Я видела, что слёзы медленно застилали карие глаза моей почти бывшей свекрови. Я чувствовала, как ей больно слышать такое, как она переживает за меня, как страдает из-за всего происходящего. Если она сейчас расплачется, то я тоже не выдержу, и гостиная Михаила Новикова в таком случае рискует быть затопленной горькими слезами двух женщин. Наталья Леонидовна тихо шмыгнула маленьким носиком, достала из сумочки белый носовой платок и приложила его к глазам. Затем она глубоко вздохнула и, сделав пару шагов назад, села на край дивана, сделав мне знак последовать её примеру. Я послушно исполнила её указание, с тревогой ожидая продолжения разговора.

– Вероника, послушай, девочка, – начала она, теребя платок в руках. – Ты напрасно думаешь, что я пришла сюда просто так, без оснований. Я имею больше опыта в подобных ситуациях, чем может показаться на первый взгляд. – Не успела я осознать значение её слов, как она продолжила: – Я никому и никогда не рассказывала об этом, но Виктор ведь тоже изменял мне, – выдавила из себя женщина и снова приложила платок к внутренним уголкам глаз. – Пятнадцать лет назад, когда Марку было десять, а Александру двенадцать, он встретил одну женщину. Её звали Анастасия, она приехала в Бор на стажировку и работала в городской больнице под его началом. Виктор всегда был честным человеком и сразу признался мне во всём. Я не могу передать словами, как мне было больно, но и ему было тогда не сладко. Мой муж без памяти влюбился в молоденькую практикантку, и на моё несчастье и его погибель, Анастасия отвечала ему взаимностью. Я видела, как он страдает, как разрывается на части, стараясь изо всех сил остаться мне верным и выкинуть из сердца свою подопечную. Признаться честно, я была буквально ослеплена ревностью, я металась из угла в угол, ежеминутно ожидая страшного. И это случилось. Виктор не смог устоять, он поддался искушению, предав меня. В ту ночь он не вернулся домой, а я всё поняла и проплакала в подушку до рассвета. Тогда я ощущала себя опустошённой, а к нему испытывала только ненависть…

Наталья Леонидовна прервалась, громко сморкаясь в платок, а я пребывала в шоковом состоянии, слушая её рассказ, и не была в силах вымолвить хотя бы слово. Я лишь смотрела на неё и что-то невнятно мычала время от времени.

– Я не знала, как поступить. Первой мыслью было уехать подальше отсюда и попытаться начать новую жизнь. Уезжать было куда. В то время я серьёзно занималась архитектурным дизайном, – продолжила Наталья Леонидовна, – и ко мне постоянно приходили предложения из разных крупных компаний страны. Я каждый раз отказывалась, ведь мы любили Сосновый Бор и Виктор буквально корнями сросся с больницей этого города. Но в ту ночь я вертела в руках последнее приглашение из Екатеринбурга и всерьёз думала о переезде, лишь бы подальше отсюда. До утра я не могла заснуть, взвешивая все «за» и «против». И ты знаешь, «против» оказалось больше. Я не знаю, как я умудрилась в таком состоянии здраво мыслить, но я как сейчас помню, почему решила остаться. У меня было два сына, почти подросткового возраста. Они души не чаяли в отце, буквально боготворили его, впитывая каждое его слово. Виктор был для них авторитетом, примером для подражания, он был для моих детей идеалом отца, которого только могут желать мальчишки. Виктор всегда был честным, справедливым, мужественным, волевым, но в то же время добрым, отзывчивым и гуманным. Он умел поставить себя на место другого, умел легко завоевать доверие. Тогда я чётко осознавала, насколько важно для мальчиков иметь мужской пример для подражания. Я с ужасом осознавала, как они отреагируют на такой поступок Виктора. Меня начинало трясти от мысли, как такая ситуация повлияет на дальнейшее развитие их характеров, какими личностями станут мои дети, если их устойчивые взгляды, их вера в отца разрушатся? Я понимала, что такой удар может разрушить их будущее, разбить их уже почти сформировавшиеся жизненные устои. Да и что я одна смогу дать им? Какой опыт я передам своим сыновьям? Безусловно, я окружила бы их усиленной заботой и любовью, но этого было бы недостаточно, чтобы из них выросли настоящие мужчины. Больше всего на свете я любила своих детей и не могла позволить своему эгоизму разрушить их жизни, превратив в маменькиных сынков с неустойчивой психикой и абсолютной дезориентацией в обществе. Только это остановило меня в ту ночь от рокового решения. Теперь же, оглядываясь назад, я благодарна Богу, что он дал мне силы воли и разума, чтобы принять единственное правильное решение остаться.

Наталья Леонидовна прервала свой рассказ, наблюдая за мной, но я продолжала молча смотреть на неё, ожидая возобновления повествования, и она продолжила:

