Машины, только что с завода,
уже идут по полю взводом,
как танки, только не для боя —
для мира, счастья и покоя.
Наш землероб, узнавший волю,
зерно на общем сеет поле.
На мудро вспаханном, свободном,
огромном поле плодородном
растит стране буханку хлеба
не «хлоп», что верил пану слепо, —
крестьянин вольный и богатый,
что строит школы, клубы, хаты...
Вокруг все польское, родное,
усадьбу строя – Польшу строим!
Варшава! Все, что ты возводишь,
твердит о славе и свободе.
Еще не залечивши раны,
Мокотов строишь ты, Муранов;
ты строишь сотни зданий сразу,
с размахом и энтузиазмом.
Жизнь расцвела на пепле гетто...
«В – З»... О, стоило за это
сражаться, чтоб поднять Варшаву!
(Рифмуем с ней – кирпич кровавый.)
Но кровь – советских, польских армий —
впиталась в почву здесь недаром:
вступили мы на путь свободы,
а завтра вступят все народы!
Звенит от края и до края
над вольной Польшей песня Мая.
Как юность, радостна она,
победоносна, как весна,
как знамя, красным цветом брызжет.
Ее поют в Москве, в Париже,
петь будут скоро песню эту
все страны света, вся планета!
Идут Охота, Прага, Воля,
сыны заводов, штолен, поля,
ткачи, шахтеры, металлисты,
и молодежь! За ними Висла
и Татры. Блещут стяги Мая,
огонь их Висла отражает...
Тот Май, что видели мы с вами,
какими передать словами?
Ты помнишь облик Варшавы
минувших жестоких годин,
когда и под пыткой кровавой
сверкала красой средь руин,
горела порывом к свершеньям,
надеждой и волей сильна?
Сегодня побед воплощеньем
встает перед миром она!
А Лодзи ты знаешь обличье?
Встает в пролетарском величье,
сурова, упорна, грозна.
За труд, за свободу, за право
боролась отважно она;
бессмертной овеяна славой,
теперь она сотнями труб
приветствует радостный труд!
А видел Домброву ты ныне,
Силезию в гуле труда?
Гляди: это уголь наш в Гдыне
огромные грузят суда!
Гляди, как страна расцветает:
встают из руин города,
по рельсам бегут поезда,
и флаг наш на мачтах сверкает!
Поэтому в день Первомая,
былое добром поминая,
мы выйдем под шелест знамён,
уверенно путь пролагая
к величью грядущих времён,
в прекрасную явь воплощая
веками взлелеянный сон!
Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом!
Над миром наше знамя реет
и несет клич борьбы, мести гром,
семя грядущего сеет.
Оно горит и ярко рдеет:
то наша кровь горит огнем,
то кровь работников на нем!
Болеслав Червенский[27]
Тема? – Река. Место действия? – Свет.
Цель? – Счастье. Враг? – Капитал.
Мы сквозь решетки глядели на свет —
молот стальной решетки сломал.
Мы выйдем на улицы Первого мая
во всех столицах шара земного,
крепко друг другу руки сжимая,
каждого примем, как брата родного.
Каждого?! Нет!
Ибо гнев жжет огнем,
ибо есть троны и мир капитала.
Наше знамя? Цвет его – алый,
«то кровь работников на нем!»
Мы... а вернее, наши отцы
(сколько лет назад?..)
в Лодзи, в Варшаве шли, как бойцы,
на Первомай,
как на бой...
Троны и банки еще стоят...
Выше алый стяг подымай!
Стяг этот твой!
Был Пятый год, был Семнадцатый год,
сверкал Петроград, вдохновляя народ,—
насмерть сражаясь с врагами,
Октябрь поднял красное знамя!
Это же знамя шумело в Мадриде,
песни звенели в этом же ритме.
В Граммосе горном, в варшавском предместье
те же сердца, те же песни.
Будут свободны от гнета все страны!
Будет сломлен фронт Гоминьдана,
сгинут и Сити, и Уоллстрит —
свобода весь мир озарит.
Мир, мир, мир народам!
