Работа, работа, работа —
Смешенье идей и принципов.
Мысли исходят потом,
Бессонница – первым признаком.
Работа, не догмы ментора,
Стихия под внешней сдержанностью,
Вынашиваешь аргументы,
Как женщина носит первенца.
Споры, завалы споров,
Расчеты – косыми строчками.
Среди налипшего сора
Шевелятся первоисточники:
Философы и провидцы,
Стяжатели и оболтусы,
Тяжелые, как правительства,
И скользкие, словно подлости,
Изысканные писаки,
Салонные болтуны —
По моде, то в стиле хаки,
То цвета морской волны.
Моральная импотенция —
Фильтрованные очки
Махровыми полотенцами
Развешена на крючки.
…Оправдана ограниченность
И массовостью и прочностью.
Зачем успокоенным взвинченность?
Зачем устоявшимся творчество?
Зачем расходовать нервы
В довольстве своей судьбой?
Зачем мастодонтам небо?
Уставшим – зачем любовь?
А рядом кто-то предельный
Командует: «Марш по компасу!»
И снова давит на мнение
Авторитетом корпуса.
И снова идешь в работу,
Забыв о любви сказать,
До коликов ли, до рвоты,
До чертиков ли в глазах —
Работа, работа, работа…
Издергаешь день до дна,
И слышишь, как бьется аорта,
Гудящая,
как струна.
А у нас сегодня праздник-распроказник!
А у нас сегодня Света – как комета!
А у нас сегодня Мишка – как мальчишка!
Даже строгий Витя Корень – раззадорен!
Поцелуи в полусне парадной,
Жадные, до ломоты в зубах,
Чей-то смех, неясный и нескладный,
Ломтик апельсиновый в губах,
Танец – так что в дрожь идут фужеры,
Чернь волос в разбросе по плечам:
Веселятся по субботам инженеры,
Позабыв о должностях на час.
Инженеры, славные ребята,
Вы, конечно, – техники солдаты
И еще такая ж чепуха.
И на час отброшено пока,
Что у Светы будет сын от Мишки,
А у Мишки – дом и свой мальчишка,
И у Вити тоже есть заботы:
Выглядеть солидным на работе.
К черту все! Сейчас идет разрядка,
Каждый с мыслями своими – словно в прятки,
И запретно помнить беды разные.
Вот какой сегодня праздник-распроказник,
Грустный.
А у вас?
Снова десять шагов, снова сто —
Невский мокрым асфальтом вылизан,
Под ногами – зеркальный простор
Фонарями и звездами вынизан.
В лужах теплится жидкий неон,
Фары луч по граниту режется,
И размытые пятна окон
На промокшем асфальте нежатся.
Полководцы из темных бронз
Призадумались пьедестально,
В темных глыбах монокристальных —
Отголоски великих гроз.
По мерцающим площадям,
По блестящим путям трамвайным,
Я иду, словно втянут в тайну
Поклоненья ночным огням.
Под косыми крылами крестов,
По гранитам, в туман рдеющим, —
Снова десять шагов, снова – сто,
Словно в царстве плыву Берендеевом,
Словно гонит меня из стен
Дождь весенний – каналья лукавый.
В нарушении всех систем
Ночь встречаю в кольце каналов.
Ее стихами не начнешь,
Ее бы надо прозой.
Какие, к богу, туберозы?!
Не женщина, а завитая вошь
(сотрудница моя, что сзади).
И надоела же мне за день,
Как в спину воткнутая брошь!
Сначала вертится, вздыхает,
Затем ворчит: чем я плохая,
Чем это я не нравлюсь вам
По вечерам и по утрам?
(Все это от безделья маясь)
Тогда, не выдержав, срываюсь.
Я говорю ей: Краля!
Хотите, я вас задифференцирую
и проинтегралю,
А захочу, возьму производную,
Чтоб знать, какая от вас «косая».
Краля, вы передо мной совсем босая,
Словно принимаете процедуру водную:
Нет ни бюстгальтера, ни штанишек,
Кого копируете? Марию Мнишек?
Леди Хамильтон? Куртизанок Рима?
Краля, вы думаете, что вы – Прима?
А вы – совсем наоборот,
Как в банке заформалиненный урод.
У вас даже не голова, а курдюк.
