– Меня радует то, что мой сын интересуется красивыми женщинами, но у вас серьёзная разница в возрасте, и я бы попросил… Ну, Вы меня понимаете.

– Да, я понимаю, Андрей Николаевич, – выдавила Полякова. Она терпеть не могла оправдываться перед кем бы то ни было, и слова сейчас сильно расходились с эмоциями.

Даже уловив недовольство в интонации, Раткин не стал бы развивать тему, понимая, что своевольный подросток всё равно поступит, если захочет, вопреки родительскому наказу, но тут в разговор вмешалась женская солидарность.

– Да ладно тебе, Андрей. – Супруга встала на защиту провинившихся. – У Элана и Саши трогательная дружба, они ведь тандем, и должны быть близкими друзьями. Что тут такого?

Она обняла обоих за плечи.

– Элан… – Раткин покачал головой. – Имена, которые вам дают родители, не подходят?

– Папа, это такая традиция. После первого Контакта ты берёшь себе новое имя, иногда и фамилию, в память о тех, кто был до тебя. Так поступают все эволэки, и я нарушать устоявшийся порядок не собираюсь.

– Конечно, – отец вложил в одно слово все переживания разом. – А ты не боишься, что кто-то возьмёт твоё имя, тоже на память? Ты ведь только что получил новое задание, и, я так понимаю, от Анны Сергеевны персонально. А, стало быть, это очень важно, сверхсрочно и, соответственно, опасно.

Повисла неловкая пауза. Полякова всегда невольно восхищалась Раткиным. Он не повышал голоса, даже когда сердился по-настоящему, был умён и прямолинеен, а его сын перенял отцовскую уравновешенность и несгибаемость, но от матери получил и ещё одно важное качество – изворотливость. Хотя, «изворотливость» – не очень верное слово. Скорее какую-то способность находить выходы из любого лабиринта, в тупик его загнать было невозможно. Вот и сейчас.

– На Измере на грани голода находятся миллионы людей. – Эволэк присел на подлокотник кресла. – Прикажешь их бросить на произвол судьбы? А как же все эти красивые лозунги, вроде, человечество – одна большая семья? Да, я никого из них лично не знаю, но… Мам, пап, вы ведь тоже не относитесь к категории долгожителей. Сгораете тут на своей работе, которую очень любите, считаете очень важной. И она действительно очень важная! Почему же тогда вы не можете принять мою?

– Мы доживём лет до восьмидесяти точно. А ты? – Укоризненно сказала мать. – Ведь если не остановишься после третьего погружения… Кто знает, чем всё закончится?

– Еще не было и второго, а вы уже меня хороните. Напрасно. Я думаю насчёт своевременной остановки – это не пустые слова. Ничего пока обещать не могу, слишком многое воспринимать стал иначе.

– Я обещаю, – Александра не очень хотела встревать в семейный разговор, но увильнуть не получится, значит лучше самой проявить инициативу. – Ваш сын вернётся. Он парень способный, сама видела его в деле, и, без лишней скромности, могу заверить, этот рыжий лис не из тех, кого так просто можно сломать. Кроме того, контракт подписан именно на три погружения, а продолжать ли ему после – это зависит от такого множества факторов, что сейчас действительно нет особого смысла гадать на кофейной гуще. Жизнь покажет.

Раткины не собирались устраивать Поляковой сцен с обвинениями типа: «Тебе легко говорить, ведь не ты идёшь туда, а он», и так далее. Александра, как и любой представитель своей профессии, не была сторонним наблюдателем, нагрузка на куратора чудовищная. Эволэк – не кукла, в шкаф не поставишь. Как только контактёр уходит в Океанес, его наставник может забыть о слове «отдых» на долгие недели. До этого напряжённый труд по подготовке к погружению, а после не менее напряжённая работа по восстановлению подопечного.

– Саша, – Екатерина Вячеславовна к категории истеричных личностей не относилась и говорила спокойно, – мы просто не хотим его потерять.

– Не потеряете. – Элан как всегда непреклонен. – Всё будет хорошо!

