Тюрбан зарыдал еще сильнее: «Ты все мозги пропил. Буряк – ты больной подонок! Может, ты и меня не узнаешь?» Мужчина по фамилии Буряк покосился на лицо в чем-то белом, на красное полотенце вокруг головы и решил потянуть время:

– Почему, узнаю. Чтобы прекратить расспросы он повторил жалостливым голосом:

– Пить.

Тюрбан вышел. В больной голове вяло вертелись имена: Анька, Санька, Манька, Танька, Тонька, Дунька, Женька, Фенька, Раиса Александровна…

– Вот смотри, подонок. Вместо воды умирающий от жажды подонок увидел маленькую книжку. – Смотри, подонок, что написано, подонок. «Кристина Анатольевна Буряк» написано. Я – жена твоя, подонок. Вот штамп в паспорте. Это – наша квартира. А ты, Буряк, – подонок!

Кристина Анатольевна Буряк убрала паспорт в карман халата, сняла полотенце с головы и гордо тряхнула гривой рыжих волос, крашенных краской «Блонда калор. Квин оф зе найт», с оттенком «Жгучий каштан».

Вдруг раздались вступительные аккорды « полета валькирий». Муж Кристины Анатольевны Буряк неуверенно полез за телефоном, пытаясь уползти от неприятной семейной сцены. «Ямамото Стурлусон» лежал в какой-то луже. Eго серый пластиковый корпус треснул, но он все равно работал. Когда нужная кнопка была найдена, трубка заговорила:

– Здрасте, могу я поговорить с эээ Буряком Феликсом Эдмундовичем?

– Нуу, – скорее с сомнением, чем с согласием ответил мужчина трубке.

– Вам удобно говорить?

Говорить было неудобно, боль эхом разносилась по голове от каждого звука. Но рыжая женщина в комнате явно хотела продолжить атаку. Поэтому мужчина вяло отвернулся к стене и сказал скорее с согласием, чем с сомнением:

– Ну.

Далее произошел непринужденный разговор, из которого мужчина понял, что он, не только Феликс Эдмундович Буряк – но и мудак, провинциальный гопник, и ведет себя не как бизнесмен. Его, мудака, гопника и небизнесмена ждет ужасное будущее в виде грубого сексуального насилия и захоронения в лесу. А его торговый центр распилят на доли и распродадут продавцам помидорами. Феликс Эдмундович пытался возразить и даже произнес: «Эээ…», но его прервали. Он узнал, что неприятности с летальным исходом на лесной полянке ждут его, если Стасик не вернется в Москву к концерту в «Олимпийском». Мужчина смирился, что его зовут так странно «Феликс Эдмундович», но хотел спросить, кто такой Стасик и чем Стасик дорог этой кровожадной, визгливой тете с той стороны трубки. Он спросил: «Аааа?» Но трубку бросили.

Головная боль, нападение рыжей женщины и анонимные угрозы заставили Феликса Эдмундовича заспешить в укрытие. Он неровной походкой заковылял в ванну, захватив на всякий случай вазу. Кристина Анатольевна Буряк с презрением отвернулась от своего мужа и подарила гораздо более нежный взгляд Хулео Иглесиасу в телевизоре «Panavidic» 17 дюймов. Феликс Эдмундович решил принять душ, но принял ванну. Точнее ванна приняла тело Феликса Эдмундовича, который не смог удержать равновесие и упал, потянувшись за мылом. Падая, он уронил стакан с зубными щетками «MickeyMouth», мужскую зубную пасту «Челюсти», безопасную бритву «Гильотен», пену для бритья приличной марки, пену после бритья еще более приличной марки, увлажняющий крем той же более приличной марки, туалетную воду «TzarIvan», туалетную воду «Skinofdictator» и еще…Но остальные предметы упали после того, как локоть Феликса Эдмундовича снес немецкий смеситель «Vosch», а голова Феликса Эдмундовича ударилась о ванну. Струя ледяной воды из сломанного смесителя ударила в упавшее тело. Все-таки, Феликс Эдмундович принял душ.