Я бы предпочел бурдюк,
Пусть даже пустой,
не наполненный вином.
Мне бы вас не увидеть сном, —
испугаюсь, краля!
Краля, из какого же вы кораля
В моей… действительности?
Деньги вы, деньги!
Проклятые деньги!
Кто-то скупает бронзу и бренди,
Кто-то – путевки в Рио и в Кению…
Ах, деньги вы, деньги,
Проклятые деньги!
Аккредитивов в руках не держал я,
Подпись в кредитках не ставил державно,
Не настригал режиссерских купонов
Прибылью кинопрокатных законов.
Только,
болтаясь с копейкой в кармане,
Меря метры вдоль линий трамвайных
(дней неухоженных, книг недокупленных,
счастий непрожитых, губ недолюбленных),
Крою матросом, привязанным к стеньге:
Ах, мать вашу, деньги!
Проклятые деньги!
Я грустный сегодня, простите, грустный.
Стихов не сделаешь из пустоты.
Затек в кривое мутное русло
Пустых страстей, бед, суеты,
Теку по ветру комочком пуха,
Куда потянет, туда и тянусь.
Слова тягучие шепчет в ухо
Моя славянски-синяя грусть.
Колышусь безвольный, как римская тога:
О чем-то мечталось, чего-то не смог,
А где-то под пылью заждалась дорога
Моих привычных к дорогам ног.
Я грустный сегодня, простите, грустный,
Виском больным приложусь к стене
И слышу, как город играет на гуслях,
Тихо и жалобно…
Обо мне?..
Мы – мальчишки на мотоциклах,
Скорость двинувшие вперед,
Мы, летящие в сферах цирков
Обывателю поперек,
Мы, в пыли одиозных строек,
В масле блюмингов и станков, —
Пусть испачкаемся – отмоемся
Резкой строчкой своих стихов.
Мы, считающие мезоны
И состав полимерных масс,
Мы – в безвестных режимных зонах,
Мы, неспетые, что – без нас?
Галактические скопления
Нам отыскивать в сентябрях,
Отрывать по листочку от времени,
Дважды тысячного календаря.
Мы – насмешливые хулители,
Резонеры и сорванцы,
Несозревшие, но мыслители,
Сыновья, но уже – отцы,
Не провидцы и не пройдохи,
С ожиданьем распахнутых глаз,
Мы, живущие, как на вздохе,
Мы – неспетые, что – без нас?
Мы – ваятели, мы – воители,
Пусть не выношенные, но умы,
Тридцатилетние обвинители,
Тридцатилетние обольстители,
Тридцатилетние руководители,
И мечтатели…
Кто же – мы?
Тишина, тупая тишина.
В ухо молотком стучит будильник.
Комната: три стенки, два окна, —
Крупногабаритный холодильник.
Черное стекло ползет слезой,
Дождь по крышам и аллеям косит.
Мокрой обезлистевшей лозой
По пустым бульварам свищет осень.
Телевизор, бледный глупый глаз,
Отключен, чтоб не гудел эфиром.
В этих стенах не хватает Вас,
Женщина неведомого мира.
А без Вас – ни света, ни пути,
И живешь какой-то мыслью задней.
Это значит – годы к тридцати,
День прошел, и измотался за день.
Это значит, – куришь до утра,
В семь встаешь, к постели тянет в восемь…
Осень, – трижды клятая пора,
Голая по крышам бродит осень.
Одиночество до боли…
Кажется, что в чистом поле
Дом стоит – дубовый лес,
И в камине пьяный бес
Плещет, мечется, резвится,
Камни лижет, жрет страницы
Дней, сожженных у него.
Вьюга снегом бьет в окно,
Воет, стены обметает,
Ставни рвет, собак пугает,
И цыганка молодая,
Ожерельями играя,
На ковре у ног моих,
Словно верный дог, лежит.
И ко мне приходят гости,
Пьют вино, играют в кости,
Мечут карты на сукне…
Только это все – во сне,
Только это все – мечты.
Где-то, как-то ходишь Ты.
Наяву пустые стены
Кровь морозят в теплых венах,
В белых хлопьях снег висит,
За окном фонарь горит.
Голо, холодно, уныло,
Пахнет супом, кошкой, мылом,
Я – один, надеждой битый,
Старый Грин лежит открытым
На моем пустом столе.
