Введение

Вы должны сами отвечать за себя. Нельзя изменить времена года, обстоятельства, направление ветра, но можно изменить себя самого.

Джим Рон

– Какая красивая, успешная девушка, – думаю про себя, глядя на высокую блондинку с голубыми глазами.

На ней красивое дорогое платье, золотой браслет, в руках маленькая кожаная сумочка, она идет и весело щебечет по айфону последней модели. Приятно смотреть на красивых и успешных. Их энергия и радость заряжают, поднимают тонус. Но вот вижу: она поникла, походка потеряла легкость, лицо осунулось, лоб поморщился от боли. Она резко остановилась, сняла туфлю на огромном каблуке, и я увидела на мизинце кровь. Девушка намозолила палец безупречно красивыми, но ужасно тесными туфлями. Я оглядела ее внимательнее и поняла: туфли идеально дополняют образ, и другие просто не подошли бы.

Ей больно, она злится, но надевает их обратно.

В этой ситуации я узнала себя. Я точно так же держу лицо, надеваю платье, неудобные туфли и шагаю, улыбаясь миру, потому что он нуждается в чем-то прекрасном, потому что во мне хотят видеть эту обволакивающую энергию, и я даю ее и чувствую, что должна это прекрасное нести, и не важно, что мне больно. И это безумно, безжалостно, изматывает и истощает. Общество, где тебя хотят видеть успешным, как тесная туфля, сжимает и раздирает в кровь.

Марафон в этих туфлях не пробежать. Как бы ни хотелось быть сильной и чудесной для всех, кто рядом. На марафоне я останусь без ног. И жизнь – это не спринт, а настоящий марафон. Что нужно для успешного преодоления большой дистанции? Хорошая обувь, хорошая физическая подготовка и – очень важно – психологический настрой. Тут у меня тоже была большая проблема. Я умею надевать туфли и носить их, морщась только тогда, когда никто не видит, но это короткая дистанция, а потом – боль. Я не умею быть собой, не умею бегать в кроссовках, не знаю себя вообще. Вопрос «Зачем я здесь?» ежедневно на повестке дня долгое время. Неужели всю жизнь носить эти туфли и улыбаться? Такая уязвимая, ранимая, в умело оштукатуренных трещинах молодая девушка.

И в возрасте 27 лет эта штукатурка осыпалась и превратилась в пепел. Пеплом чуть не стала и я.

Я пишу эту книгу, потому что знаю, что не одна такая. Я много общаюсь с людьми и постоянно слышу, как они теряют смысл жизни, перестают верить в себя, не понимают, что делать дальше, как жить. Когда их работа больше не приносит удовольствия, когда они разочарованы и растеряны, когда материнство – это не только радостные улыбки детей, но и их истерики, когда родители не только хвалят, но и унижают, когда супруги не только опора, но и причина плохого настроения и тревоги. А я почти всю сознательную жизнь была разочарована в себе, несмотря на то что достигала разных вершин. Получала желаемое, но не умела радоваться и по-настоящему, искренне быть благодарной. Если вы в такой же ситуации, не понимаете, где вы, что вы, чего хотите, что с вашей жизнью происходит, мы в одной лодочке: я вас понимаю.

И в этой книге я рассказываю, как кризис, стресс, плохое настроение, повышенная тревожность или черт знает что отправили меня на операционный стол – это событие стало кульминацией моего эмоционального состояния. Я расскажу историю трехлетнего выхода из кризиса, проведу по своим эмоциям, состояниям, мыслям и, конечно, результатам. За это время я многое поняла и сделала выводы, мое сознание трансформировалось. Ведь самое ценное, что у нас есть, – это жизнь. Мы можем сколько угодно упиваться беспомощностью, отчаянием, самоедством, негативом и критикой в свой адрес, и можем мы это лишь потому, что живы.

А надо ли посвящать всего себя негативу, растрачивать свои бесценные ресурсы на то, что не приносит ощущения «хорошо», что не делает счастливым, не наполняет смыслом? Я поняла, что нет. Я могу быть недовольна своими результатами, я же могу их и улучшить, построить план, по которому буду завоевывать свою любовь к себе. Я нашла свою точку роста, развития, свои «хочу» и «могу». И буду рада, если и вы найдете для себя пользу. Ну что ж, приступим.