Братство всех рас и племен!
Вперед – первомайским походом,
под лесом красных знамен!
В грядущее – молот, кирка, плуг!
Вперед – в лучистую даль!
И ты вместе с ними, писатель-друг,
слово – сталь!
Пятьдесят восемь лет
мы празднуем Первомай.
Товарищ, ты завоюешь весь свет!
В работе – мужай!
Не было в Польше профсоюзов,
был только дым труб.
Хозяин царил над толпой синеблузой,
мастер был нагл и груб.
Пятнадцать часов в цехе фабричном,
гроши за неделю труда.
И темп! Темп работы ритмичный...
Радовались господа.
Росли Шайблеры и Лильпопы,
росли их барыши.
Трубы росли. Из деревни шли хлопы
на каторжный труд за гроши.
Дети росли в сточных канавах,
рос голод, туберкулез.
На улицах кнут творил расправу,
текли реки крови и слез.
Не было в Польше Великой Коммуны
и баррикад Июля,
но молниистрелы для смелых и юных
ковались в фабричном гуле.
Год тысяча восемьсот семьдесят шестой
создал для стачек кассы.
Товарищи вышли, как гвардия в бой,
ведя за собой массы.
Путь преградила к светлой цели
тень виселиц над столицей.
Под ней остались в Цитадели
Оссовский, Бардовский, Куницкий.
Стачки... Локауты... Минули годы.
Лились майские песни свободы,
как воды, прорвавшие шлюзы.
Девятьсот пятый!.. Из крови и гнета
росли для нас,
росли наши славные профсоюзы!
И выросли гордо
на радость народа
Польши, сбросившей узы!
Мы создаем города,
мы создаем человека!
Биенье сердца – мерило труда
на стройке нового века.
Стены вздымаются ввысь,
бодро жужжат веретёна.
Польша входит в Социализм
единой, неугнетенной!
Трасса «В – З», «Солдек», Забже.
Больше стали, угля нам нужно!
Быстрей и лучше! Сегодня и завтра!
Дружно!
Дружно!
Дружно!
Дружно, с любым справимся грузом,
вперед – за новую жизнь.
Создал профсоюзы,
побратал профсоюзы
Социализм.
Невесёлые эти дали —
терриконы, отвалы, клети...
Кто такой пролетарий?
Тот, кому ничего не светит.
Что ж о горьком думать, тоскуя?
Но и не замечтаться б тоже!
Сегодня, друзья, хочу я
радости подытожить.
Тогда-то мы и тогда-то
одержали ещё победу.
Спросят меня ребята:
«Пап, а масло будет к обеду?»
Жена улыбнется: «Странно!
Так трудился – и не замотан!»
«Я же вкалывал не для пана,
я на социализм работал!
Я сегодня одной киркою
врубался, как сотни тысяч.
На триста план перекрою!
И больше сумею высечь!»
Шахта, отвалов камень,
конторы чёрное зданье...
Будущее перед нами!
Бытие определяет сознание!
Польша в руинах,
мрак, бездорожье.
Нас угнетали веками,
но не погибла,
погибнуть не может,
мы возродим ее
сами.
К небу взывает
пепел Варшавы.
Сотни и тысячи
с ломами вышли.
Из щебня истории,
из осколков славы
мост воздвигаем
над Вислой.
Дети народа —
враг не сломил их
в годы военной невзгоды —
строят сегодня
с гневом, с азартом.
Своды под небо!
Арки на своды!
Выше!
К социализму!
В светлое Завтра!
Мост для народа —
в этом награда.
Больше упорства,
мужества больше!
Массы пройдут здесь
мощным парадом.
Мост созидаем —
Польшу.
Двадцать второе июля. Варшава в огненном зареве.
Буг перейден. К оружию! Свобода уже видна!
Смертельный враг отступает, в наступлении
братские армии.
Каждый живой – сражайся! В военных пожарах
страна.
Пять лет мы трудились яростно на пепелищах,
руинах.
Поля распаханы плугом, и города поднялись.