Только вижу:
дом стоит,
В очаге огонь горит,
И цыганка молодая,
Ожерельями играя,
На ковре у ног моих,
Словно верный дог, лежит.
И ко мне приходят гости,
Пьют вино, играют в кости,
Мечут карты на сукне…
Но зачем цыганка мне?
Подари прекрасное,
Сказку подари.
Надоело сбрасывать
Ритмы в сентябри,
Надоело кружевом
Виться по ночам,
Голосом простуженным
Сны чревовещать.
По осенним лужам,
В фонарях горя,
Голосом натужным
Ветры говорят.
Среди них, обманчивый,
Чистоту любя,
Желтым одуванчиком
Вытянешь себя.
Дунет ветер, сразу же —
Разлетишься в дым,
Легким и проказливым,
Тёплым, но немым.
От избытка нежности
Светится кристалл,
Но когда – заснеженный,
Но когда – устал…
Я устал приказывать
Лепесткам зари —
Подари прекрасное,
Сказку подари.
Ты не напишешь ей стихов и пышных од,
Ты спрячешь грусть и бантом взгляд завяжешь,
И чтобы не пугать,
ты никогда не скажешь,
с какими мыслями ты встретил Новый год.
…Программа действия…
…и только лишь она…
…способна возродить…
…оглохшее болото…
…Но сколько ни старайся, не понять,
…что здесь есть долг, а что – работа.
Но как искать, когда искать нельзя?
Когда безвольно каждое движенье?
Когда из крови общества изъят
пульс жизни,
вместо – только униженье?
И сколько ни пытаться, ни искать,
Ни будоражить нервы никотином,
Все лишь черно: и признанная знать,
И чернь черна, и дети не безвинны…
Так мы живем: стремиться – никуда,
Любить – ничто и ненавидеть чинно,
И тонут в серой тине города,
И люди умирают беспричинно.
Печаль моя, пройдешь ли ты? когда?
Иль неужели в этих зимах темных
По-прежнему мне будут города
Казаться скопищем бездомных?
Я – бредовый?… Я – непутевый?…
Еще какой?…
Я все… «готовый»
Испить, прочувствовать, узнать.
Да, я безмерен в увлеченьях,
Да, я беспамятен в прощеньях,
Да, я готов раздать себя —
Хотите в розницу ли, оптом, —
Я раздаю себя безропотно,
Когда берете вы любя.
Да, я бываю непрактичен,
В поступках часто не логичен,
Безудержен, гиперболичен,
И спутал ночь с началом дня…
И все ж вы любите меня?
А я – другой:
Я быстро жил и прожил,
Поторопясь, обманную бурду,
В стремительности ободрал всю кожу,
По жизни – голым по лесу иду:
Мне даже воздух,
Как спиртОвый «ожег»,
Мне даже листья —
Бритвами по коже,
Мне даже женщина —
Грибница с ножиком:
На взмах глазами режет на ходу.
Такой я слабый?… Нет.
… И прочен, как кистень,
И слаб, как влажность глаза,
И жёсток, как кремень,
И рыхл и резок сразу,
И где-то не успев,
И как-то исстрадав,
Чего-то не допев,
Кому-то не додав,
И взять бы – да невмочь,
Сберечь бы – да не скуп,
В покой бы – не забыть
Ни рук её, ни губ,
И хочется всего,
И можется по-разному,
И трудно, и легко,
И труженик, и праздный, —
Такой я разный…
А вы другие?.. Что ж!..
И все еще – ищу,
Все еще верю: будет.
Теперь уж не кричу,
Сыграв десяток судеб,
И не горжусь собой.
Теку ль с толпой,
Запрусь ли в комнате,
Пирушка ль у друзей,
Вином наполните ль,
Или я всех трезвей,
Какой успех, какие неуспехи,
Случалось, – радость от потехи,
Смеюсь, грущу,
В самозабвенье спорю
Или фиглярничаю с горя, —
Тебя ищу…
………………………………………
…Четыре стенки – много ль нужно для себя?
И снова не понять, куда теку я.
Вчера, казалось, обнимал Тебя,
Проснулся – обнимал совсем другую.
Куда ж нам плыть?…………………
……………………… Без поцелуя…
О проекте
О подписке