Часть 1. Тревожность

Глава 1. Тревожная тревога… Откуда растут ноги

Тревога – это напряжение между «сейчас» и «потом».

Фредерик Перлз (гештальт-семинары)

Любовь дарит тепло и умиротворение, чувство защищенности и нужности. Когда тебя любят, ты полноценный и можешь все, чего ни захотел бы. Как понять, что ты любим? Вопрос пространный, неопределенный… Но как на самом деле понять, что тебя закрывают броней любви от всех невзгод и трудностей?

«Я люблю тебя» – эти волшебные слова от мамы за свою жизнь я слышала всего лишь несколько раз, а от папы никогда. Не принято в нашей семье выражать позитивные эмоции и поддержку. А вот негатив, наоборот, плескался через край. Я часто была свидетелем скандалов и обвинений, унижений, и это всегда сильно пугало, потому что, когда мужчина применяет физическую силу по отношению к женщине, это вообще рвет все нормы морали, которые в нас воспитывают (девочек надо защищать). А кто тогда их должен защищать?

Я старший ребенок в семье, первенец, умница, красавица, тихая, спокойная феечка, которая никому не мешает. Выполняет просьбы, убирает за собой игрушки, сама делает уроки. Серая пугливая мышка, которая часто расстраивалась по пустякам, очень боялась быть неугодной взрослым.

Мы с сестрой родились на Украине и до моих пяти лет жили там, а вот в школу пошли в России, два класса отучились и вернулись. Папу корни потянули, или они с мамой устали ютиться в двухкомнатной хрущевке двумя семьями, да еще и рядом с деспотичным дедом, который не давал спуску. А там был свой дом: три комнаты, кухня, две веранды, большая кладовая и пристройка. Огород, бабушка Маруся – мой эталон доброты и бескорыстной любви. Идея была отличная. Вернувшись в глухую деревню, где нет ни школы, ни больницы, ни садика, мы были счастливы и свободны: свежий воздух, простор, все знакомые – гуляй, рванина! Но, к сожалению, не было работы, и в таких маленьких деревеньках люди жили за счет своего хозяйства – куры, гуси, коровы, свиньи, лошади, а у нас этого хозяйства не было – только машина. Родители привозили бензин, тем и зарабатывали, но немного. Мы выживали.

Однажды мама заболела и, сидя на переднем сиденье нашей «Таврии», истекала кровью и плакала, что умирает, а средств на необходимые лекарства не было. Мы с сестрой сидели сзади и тоже обливались горючими слезами, боясь потерять ее. Это событие врезалось в память, не давая забыть страх возможной потери близкого из-за нищеты, безысходности и несправедливости.

Полтора года спустя получили телеграмму: неожиданно умер дедушка, и появился повод вернуться туда, где хотя бы была возможность устроиться на работу и нормально жить. Нормально не значит хорошо, но уж точно лучше, чем впроголодь. Родители продали машину, и в вагонном купе мы отправились навстречу прекрасной жизни в большом городе.

Для меня это был уже пятый класс, середина года. Говорила по-украински, но не потому, что забыла русский, а просто не успела за две недели зимних каникул привыкнуть и полностью на него перейти, это шло вразрез с моим внутренним состоянием. Мне казалось, что еще немного, и мама с папой одумаются, мы вернемся в наш маленький уютный дом, к любимой бабушке. Но мечтать не вредно – даже полезно, говорят. Однако не все мечты становятся явью. Эта не стала…

Мы остались. За месяц пребывания в школе я смогла адаптироваться, свободно заговорила на русском, но успела приобрести обидные прозвища. И вот дилемма: на Украине жили – для ребят была русская, в Россию вернулись – стала украинкой… Словно везде я была не на месте, и этот камень еще много лет лежал на дне моего подсознания и тяготил меня.