«Буряк, ты умер?» – спросил голос из за двери с плохо скрываемой надеждой. Но надежда на безвременную кончину супруга была беспочвенна. Квартиру уже давно украшала не чугунная ванна Череповецкого металлургического комбината, и даже не стальная – от Ижевского завода сплавов, а виниловая испанская марки «хоум элит». Легкое изделие опрокинулось под весом в 115 кг. «Что за жисть!», – подумал живой, но сильно ушибленный муж Кристины Анатольевны. Ваза муранского стекла была разбита.

Ему было на что жаловаться. На заре жисти родная бабушка, пользуясь отсутствием отца и слабостью матери, дала ребенку имя-отчество несгибаемого революционера и главного чекиста. Это максимально испортило существование юного Буряка в школе. Он возненавидел всех, кто хоть что-то знал о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском, и сошелся с теми, кто о Дзержинском не знал. Таких было раз, два и обчелся. Раз – Васька, два – Колька. Оба из соседнего интерната. Они не читали книжек, тем более учебников, пугали учителей и били всех, кто попадал в район бараков. Избили и Феликса. Потом еще раз, потом еще, а потом, когда он сам отдал всю мамину мелочь на хлеб, как бы подружились. Вместе с ними он вышел на тернистую дорогу разбоя. Став постарше, он придумал себе кличку «Феличита». Дальнейшая криминальная карьера Феликса Эдмундовича Буряка банальна и не заслуживает описания.

Много воды утекло из смесителя, прежде чем падший хозяин торгового центра «Новый свет» решил встать. Получилось только сесть. Он почесал второе «Я» телефоном, отчего высветился последний входящий звонок. Захотелось позвонить и узнать, кто такой Стас. Позвонил и узнал.

– Кто он такой? А ты кто такой? Кто ты такой? А? Ты кто такой, чтоб он у тебя пел? Тем более второй день. Я б тебе и на минуту его не одолжила, понятно. За тебя важные люди поручились. Ты теперь мне за каждый пропущенный концерт платить будешь. А если к концерту в «Олимпийском» не вернешь, будешь ржаветь, Феликс, ты мой, Железный, в лесной канаве. «Каждый раз одно и тоже», – с горечью вспомнил всю свою биографию Феликс Эдмундович Буряк. День начался как обычно.

12

История бриллиантов полна жутких преступлений, душераздирающих драм и непроницаемых тайн. Как купить кольцо с заветным камушком? Для Василия Горюхина то была тайна за семью печатями. «Я не способен купить даже маломальский брилиантишко!» – то была для него драма. Ну а то, что он скрыл эту тайну от невесты, было самое настоящее преступление. Ему не хватило духа сказать горькую правду дома, затем не хватило духа по дороге к торговому центру. Когда Василий вслед за невестой ступил на порог «Нового света», дух его испарился вовсе. Он шел в ювелирный, как на Голгофу. Невеста Василия Горюхина была девушка со вкусом и, судя по тому, как долго и подробно говорила с продавщицей, знала в бриллиантах толк. «Если мы не потянем вот это скромное колечко, то можем взять вот это совсем простенькое», – понимающе клала ладошку на руку Василия невеста Василия. Тяжела была ладошка. Груз позора лег на Василия и придавил его.

Сделав титаническое усилие, Василий ласково улыбнулся невесте. Его правое полушарие, отвечающее за образное мышление, уже рисовало ему одну за другой картины: он душит невесту, закалывает ее кинжалом, выхватывает пистолет, стреляет себе в висок, бьет витрины, засовывает бриллианты в карман и уносится на гоночной вишневой девятке в ночь. Одновременно левое полушарие, отвечающее за дедукцию, лихорадочно просчитывало варианты реальных отступлений. Если соглашусь на простенькое кольцо, значит платить сейчас. А денег нет ни на простое, ни на самое простое, ни на проще простого. Если соглашусь на скромное, то можно отложить на пару часов, пообещав сбегать за оставшимися деньгами. Но бежать некуда. Со спокойствием, которому позавидовал бы покойник, Василий обратился к продавщице: «Знаете что…. А не могли бы отложить вот это», – и показал на кольцо с ценником в два раза больше, чем у скромного. «Свадьба же раз в жизни бывает. Гулять, так гулять. В понедельник получу зарплату и сразу к вам», – вдохновенно врал жених. Регулярная зарплата в его учреждении давно была анахронизмом. Вместо нее давали мыло или стиральный порошок, или ничего не давали. Невеста завизжала от восторга и гордо посмотрела на продавщицу. «Лучше бы ты застрелился», – сказало правое полушарие левому.

