Часть 2. Раненая птица

Глава 1. Когда тебе больно

Живи так, как хочешь ты, а не как ожидают от тебя другие. Не важно, оправдаешь ты их ожидания или нет, умирать ты будешь без них. И свои победы одержишь сам!

Конфуций

Философия жизни. Этот день отмечен шрамами на моем теле. Такой не забудешь.

«Где дефибриллятор?» – первая мысль, которая посетила мою голову, когда я пришла в сознание. Такое чувство, словно я – героиня фильма, только предпочла бы быть по ту сторону экрана. Белый свет, четкой картинки нет, нечем дышать, голоса людей вокруг. Нахожусь как под толщей воды, кручу головой и пытаюсь увидеть аппарат, который сейчас точно понадобится, потому что скоро будет остановка сердца. Я это четко ощущала, так кто же его готовит? С ужасом понимаю, что никому нет до меня дела. Что происходит? Мой запас воздуха закончился, должны же мне помочь… Животный страх, паника, осознание того, что это не сон, моя жизнь вот-вот оборвется… Я стала дергать руками в попытке дотянуться до своего горла. Совершенно пустая затея – они привязаны.

Днем ранее

Мне снится сон: я захожу в подъезд дома, где выросла. Пятиэтажная серая хрущевка, желто-оранжевые стены, немного потрескалась краска. Ноги еле переставляю, они тяжелые, словно свинцом налитые, через усилие и боль поднимаюсь, лестницы начинают двигаться, искривляться и рассыпаться. Я пытаюсь идти дальше, но между мной и следующей лестницей – пропасть… Этот сон мне снится время от времени, и каждый раз я просыпаюсь в холодном поту и ужасе: никак не могу дойти до квартиры, добраться домой… Хоть и живу уже отдельной жизнью, и это уже давно не мой дом.

Лежу в позе эмбриона, обнимаю свои ноги, тихонечко содрогаясь от слез. К полуночи почувствовала себя плохо, а к утру уже выпила около шести таблеток болеутоляющего, но режущая боль внизу живота растеклась по всей брюшной полости, терпеть уже почти невозможно.

Сейчас у нас гости – не простые, а клиенты, которым мы помогаем привести самочувствие и физическую форму в порядок. Уже семь месяцев как мы закрыли офис и принимаем на дому. Обычно к ним выхожу я, но не сегодня. Муж берет на себя приятные хлопоты пообщаться с ними, накормить коктейлем, узнать, как у них дела и настроение.

Когда наши подопечные уходят, мы вызываем скорую помощь: совершенно очевидно, что само ничего не пройдет. К тому же меня выворачивало наизнанку несколько часов подряд, организм обезвожен, я чувствую слабость и вялость. Было бы здорово получить глюкозу и восстановить уровень электролитов, а еще какое-нибудь ядреное болеутоление.

Скорая приехала довольно быстро.

– Тошнота, рвота, головокружение? – посыпался стандартный набор вопросов. – Операции были, аппендицит удаляли?

Лежу, корчась от боли.

– Вчера мы ходили на день рождения – наверное, отравилась, – говорю, чтобы ускорить медработников. – Мне бы капельницу с глюкозой и укол.

Красивые изогнутые брови взлетели вверх: женщина услышала, но оставила без комментария мою просьбу и начала ощупывать живот, подавила на разные его участки. Чем усерднее она давила, тем больше я морщила лицо и постанывала. Было ужасно больно, куда бы она ни нажимала.

– Надо ехать в больницу, – сказала она. – Может, и отравление, а может, и аппендицит. Точно скажут только после тщательного обследования; провести такое дома, конечно, не получится.

Я поднялась из лежачего положения, и у меня закружилась голова, тошнота подкатила к горлу. Могу представить, что и цвет лица стал зеленым. Кое-как сползла с кровати и направилась к шифоньеру, пытаясь найти подходящую одежду. Но больной мозг не хотел быть сейчас полезным. Я взяла первое, что попалось (к сожалению, эту одежду сложно было назвать функциональной), с трудом натянула тесную кофту и обтягивающие лосины.

Все движения давались с большим трудом. Собрала черный рюкзак, документы, тапочки свекрови (своих нет, босиком дома хожу), целлофановый пакет. Из соседней комнаты раздались вопли младшей дочери, муж ушел к ней. Не знаю, как так вышло, но по велению непонятно чего свекровь уехала еще вчера в гости, старшая дочь тоже осталась с ночевкой у моей мамы. И сейчас я буду вынуждена ехать в больницу только в сопровождении медработников. Не знаю, как справлюсь одна. Мозг плохо соображает. Надеюсь, что мне помогут ориентироваться в пространстве. В компании врача и медбрата поплелась к лифтам.

– Я слышала, что больницы сейчас перегружены, вряд ли там будет место для молодых девушек с болящим животом, – пытаюсь завязать разговор, а то неуютно ехать в абсолютной тишине в маленьком пространстве лифта.

– Если понадобится операция, найдут, – бескомпромиссно сказал молодой человек.

Вот и поговорили. Я очень сомневалась, что понадобится оперативное вмешательство. Только не мне: я веду здоровый образ жизни, занимаюсь спортом, сбалансированно питаюсь. Да я же людям помогаю улучшить качество жизни. Я не могу заболеть чем-то, что потребует операции. Мои бы слова да Богу в уши…

Запах хлорки, обшарпанные зеленые стены, приемное отделение – городская больница. Меня завели в кабинет, положили на кушетку и попросили ждать. Я смотрела на желтый свет лампы на потолке. Женщина из скорой сидела рядом на стуле, уткнувшись в телефон, периодически тяжело вздыхая и хлюпая носом.