Все снова остались при своих мнениях и, не желая продолжения бессмысленного спора, вышли из помещения на свежий воздух.

На сюрреалистическом скелете стапеля возвышалась громада звездолёта, резко выделяясь своими габаритами над цехами, служебными помещениями, складами. Даже мощные краны выглядели несуразными, сложенными из тончайших спичек рахитически высоченными стебельками, сгорбившимися в унизительном поклоне исполину. Только несколько человек на планете могли до конца понять всю силу, заключённую в корабле, всю сложную гармонию его конструкций.

Но и в этом завораживающем зрелище было нечто, выделяющееся даже на общем фоне. Фотонное зеркало. Огромная овальная чаша, как бутон неведомого цветка, раскрылась навстречу копошащемуся муравейнику людей и машин, переливаясь идеально отполированной поверхностью. Если идти вдоль неё, то невольно подивишься метаморфозам цвета, который под разными углами зрения меняется с бледно жёлтых до ярких розовых тонов. Переходы цветов плавны и безумно красивы, а отражения движущихся механизмов только вызывают раздражение своей неуместностью. Любоваться на чудо лучше в финале, когда все люди с замиранием сердца будут стоять в сторонке, не дыша, наблюдая за проверкой качества выполненной работы, когда ни одна утилитарная конструкция не испохабит своим отражением безупречного творения подлинных мастеров.

Этот день настанет, но не сегодня. Бесчисленные подъёмники, не понять каким проведением, не путаясь друг у друга под ногами, сновали у самой поверхности зеркала, нанося на него распылением одну за другой тончайшие плёнки. Сколько стоит каждый килограмм этой эмульсии, щедро покрывающей бесчисленные квадратные метры поверхности, лучше было и не думать, а то не заснёшь никогда.

Элан и Александра, не часто видевшие корабли столь близко, открыв рты от изумления, задрали головы и пытались впитать в себя всю красоту и изящество волшебного цветка. Спешащие по неотложным делам работяги только ухмылялись: немного странно одетый юноша, весь белый, как накрахмаленная скатерть, и очень симпатичная женщина, как два ребёнка, потеряв чувство реальности, таращились на диво, не замечая ничего вокруг. Они спешили, на счету был каждый погожий день, позволяющий работать с зеркалом, ведь корабль стоял на открытом воздухе – строить крытый эллинг для такой громадины было бы форменным безумием.

Отец и мать эволэка мгновенно оказались в водовороте событий, руководя действиями людей. Элан сразу как-то погрустнел: поговорить нормально удавалось с каждым годом всё реже и реже. Стремительный поток под названием жизнь часто не оставлял времени даже на простое общение, причём чем взрослее они становились, тем хуже был контакт, тем чаще всё ограничивалось банальными дежурными фразами про здоровье и каждодневную суету. Уходила в небытие непосредственность и открытость, и Иригойкойя всё чаще ломал голову над этим странным явлением и не находил никакого вразумительного ответа. Он отдалялся от родителей, а те, занятые по горло тяжёлой работой, тоже не склоны были замечать перемен.

Скомкано простившись с родными, он заковылял к ожидающей машине. Его тоже несла в неизвестность река времени, а все эти автомобили и самолёты были лишь придатком, средством отвоевать у её стремительного бега хотя бы несколько лишних часов.

* * *

В ИБиС они попали уже ближе к ночи. На утро планов было громадьё, так что, традиционно по домам решили не разъезжаться. Александра ушла спать, читай корпеть над работой чуть ли не до рассвета, а Элан снова взялся за роль няньки.

Вольер был пуст, то есть детёныши находились на месте, а вот самой девушки в воде уже не оказалось: столь продолжительное пребывание в «невесомости» под действием силы Архимеда её ослабленному организму было строго противопоказано. Задавать Амме вопрос о местонахождении больной не было смысла. Поскольку поздний час противоречил проведению процедур (эскулапам всё же больше нравиться мучить других, чем мучиться самим), Иригойкойя прямиком направился в палату. Ноги быстро несли по хорошо знакомому маршруту, и, выполнив очередной поворот, он буквально налетел на Мирру.