Окрыленная невеста полетела к свадебным платьям. Она великодушно освободила Василия от повинности присутствовать при примерке. Для этих целей она выбрала подругу. Василий был отпущен на все четыре стороны с условием, что купит себе брюки. Внутренний монолог бредущего неизвестно куда жениха был очень эмоционален, но незатейлив: «Боже мой! Боже мой! Боже мой! О, Боже мой!» И так еще 47 раз, пока в голове среди туч отчаяния не вспыхнул лучик надежды. «Конечно! Это выход! Как я об этом раньше не подумал. Тогда я куплю и кольцо и брюки…Да ладно, что мелочиться , костюм куплю, туфли. Туфли те, саламандеровские. Платье тоже возьму на себя. И свадьба тогда будет не в квартире ее родителей, а в ресторане. Нет, надо быть скромнее, достаточно кафе». Василий вздохнул с облегчением и твердо зашагал к ларьку моментальной лотереи. Широким жестом он высыпал на кассу мелочь и попросил один билет с мускулистым конькобежцем на картинке. Потом подумал, что один билет – это слишком самонадеянно, и купил второй – с гимнасткой.

Василий и раньше испытывал божью доброту на прочность. Но Боже уклонялся от материальной помощи посредством лотереи под разными неизвестными предлогами. Он оказывал ее только посредством родителей и жидкой получки. Этого Василию казалось недостаточно, поэтому периодически он становился атеистом и даже пару раз покупал билеты, рассчитывая только на чистую математическую вероятность 1:10 в 5-ой степени без всякого божественного вмешательства. Расчеты не оправдались. «Но сейчас другое дело! – взывал Василий,– я поставил все на кон. Положение отчаянное. Исключительное . Что меня спасет? Только милость божья!» Из кармана была извлечена десяти копеечная монета. С новообретенными верой и оптимизмом, раб божий Василий потер билет. Он тер нежно, как будто боялся поцарапать золотой слиток. Зря боялся, слитка не было. На месте, где должна быть цифра хотя бы с пятью нолями, была надпись из трех букв «УПС!» Без всякой нежности и веры Василий соскреб фольгу на следующем билете. Изящная гимнастка тоже не принесла удачу, как и могучий конькобежец. Испытатель судьбы обмяк и снова стал разочарованным атеистом: «Нет правды на земле, но правды нет и выше». Ноги понесли атеиста прочь с места катастрофы. Оба полушария отключились, чтобы не расстраивать хозяина мыслями о грядущем кошмаре. Включился автопилот, чтобы тело могло двигаться. Наверно, это мозжечок подключился. А может не мозжечок.

Мимо медленно проплывали предметы первой, второй и третьей необходимости, а так же предметы роскоши. Казалось, они, как в диснеевских мультфильмах, все хором пели: «Ты – лузер! Ты – лузер! Ты –жалкий, жалкий лузер!» «Да, я – лузер», – сокрушенно кивал согласный с ними интеллигент Горюхин. Прохожие тоже знали, что Василий Горюхин – лузер. Сначала его, молча, даже как-то брезгливо убрал с дороги легким движением руки какой-то крутой здоровый детина с татуировками, но в дорогом костюме со стальным переливом. Потом бабулька с пакетиками попросила его подвинуться в грубых выражениях: «Ты, курица вареная, – говорит, – подвинься». Так и сказала. А еще пенсионер называется. Потом на него показывали пальцем две продавщицы из за витрины. Вася прочитал по их губам: «Смотри, вон лузер идет». Вася отошел, а они даже не проводили его взглядом, не удосужили вниманием, так сказать, продолжая смотреть и тыкать пальцем в то место, где его уже не было. Потом полная волоокая девица спросила Васю с каким-то оскорбительным участием в голосе: «С вами все в порядке? Вам помочь?» Потом его толкнул на эскалаторе парень и извинился совсем небрежно.

«Жизнь – говно», – подумал Вася и двинулся искать сортир.

Так Вася снова стал думать.