– А что вы ели на празднике? – не знаю зачем спросила она – наверное, устала сидеть в тишине.

Я сказала, что тортик с желтыми цыплятами, салаты, мясо… Впрочем, скоро подошел врач, и мой эскорт отпустили. Снова ответив на 500 вопросов, я получила стопку бумажек: на анализы, рентген, УЗИ. В какой-то момент боль уменьшилась, и я уж было подумала, что быстренько сейчас пробегу по кабинетам – и домой.

Сижу в очереди на УЗИ и возмущаюсь про себя, что тут умрешь быстрее, чем окажут помощь. Во рту пересохло, в спешке забыла взять с собой бутылку воды, огляделась по сторонам – кулера нигде не видно, да и вряд ли он здесь есть…

«Вода из-под крана, что еще остается…»

– Я отойду ненадолго, – предупредила женщину справа.

Сгребла рюкзак и куртку в кучу. Встала, в глазах потемнело, голова закружилась, но медленным шагом, придерживаясь за поручни у стены, пошла. Я бы хотела бодро шагать, но получалось только ползти, как слизняк, преодолевая головокружение. Я видела, что люди с беспокойством поглядывают в мою сторону, но молчат. Вот уже дошла до кабинета, где меня принимали, осталось еще чуть-чуть и буду у туалета, но… в глазах резко потемнело, меня затянуло в какой-то густой и вязкий дурман. Я забываю, где нахожусь. Мое обмякающее тело успела подхватить врач, которая оформляла меня, она усадила меня на стул, дала стакан воды и нашатырный спирт на ватке. «Какая гадость, словно в погребе побывала, где овощи лет 200 уже гниют», – пронеслось в сознании. Какой же он вонючий… Теперь понятно, почему это средство используют, чтобы приводить в сознание. Пробрало до самого мозга.

По результатам обследования меня направили на лапароскопию^[3].

– Вот, подпишите бумагу, – мне дали ручку и документ на подпись.

– Это я за свою смерть расписываюсь? – пытаюсь пошутить, успокоиться и сохранить лицо, а самой страшновато.

На самом деле так и есть: официальные бумаги снимают почти любую ответственность с врачей, никто не дает гарантий, что все будет отлично. Бегло прошлась взглядом по горячей бумаге, которая несколько секунд назад вылезла из принтера, и действительно – никто ни за что не несет ответственности, если что – сама слабачка и не справилась. С надеждой на лучшее и большое везение черкнула в конце документа свою закорючку. Конечно, никто не согласился с моей формулировкой. Да и вообще заверили, что это мини-вмешательство в организм даже за операцию не считается, а бумага… так, формальность. На языке врачей может и не считается, но вот надрезы будут и следы останутся, а я всю жизнь боялась шрамов.

– А может, я домой поеду все-таки? – делаю попытку образумить их.

– Можете ехать, но вернетесь. Анализы у вас очень плохие, – вот так меня отбрили.

Перед тем как сдать все свое добро – рюкзак, деньги и телефон – в гардероб, позвонила маме.

– Мам, – звоню почему-то ей, а не мужу, надо ведь предупредить, что меня не будет на связи часа четыре. – Позвони Марату, скажи ему тоже.

Мама обещала, что так и сделает.

И поехала на третий этаж в каком-то огромном квадратном лифте – большая скрипящая металлическая коробка. Еду я в сопровождении все той же тетечки, которая со мной тут возится уже несколько часов. Она посмотрела на мои тапки и маленькую дырочку на большом пальце, покачала неодобрительно головой. Ну я же не в отпуск собиралась, куда должна была взять свою самую лучшую одежду и обувь, чтобы блеснуть.

Проходим мимо палат.

– Фу-у, как воняет, – говорит моя провожатая, – неужели нельзя помыться или хотя бы влажными салфетками обтереться?

Понимаю ее негодование, на этаже действительно пахнет пóтом и немытыми телами. Обращаю внимание, что здесь есть ванная комната, и думаю, что, если вдруг здесь надолго, есть где привести себя в порядок. Мы остановились у ширмы, которая стояла в коридоре.

– Все снимай, – говорит она, – вот, наденешь халат и бахилы.

Сглатываю вязкий ком, начинаю дрожащими руками стягивать кофту.

– А все – это докуда? – решила все-таки уточнить степень оголения.

– Все – это все, трусы тоже.

«Ну просто супер, – думаю про себя. – Сейчас буду тут голая в голубом одноразовом халатике и синих пакетах на босу ногу».

– Кольца есть?

– Есть… – говорю и тянусь к нему, инстинктивно поглаживая.

Это не обручальное кольцо, хоть и на безымянном пальце, – подарок родителей на день рождения, который был неделю назад. Обручального у меня нет, у мужа тоже, потому что и свадебного ритуала не было. Так… скромная регистрация брака за три дня до рождения старшей дочери. Почему не купили кольца? А зачем? Это ведь часть свадебной атрибутики, карнавала; коль не было этой феерии, тогда и ни к чему ее детали. По крайней мере, мне это не нужно.

– Тоже надо снять, иначе потом резать придется.

Да что же это… Снимаю кольцо, оно цепляется за складочки кожи, царапаюсь, его закутывают в кофту.

– Потом все вернут, я оставлю вещи в операционной.

Как же жутко и омерзительно, иду по ледяному бетону, ступни ног сводит от холода.

Дрожащей рукой толкаю белую дверь. Захожу в холодное помещение, окна настежь открыты, ветер свищет. Кожа покрылась мурашками, я задрожала от холода и страха еще сильнее. Пальцы ног уже онемели. Тело пробивает озноб, страх накатывает вместе с тошнотой, поглощает сознание.