И уголь – шахтерская слава – мчится, словно
стремнина,
по тысяче новых дорог. Польша растет ввысь.
Пробивает в камне Варшава дорогу «В – З», чтоб
вздымала
четвертый свой мост Висла – и дальше,
на Мариенштадт!
На восток! На запад! Прямо! Скорости мало! Мало!
Общий Дом пусть, сияя, встанет в честь твою,
пролетариат.
Строитель, быстрей кирпичи клади: каждый кирпич —
победа,
шахтер, в пласты врубайся: каждая тонна – триумф,
пусть заводы трубят о том, что живет Неподлегла,
что в соревновании крепнут руки, сердце и ум.
Над Силезией дым фабричный – выплавляется
больше стали,
Лодзь прядет на множестве кросен – километры
пряжи слились.
О, товарищи, до крови руки натрудим, чтобы врастали
в Польшу июльские рифмы: победа и социализм.
Осенний вечер, как палач,
во мраке сонный город топит.
На площадях – лишь ветра плач
да патрулей тяжелый топот.
Октябрь. Шестнадцатая ночь...
Внезапно адский рев моторов
кошмаром сотрясает город.
Варшаве спать уже невмочь.
Прищурив веки занавесок,
она считает: девять... десять...
Не спит Варшава – словно лев,
напряжена и непокорна,
она лежит во сне притворном,
тая презрение и гнев.
Не спит... И вражьи батальоны
напрасно рвутся на восток.
Уже с неделю эшелоны
горят у взорванных мостов.
И по откосам вдоль дороги —
стрельба и ругань, крик и стон.
Уже неделю по тревоге
немецкий поднят гарнизон,
и ночь варшавская привыкла
к сухому треску мотоциклов...
Тугая горсть осенней тьмы
сдавила здание тюрьмы.
Вдруг смерть пробилась сквозь решетки
зловещим сполохом лучей,
и шагом равнодушно-четким,
и жестким скрежетом ключей.
Подсчет был короток и точен,
и – всё. Конец. Надежды нет.
И криком боли в горле ночи
застрял несбыточный рассвет.
Их было пятьдесят. По группам
разбили их, втолкнули грубо
в пустые пасти кузовов.
И вот уж – Воля, Влохи, Двожец...
Как знамя, рея и тревожа,
растет далекий гул боев.
Смотри на них, моя Варшава!
Они – борьба твоя и слава,
судьбою пламенной своей
они учили нас сражаться
и умирать, но не сдаваться
во имя наших сыновей.
Мы отомстим за них, Варшава!
Шутам коварным и кровавым,
несущим рабство и позор,
нигде не скрыться от расплаты,
и будет беспощадно краток
наш справедливый приговор.
Их было только пятьдесят.
Их заточили в каземат
с варшавских фабрик и заводов.
Всю жизнь короткую свою
они прожили как в бою
за нашу Польшу, за свободу.
Их было только пятьдесят,
но следом тысячи солдат
пошли в сраженья и невзгоды
за счастье нашего народа.
Их было только пятьдесят,
а гнев и боль в виски стучат!
Товарищи лежат в могилах,
и я писать уже не в силах...
На Лодзинской ткацкой фабрике
им. Гарнама второй молодежной бригаде
присвоено имя Владислава Броневского.
Не так это вовсе просто,
а кажется – вещь простая,
ты думаешь: кончится с ростом,
а с ростом того не оставишь.
Рифма тянет и школьников в классах,
и профессоров седовласых,
и рабочих передовых,
и даже глухонемых.
Только это не виршеплетство,
не напыщенное пророчество;
в польской речи прочно и просто
людям высказать себя хочется,
объяснить, что хотят миллионы,
описать их поступки и лица,
разгадать, к чему они склонны,
чтоб душой с ними слиться
во имя огромного дела —
достоинства человека, —
чтобы лучшая рифма взлетела
к вершине века.
И тогда в стихах, как и в прозе,
закаты усилий стоили.
Спасибо ткачам из Лодзи
за то, что имя мое
своей бригаде присвоили.
О проекте
О подписке