Бойцовская рыбка явно не желала проводить ещё одну ночь в одиночной камере пыток, наспех и небрежно одетая ковыляла к лифтам, держась за стену. Девочка-призрак плыла в воздухе рядом, неусыпно наблюдая за её состоянием. Та хоть и выглядела куда как лучше, чем всего сутки назад, но самостоятельно ходила ещё с большим трудом.

Увидев «ночную сиделку» Мирра вся расцвела от счастья, ведь стоит ей попросить, и кавалер отнесёт её на руках хоть на край света.

Элан пулей подскочил к ней, подставив твёрдое плечо:

– Привет, солдат, – он упорно называл её именно так, но шуткой тут и не пахло, было только глубокое уважение к силе воли. – Я снова весь в твоём распоряжении.

– Слышала невероятную новость, будто Вашу персону почтила своим вниманием сама Императрица? – Амма была не в состоянии помолчать хоть немного.

– Да, мы были прямо во дворце, танцевали на балу с самыми красивыми женщинами, которых только можно встретить на званном вечере. – Эволэк и не пытался отвязаться от назойливого эскорта. – И моя персона, должен заметить, была в центре внимания представительниц прекрасного пола!

Элан врал, не краснея, но собеседница была явно не из дочерей какого-нибудь дипломата.

– Рассказывай сказки, ты хоть знаешь, что такое женщина?

Изображение переменилось, приобретя невиданную ранее чёткость и красочность. Повзрослевшая ровно до совершеннолетия за один миг девушка-фантом производила впечатление. Аккуратное синее платье подчёркивало всё, что только может волновать сердце мужчины, неброский макияж был призван лишь довести до совершенства безукоризненно миловидное личико. Только причёска осталась неизменной: два, поменьше, каскада волос опадали на плечи спереди, а ещё один спускался по стройной спине.

– Потрясающе! – Элан похлопал бы в ладоши, но отпустить ношу не мог.

– Вот такой и оставайся, а то вечно как пугало огородное… – Мирра была не в том состоянии, чтобы придаваться тонкостям этики, но и повседневное лицезрение богини электронной вселенной, в столетнем возрасте рядящейся в подростка, уже порядком надоело.

– Вот ещё! – Амма нахмурилась, отчего сделалась ещё симпатичней. – Я не собираюсь изменять себе только потому, что чьему-то больному воображению льстит моя внешность!

– Но ты действительно очень хороша! – Лис сделал комплемент, но эффект получился несколько неожиданный.

– На акварель потянуло? – Съязвила несносная грубиянка.

– Иногда хочется тебя подключить напрямую к высоковольтной линии, – парень покачал головой.

Подобные перепалки были в порядке вещей. Вообще поведение Аммы было более чем странным для ИР, вызывая массу кривотолков о происхождении электронной чудачки. Официальная версия на эту тему как всегда проста и незатейлива: А-1СТТ3327 была произведена специально по заказу ИБиСа, запущена в действие сто восемь лет назад. Именно благодаря предельной простоте в неё никто ровным счётом не верил, но докопаться до сути не получалось ни у кого из эволэков.

– Это я тебя завтра подключу, будешь моей личной кофеваркой работать, а не эволэком! – Привлекательная молодая женщина исчезла, снова уступив место рассерженному на весь белый свет подростку в розовом комбинезоне.

– Если в программу Олимпийских игр включить состязание по вислоухому ослоумию, то ты принесёшь золота Новой России больше, чем вся внешняя торговля! – парировал Элан.

Мирра захихикала. Да, Лис такой, за словом в карман не полезет. Она вообще-то не любила болтунов, но их «высокоинтеллектуальный» спор отвлекал от мыслей о собственном плохом самочувствии.

Небольшой садик был целиком закрыт прозрачным куполом, свежий воздух нёс долгожданную прохладу, избавленную от больничных ароматов, обещая отдых от дневных трудов. Рядом с водоёмом, в сумеречных тенях, стояла пластиковая кушетка, застеленная надувным матрацем, с парой больших, мягких подушек. Столик вмещал пару графинов с соком и фрукты.