Так и проходило детство: родители постоянно на работе, мы под прессом одноклассников, считавших нас изгоями. Одежда, которая изнашивалась до дыр. После переезда жизнь не стала красочней, скорее, даже наоборот. Захотелось красиво одеваться, чтобы не быть белой вороной на фоне сверстников, чьи родители могли себе позволить больше, чем наши. Хотелось быть своей. Чем больше к этому стремилась и интересовалась скучными вещами, которые имели отклик среди ровесников, тем больше теряла себя. Я заблудилась: мой вектор исчез, личные ориентиры пропали – я стала кораблем без паруса.

Но жизнь бежала, никто не нажимал на паузу, чтобы разобраться, никто и не выражал желания этого делать, никому и дела не было до такой мелочи, как душевные муки. Что это? Это болезнь богатых, бедные не могут себе позволить подобной «роскоши».

Несчастная любовь в 16, школа, учителя, страх перед поступлением в высшее учебное заведение, давление со стороны взрослых, личная неуверенность, сомнения, куда идти, куда смогу поступить, насколько хорошо смогу сдать экзамены. Чем ближе был выпускной, тем страшнее становилось. Мне не давали забыть, что потратили деньги на курсы, репетиторов, и теперь, конечно, ждут, что все это было не зря. Я должна оправдать возложенные на меня надежды.

А я боялась, что не смогу. Переживала, плакала, испытывала напряжение, по утрам кровь носом шла. Я не высыпалась, не могла концентрироваться, не покидало ощущение, что это будет конечная остановка, если провалюсь. Никто не готовил к такому повороту. Для меня не было другого варианта. Или я поступлю, или… что? Я не знала, что, но подозревала – хорошего там нет.

Экзамены сданы, аттестат зрелости получен. Идем с подругами по университетам и институтам, подаем заявления. Как оказалось, переживала не зря: конкурсы бешеные – по 300 человек на место. И куда я со своим средним результатом полезла? Итоги были такие, что всю ночь поливала подушку слезами. Меня ни одно высшее учебное заведение не приняло в свои ряды. Подруг, кстати, тоже, но они довольно легко к этому отнеслись. Вообще они на моем фоне выглядели более спокойными и уравновешенными, не боялись провала.

Пометавшись немного в раздумьях, я успела подать документы в колледж, решив, что это будет перевалочный пункт. Подготовлюсь лучше и попытаю удачу еще раз в новом году. На этом, пожалуй, и закончу. Дополню лишь кратко, что в университет я поступала три года кряду, с третьей попытки получилось. За это время я вышла замуж, родила дочь, а потом год проучилась на заочном отделении и забрала документы.

Причины были: я разочаровалась в том, какие знания там получала, словно и не уходила из школы, все та же тонна предметов и информации, которую нужно учить, чтобы было. Я научилась делать шпаргалки, списывать, готовиться к экзаменам за ночь, строить глазки преподавателям за хорошие отметки – ого-го как работает, – но полезной для себя информации не получила. К тому же мы с мужем открыли свой бизнес. Больше некогда было заниматься ерундой.

Но мама и бабушка при личных встречах все равно давили на больную мозоль. Я не знаю, почему столько лет меня тяготит этот триггер. Возможно, он настолько въелся в меня, будто стал дополнительным органом в теле.

– Такие на тебя надежды были, такие деньги мы платили, чтобы тебя учить, а ты… – то мама, то бабушка говорили эти слова, забивая гвоздь в крышку гроба моей уверенности в себе.

И мне было стыдно, ужасно стыдно, что я не такая, какой они хотели меня видеть, что я – не счастливый владелец диплома ПГПУ, ПГУ или еще какого-нибудь «У», ведь я все еще помню, как они последние деньги от сердца отрывали, чтобы я могла пойти к репетитору на занятие. Бетонная плита вины и собственной несостоятельности давила на грудь.

Долгие 13 лет, на протяжении которых я изводила себя, завели туда, где я уж точно никогда не хотела оказаться. Но, видимо, это было нужно, чтобы начать путь освобождения маленькой феи, которая сидела на цепи под стеклянным куполом.