За огромным залом парфюмерии «Ибн-Роше» была дверь, над которой висела табличка с тремя фигурками мужского рода и одной женского. Странная диспропорция мужского и женского была отмечена Васей, но не заинтересовала его, целиком поглощенного низменными инстинктами своего тела. Он открыл дверь. Вместо вожделенного сортира там был грузовой лифт на парковку. Рядом висел тетрадный лист, прилепленный скотчем. На листке добрая рука написала «туалет на 3 этаже». Вася нажал кнопку. Подождал. Нажал еще раз. Еще подождал. Потом нажал кнопку и приложил ухо к двери лифта. Потом подождал. Потом нажал кнопку и проверил, горит ли она. Кнопка не горела. Потом нажал кнопку медленно, но сильно (может, контакт отошел). Подождал. Изделие завода «Красный подъем» не откликалось. Вася рассердился и ударил кулаком негостеприимный лифт. Испугавшись наделанного шума, оглянулся. За ним, молча и с интересом, наблюдал охранник. Спускавшиеся по лестнице люди тоже смотрели на Васю. Чтобы не видеть эти смеющиеся глаза Вася потупил взор и пошел наверх.

Через 37 секунд подъема взгляд его заметил на ступеньках среди спускающихся ботинок и туфель какой-то блестящий предмет. «Что это может быть?» – задал он сам себе риторический вопрос, потому что уже знал ответ. «Это – бриллиант! Какая-нибудь богатая дура потеряла. Ей все равно не нужно. Бог помог мне самым простым и эффективным способом. Лотерейный выигрыш я бы черт зна… не чертыхайся ты, идиот…я бы неизвестно когда получил. Ура! Аве! Славься!»

Осталось сделать один шаг и подобрать бриллиант с пола. Уже рука вылезла из кармана, как вдруг в Васе встрепенулся скептик и пессимист: «Какой бриллиант? Это стекло бутылочное, дурень. Держи карман шире». Вася прошел растерянно заветную ступеньку, мучаясь выбором. Скептик не унимался: «Заруби себе на носу: бог, если он существует, не помогает материально. Он о твоей душе заботится и все. Геморрой там насылает, чтоб ты страдал и совершенствовался. Для твоих земных потребностей его все равно, что нет. Иди лучше толчок ищи». Вася слушал его и постепенно удалялся от ступеньки, где бриллианты лежат.

«Стоять!» – скомандовал Васе внутренний оптимист и теист, – «Ты сам бежишь от своего счастья. Кредо квиа абсурдум! Это испытание веры».

Вася двинулся назад. Он спустился по лестнице, но камня не увидел. Откровенно шарить по ступенькам было неловко. Скептик ехидно захихикал: «Тебе не стыдно, как нищий в грязи возиться. Докатился. На тебя люди смотрят». Смущение подтолкнуло Васю вниз по лестнице. Он принял вид беспечного прохожего и оставил бриллиант позади. У основания лестницы на него снова с интересом посмотрел охранник.

Оптимист внутри Васи не сдавался и упрямо гнул свою линию: « Бог не приносит дары на блюдечке. Надо пересилить гордыню и мещанскую стыдливость. Иди и воздастся». Вася покорно пошел наверх.

«Ты смешон и жалок», – скептик перешел на личности. «Унтерменш несчастный. Акакий мечтательный. Сам заработать не можешь, осталось только на бога надеяться. Тьфу на тебя».

Вдруг двуличный Горюхин увидел, что какая-то бабка пытается нагнуться как раз на месте залежа драгоценностей. Отбросив все колебания, искатель сокровищ ринулся вперед. Опередив конкурентку и даже слегка толкнув ее, он схватил вожделенный предмет роскоши и поскакал по лестнице с резвостью напуганной антилопы.

Он посмел оглянуться и оглядеться только перед дверью сортира. Осмотр камня был отложен до безопасного одиночества в тиши туалетной кабинки. Руки дрожали. Точнее одна рука дрожала, а вторая потела, сжимая в кармане находку. «Отсюда ты выйдешь другим человеком!» – торжественно подумал Василий Горюхин про себя, сделал сильный вдох-выдох и открыл дверь в сортир. В следующий момент он открыл рот от неожиданности и удивления. На него во весь опор неслась на четвереньках особь женского пола. Увидев васины ноги, особь замерла и подняла в испуге голову. Это была та самая барышня, чье сочувствие так не понравилось Горюхину, когда он был удручен результатом лотереи. Пикантная позиция и хорошо обозреваемое декольте кого угодно отвлекли бы от мыслей о бриллианте. Немая сцена была прервана диким воплем из угловой кабины. Девушка вскочила на ноги и бросилась к выходу, крикнув: «Задержите его, а то он меня убьет. Я слишком много знаю». «Извините», – вежливо сказал потомственный интеллигент и выскочил первым.