– Когда это ты успел? – Мирра оказалась на «королевском» ложе раньше, чем до конца разглядела обстановку.

– Дело нехитрое.

Парень укрыл её лёгким одеялом, и принялся угощать всякой снедью. Есть не хотелось. Так всегда после погружения, организм отвыкает за долгие недели отсутствия сознания от нормальной пищи, и кормить девушку приходилось чуть ли не насильно: хочешь, не хочешь, а надо!

Проглотив для галочки пару апельсинов (лучше съесть самой, не дожидаясь «силового воздействия»), Мирра легла на спину и закрыла глаза. Воздушная постель, чуть приспущенная, охотно приняла нужную форму. Она всегда так делала. Заснуть в такой позе не получалось, хоть тресни, но надо было расслабиться, а уже потом пытаться уйти в мир грёз, иначе всю ночь промучаешься. Несколько глубоких и очень медленных дыхательных упражнений помогли немного унять сердцебиение, огненный комок под диафрагмой жёг уже не так сильно. В сознание влилось тихое журчание воды фонтана, уносящее боль измученного тела, и наполняя образовавшуюся в душе пустоту живительной прохладой.

Но из головы не уходили воспоминания о потрясающей свободе сильного молодого тела, вспарывающего водную гладь легко и непринуждённо. Никаких неуклюжих взмахов ног в нелепых ластах, дающих мизерное продвижение вперёд, тут же гасимое совершенно не приспособленным к водной среде телом. Никаких судорожных вдохов, рвущих лёгкие, привыкшие к постоянному доступу к неисчерпаемому воздушному океану. Всё было иначе.

Отогнать мысли о созданном там мире не получалось, мире пусть и иллюзорном (а иллюзорном ли, вообще-то?!), но таком родном, живом, в котором навсегда осталась частичка её самой. Попытки утихомирить метания души между свершившимся и возможным проваливались одна за другой.

Мирра сглотнула комок, упрямо сжав челюсти. Она человек, родилась и выросла в мире людей, где тоже много прекрасного. Деревья, бесконечным зелёным одеялом бережно накрывшие целый континент. Как приятно было бродить по весеннему лесу, любуясь ещё не сожжённой летним солнцем зеленью, отдыхать у ручья в тени, закинув натруженные ноги на рюкзак, чувствуя спиной прохладу земли. И всё же… Вдруг это просто ошибка, и её настоящий дом там?..

Элан сидел на полу справа, ни жив, ни мёртв, следя за метаморфозами её лица. Оно то расслаблялось, отражая мнимое спокойствие, то спустя полминуты снова напрягалось до оскала. Он не понаслышке знал, что происходит сейчас в скользящей по тонкому лезвию душе. Глубокий стресс, вот как незатейливо называется этот кошмар. Борьба света с каким-то тёмным началом не утихает ни на минуту. Чтобы она ни делала, чем бы ни была занята, будь то медицинское обследование, беседа с психологом, обед в кругу подруг, прогулка у озера на электромобиле, чтение любимой книги, не помогает ничего. Бурлящий вулкан едва сдерживаемых эмоций готов был в любой момент окраситься багряными всполохами взрыва, в пламени которого так легко сгорают хрупкие человеческие жизни.

Так не пойдёт. Парень вздохнул, аккуратно, стараясь не шуметь, достал из-под кушетки гитару. Играть он был не большим мастером, да и вокальными данными похвастаться не мог, но сейчас, в тишине и пустоте сада, никаких чудес для умирающей от тоски по несбывшейся мечте девушки, ничего запредельного и не надо было. Он поудобней устроился на бортике фонтана, не ощущая холода бездушного камня, ещё раз с сомнением глянул на тяжело дышащую подругу. Прибьёт, точно прибьёт, как только твёрже встанет на ноги. А есть ли другой способ вытащить её из этого состояния? Как знать…

От звука гитары Мирра вздрогнула всем телом, хотя парень и не пытался перебудить все окрестности, а очень даже наоборот. Тихая, грустная мелодия едва достигала слуха, пальцы неспешно перебирали струны. Девушка поймала взгляд своего благодетеля. В голубых озёрах она прочла такое глубокое сочувствие, которое никогда не позволяла проявлять к себе никому, отгораживаясь от чужих эмоций приступами злости, сначала несколько показной и наигранной, а потом и настоящей. Бойцовская рыбка была с характером, но любая каменная стена – это лишь способ отгородить от жестокого мира что-то потаённое, дорогое и горячо любимое. Так и она не пускала в глубины своей души посторонних и не очень людей, сама не зная зачем.