– Неделю Виктор не возвращался домой. Я до сих пор не знаю, был ли он всё это время с той девушкой или нет, я никогда не спрашивала, да и это было уже не важно. Марку и Александру я сказала, что их отец дежурит в больнице, и они поверили. Спустя семь дней он появился на пороге дома. Дети были в школе и ничего не видели. Моей первой реакцией было накричать, обругать, выплеснуть всю злость, но всего один взгляд в его лицо мгновенно остудил мой пыл. Я никогда не забуду какую агонию я прочла в его глазах, сколько страданий читалось на его измученном лице. Он произнёс всего одно слово «Прости» и я разрыдалась в голос. Виктор пришёл с одной единственной просьбой – уехать с ним подальше от Соснового Бора, подальше от соблазна. Он клялся, что не может жить без меня и детей, что мы всё, что есть дорогого в его жизни, и я верила ему. Я знала, как тяжело далось ему решение уехать из родного города, бросить своих пациентов, оставить больницу, которая была ему вторым домом, и я сдалась. Мы уехали в Нижний Новгород, куда его давно прилашали главврачом ЦРБ, и прожили там пять лет, пока длился срочный договор с больницей. Я нашла в себе силы простить Виктора и никогда не вспоминать об этом, как бы тяжело мне не было. Когда мы вернулись в Бор, то узнали, что Анастасия покинула его спустя несколько лет после нашего отъезда. И знаешь, после того случая наша любовь стала ещё сильнее, а семья крепче. Виктор до сих пор буквально носит меня на руках и пылинки сдувает, и я понимаю, что таким образом он всё ещё пытается загладить свою вину и показать мне, как сильно он благодарен за когда-то принятое мной решение сохранить брак. Вероника, я рассказываю тебе это только потому, что больше всего сейчас хочу, чтобы вы не наделали ошибок, которые потом изменить будет невозможно. Я только прошу тебя, прислушайся к своему сердцу, к своему разуму, отключись от чувства обиды, от всех других эмоций и просто попробуй взвесить всё на трезвую голову. Разрушить семью не так уж сложно, а вот построить заново – непосильный труд. Нас с Витей та ситуация многому научила, мы стали больше ценить друг друга, ценить наши отношения. Вероника, я люблю своего сына, люблю тебя и обожаю Катюшку, я желаю вам только добра, пожалуйста, прислушайся ко мне.

Я внимательно выслушала всю речь свекрови, и всё это время противный ком стоял в горле, постепенно увеличиваясь в размерах и грозясь вырваться наружу горькими слезами. Я никогда бы не подумала, что Виктор Павлович мог изменить Наталье Леонидовне. Их отношения всегда казались мне настолько нежными и трогательными, что я считала их идеальной парой. Их любовь была настолько искренней и прозрачной, что каждый, кто видел их вместе, поражался, как им удалось пронести такое глубокое чувство сквозь годы и не расплескать его, не растратить понапрасну. И теперь я понимала, что сохранить такие чувства и отношения – трудоёмкий процесс, затрагивающий обоих участников. Несомненно, моя свекровь проявила железную силу воли и безграничную мудрость, и была вознаграждена за это счастливым браком, но я с грустью осознавала, что у нас с Марком всё иначе.

– Наталья Леонидовна, – тихо начала я, заглядывая в её карие глаза, – Марк не Виктор Павлович. Он совсем другой человек, а в последнее время и вовсе казался мне не тем Марком, от которого я когда-то потеряла голову. Он изменился, стал отстраненным, чужим мне. Он уже не любит меня, да и я не испытываю к нему прежних тёплых чувств. Я благодарна вам за попытку исправить ситуацию и за поддержку, но в нашем случае ничего уже нельзя изменить. Меня начинает трясти и подташнивать, когда я представляю, как Марк ласкает ту шикарную блондинку. Я не смогу простить его, да он и не собирается просить прощения. Он влюблён в другую и выбрал свой дальнейший жизненный путь, в котором мне уж точно нет места. Мне жаль, что так вышло.

Я видела, как понимание неизбежного накрывает эту добрую женщину, как искра последней надежды на хороший исход гаснет в её глазах, уступая место надвигающейся боли. Наталья Леонидовна придвинулась ко мне вплотную и сжала в своих мягких объятьях, со словами: – Девочка моя, мне так жаль.

Тут я не выдержала и разрыдалась на плече у этой женщины, позволяя себе наконец выпустить наружу всю ту боль, которая спазмами сдавливала мне горло. Мы прорыдали так не меньше четверти часа, и когда слёзный поток уже не мог находить запасы жидкости в организме, чтобы продолжать своё течение, мы отстранились друг от друга, громко шмыгая носами.

– Детка, – ласково проговорила Наталья Леонидовна, – мне больно, что так получилось. Пожалуйста, что бы ни случилось, не забывай навещать нас с Виктором. Помни, мы любим вас с Катей и вы всегда будете для нас желанными гостями.

– Я ценю это, Наталья Леонидовна, спасибо, – ответила я, вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони.

Я проводила её до двери, она улыбнулась мне ободряющей улыбкой с оттенком вины за поступок сына и уехала, оставив меня наедине со своими мыслями. История свекрови затронула что-то в моей душе, посеяла там сомнения относительно правильности моего решения. Я спрашивала себя, смогу я хотя бы сделать попытку простить Марка, если он вдруг раскается и будет умолять меня вернуться? Получится ли у меня переступить через свою уже растоптанную гордость, через остатки самоуважения ради сохранения семьи? Я не знала ответов на эти вопросы, да и к чему мне было их знать сейчас, когда я была уверена, что Власов ни за что не будет даже пробовать помешать нам развестись. Я невольно сравнивала поведение Виктора и Марка и последний сильно проигрывал в моих глазах. Нет, своим поведением Власов мне уже всё доказал, не стоит выдумывать какие-то несуществующие соломинки, за которые можно было бы ухватиться. Их просто не было. Да мне и не хотелось за них хвататься. Решение расстаться было для нас абсолютно добровольным и негласно согласованным, а чувства неприязни вполне взаимными. Такие выводы немного успокоили мои потрёпанные нервы и придали мне былой уверенности, которую я слегка растеряла после неожиданного признания матери Марка. Я накинула куртку и вышла на морозный воздух, жадно втягивая его носом, ощущая его приятную прохладу и свежесть.