправить ход событий. Если захочешь, разумеется…

Шура. А почему именно семь?

Голос. Почему, почему… Вы сами придумали это число, возвели его в ранг сакральных… Семь дней недели, семь чудес света, семь дней сотворения Вселенной. Поторопись, пожалуйста. Тебе пора! Определяйся!

Шура. Хорошо. Одари меня родителями, безумно любящими друг друга!

Голос. Принято.

Вихрь подхватил и закружил в темноте. Круги снова завертелись…

Вжик…