Через пять минут блужданий новое укромное место было найдено – примерочная кабинка джинсового магазина. На вешалке висела пара штанов для маскировки. На лбу Васи блестел пот. На ладони Васи блестел предмет. Блестел катастрофически дёшево. Это была гранёная стекляшка, с дырочкой по середине. Бусинка какая-то. Такую и потерять не жалко. Мусор. Фигня. Туфта. Лабуда. Хрень. Откуда-то сверху доносились раскаты божественного хохота.

13

Эльдар ушел. Затем ушла менеджер Анна разбираться по поводу исчезнувших джинсов. «Просто Анна» осталась одна наедине со своими мыслями. Потом мысли рассеялись, и Анна осталась просто одна. Это было тяжело и скучно. Поэтому она очень обрадовалась покупателю. Анна была само радушие. Рассказала о скидках по случаю открытия, полюбопытствовала, как ему торговый центр; спросила, какие джинсы предпочитает: классику или что-нибудь пооригинальнее; просветила о новых коллекциях, о будущих тенденциях, о шикарных ливайсах Стаса на вчерашнем концерте, улыбалась широко до неприличия, принимала изящные позы, – в общем, обслуживала клиента по первому разряду и, даже, лучше. Все без толку. К ее досаде он был рассеян, к улыбкам и позам равнодушен. Бесчувственный тип взял, не глядя, пару джинсов и скрылся в примерочной. Через минуту оттуда послышался стон и что-то нечленораздельное. Анна была чутким продавцом, поэтому участливо спросила: «Вам подошел размер?» В ответ услышала: «Да что же это такое? Что мне с этим делать?» Священные заповеди маркетинга неоновыми буквами загорелись в голове Анны: «Продавец должен мягко брать инициативу в свои руки. Покупатель редко знает, чего он хочет. В глубине души клиент надеется, что продавец сам сделает за него выбор». Со словами: «Разрешите, я взгляну», – Анна открыла занавеску. Джинсы висели ненадеванные. Странный клиент сидел с видом больной собаки и на вытянутой лапе держал что-то блестящее.

– Что это? – удивилась Анна и наклонилась поближе.

– Это п…дец, – горько промямлил грустный покупатель.

– Нет, это не п…дец, – Анна узнала украшение.

Всего день назад она за такое могла жизнь отдать. Ну, не то, что бы уж совсем всю жизнь, но, в общем, многим могла бы пожертвовать. Ну, там куртку отдать поносить на пару недель, или там поцеловаться. Ну, уж точно отдала бы все свои журналы «Опля!» за три года. Это была страза с джинсов Стаса. Как писал журнал «Опля!», на эксклюзивных джинсах певца было нашито 85 камней Воровски. Но на гастроли едут джинсы попроще, со стеклянными стразами. Но это не важно. Все равно такие джинсы есть только у Стаса, ну еще у Эроса Иглесиаса-младшего.

– Где вы это нашли? – стараясь выглядеть как можно равнодушнее, спросила Анна.

– Там, на лестнице у парковки. А что это?

– Страза с брюк, ерунда. А что вас расстроило?

Клиент встал, шмыгнул носом, вдруг затрясся всем телом, ткнулся лицом в плечо ошарашенной Анне и начал орошать ее футболку обильными слезами. … В правилах маркетинга о таких случаях ничего не говорилось. «Пердун старый, уже 30 лет наверно. А все хнычет как маленький. Как бы чернила на бейджике не расплылись». Аня нерешительно положила руку на голову пердуна и нежно, по-матерински заворковала:

– Ну, успокойтесь, успокойтесь. Как вас зовут?

– Васс-сь– ся.

– Ну, что случилось, Вася?

И Вася рассказал ей все.

14

– А, где Антон Петрович?

– Я за него.