Собираются в стаи киты,

Ожидая на свет потомство,

Они дрейфуют к южным морям.

Как всё в природе разумно и просто.

Небо, воздух и океаны -

Им все стихии подвластны,

Но что-то зовет их туда, где тепло.

Туда, где безопасно.

Он пел вполне неплохо, даже попадая в ритм, но главное, что песня шла от сердца. Мирра села, задышала ещё чаще, лёгкие с шумом хватали воздух большими порциями, стена дала первую трещину.

Посреди бескрайних просторов,

Под стынущими облаками

Их ласкают упругие волны

Нежными пенными гребешками.

Всё в природе так просто,

Всё движется солнцу навстречу.

И ничто не грозит их потомству,

Ведь холод не может быть бесконечным.

Глаза девушки наполнились влагой, она с трудом сдерживала крик. Одна её часть молила заткнуть эту песню, задевающую за не успевшие даже зарубцеваться раны, другая, переполненная ностальгией, впитывала каждое слово и нежный голос гитары.

Погружаясь и всплывая,

Следуя зову природы,

Обгоняя птичьи стаи,

Они плывут в тёплые воды.

Я прячу лицо в ладонях,

Я думаю о завтрашнем дне

И вижу караваны китов

Под свинцовым северным небом.

Их глаза закрыты,

Их мысли ничем не встревожены.

Они плывут, не думая о будущем

И не помня о прошлом.

Мирра закрыла лицо руками, хотя стесняться было по большому счёту и некого, и нечего. Сад был пуст, Лис это устроил специально, без сомнения. Тело содрогнулось в первых, ещё беззвучных, судорогах, первые слёзы потекли по щекам.

Погружаясь и всплывая,

Следуя зову природы,

Обгоняя птичьи стаи,

Они плывут в тёплые воды.

И когда одиночество через край

Переполнит уставшее сердце,

Нам снится кем-то обещанный рай,

Место, где мы бы смогли отогреться.

Девушка уже всхлипывала, лицо исказилось в гримасе боли, пальцы мяли одеяло. Ей уже было чихать на испорченную репутацию «железной» леди, да и не думала она над этим в минуты, когда стена стала рассыпаться под напором столь долго сдерживаемых чувств.

Островок покоя

Среди хаоса и круговерти

Там, где кто-нибудь нас укроет

От ледяного дыхания смерти.

Посреди бескрайних просторов,

Под стынущими облаками,

Скользят киты и огромные волны

Рассекают плавниками.

Я плыву вместе с ними,

Преодолев невозможное.

Просто плыву, не думая

О будущем и не помня о прошлом.

Элан рванул с места, подхватив напружиненное тело. Мирра плакала навзрыд у него на груди, захлебываясь воздухом, колотила руками по плечам, словно требуя вернуть себя назад, в безбрежные океаны, напоённые светом, свободой и волшебным пением китов. Вернуть всё то, что вмиг отняли бессердечные взрослые, открывшие ворота в страну чудес, но не желающие понять отчаянного стремления ребёнка окунуться с головой в этот прекрасный мир и остаться там навсегда. Истерзанная душа уже не могла и не желала быть притворно сильной, тело выло, судорожно билось в объятиях.

Разум девушки, полностью утонув в пучине неизбывного горя, не замечал ничего вокруг. Не замечал железной хватки своего лучшего друга, не дающей ей переломать себе кости о попавшиеся на пути этого урагана эмоций препятствия, не замечал его слёз, не слышал слов утешения, бесконечных просьб понять и простить эту бессовестную выходку.