Польский город Багдад
Ну не все ль равно, что сплошь
в картографии все ложь?
И без Ро́мера известно,
повторять я это рад:
в мире чудное есть место —
польский городок Багдад.
Если ты в него пролез,
видишь минаретов лес
и арабов тьму в Багдаде.
Но родной вдруг слышишь лад:
«Пан капрал, бакшиш. Поладим?» —
польский городок Багдад!
Хочешь смейся, хочешь плачь!
Что ни день, то польский матч,
или польский театр живучий
посещает этот град.
Здесь у вас знакомых куча —
польский городок Багдад!
Ты в кафе зашел на миг,
просто кофе пить привык,
и задел когото: «sorry».
А в ответ: «пошел ты в зад!»,
словно на родном просторе.
Польский городок Багдад!
К сожалению, есть там
«Polish Major Town»[21],
так напейся: завтра, может,
все в кутузку угодят.
И ничем вам не поможет
польский городок Багдад.
Где-то ведь на свете есть
этот город или весь?
Воеводство? По́вят?
Я не знаю. Но подряд
ткнешь в кого-то – «По́ляк».
Польский городок Багдад!
* * *
Всё нам, солдатам, едино,
вражья пуля зацепит – ну что же:
отмерят малость земли нам
где-то на бездорожье.
Всё нам, солдатам, едино,
тут точный подсчет бессмыслен,
сколько отмерят земли нам
на восток и на запад от Вислы.
Мы сами, солдаты-хваты,
штыком ли, ножей ли лезвиями,
прорвёмся – до Вислы и Варты,
до Балтики, до Силезии!
Потолкуем без шуток
о Вильне, Кшеменце и Львове;
не уступим и Новогрудок —
Адам, лови на слове!
Нас давят – мы одолеваем,
их силища, а мы вольные...
Шагаем, шагаем, шагаем,
живые и павшие воины!
Ни Урала, ни Колымы
(хватит, наездились в гости!) —
хотим мы польской зимы,
чтоб грела польские кости.
Кто враг нам, того поразит
штык наш в самое сердце.
Пасть духом нам не грозит —
мы будем биться до смерти,
будем биться по смерти...
Eine Nachtausgabe[22]
Зарёкся – не буду. И – срыв,
ты в мыслях моих все чаще,
вырастаешь в легенду, в миф,
вырастаешь во мне в несчастье.
Началось, как шалость,
с ленцой, с неохотой, прыг-скок,
а потом заплелось, смешалось:
я влюбился в тебя, как щенок.
И стихов были горы
(спасибо! спасибо, милая!),
и вдруг: «трепач» – приговор,
ты не со мной, словно смыло...
Что же делать, один на один с водкой?
Ночью корчась в рыданьях, как быть?
Я скажу тебе коротко —
попробуй меня любить.
* * *
* * *
Возле Яффских врат, зевая
в кофейне базарной,
помаленьку умираю,
трачу жизнь бездарно.
В Катамон идёт «четверка»,
по долине кружит...
Не поеду. Мне с пригорка
виден мир не хуже.
Палестина – это пытка:
нудно! нудно! нудно!
Жить ещё одна попытка?
Вряд ли, слишком трудно.
Смерть придет. Я жду и верю.
Медлит отчего-то...
Приоткрыты в вечность двери —
Яффские ворота.
Третий день малярии
Когда уже не знаешь, что делать,
что делать тогда?
Бритва? Нет, скверный способ,
и найдут без труда.
Жаль, не при мне парабеллум —
его изъяли.
Веревка? нет, не к лицу мне —
это для носильщиков на вокзале.
Дурачусь, дурачусь, дурачусь,
а только всё ясней:
сколько ни пей – ничего не значит,
не заснуть, хоть убей.
Хожу, как с перерезанным горлом,
к небу глаза, рад бы...
и ведь знаю, знаю – нельзя любить мертвую,
а любить – надо.
Надежда
I
Надежда
1
Земля, расцветающая порою весеннею,
осенью плодоносящая, сердца́ веселя, —
я люблю тебя, моя драгоценная
земля.
Если бы у меня в руке были молнии,
я бы бросил тебе их с небес:
пусть поля твои
на лемеха возьмут себе.
Земля, накопившая в недрах веками
уголь, железо, нефть,
заклинаю тебя солнечными лучами:
да будет свет!
Пускай рабочий, трудом истомленный
из века в век,
встанет на земле своей распрямленный,
говоря: я – человек.
2
Американцы, передавали по радио,
вооружают западных немцев,
и те, привычно оружию радуясь,
спешат по привычке в доспехи одеться.
Сто миллиардов с лишним
американского вооружения!
Это рявкнуто так, чтобы слышно
стало следующим поколениям.
Войной окровавленное поколение,
эпоха, в которую живем и творим,
говорит: «Война – преступление!
Не хотим!»
Мы новых открытий жаждем упрямо,
наши сердца влекут нас вперед,
и это не химеры Нотр-Дама,
это социализма победный ход.
3
Наши луга расцветились к лету,
так же, как и по всему свету;
земной шар открывается людям,
мы его крепко
любим.
Наша забота – пахать землю,
зерно взрастить, что в глубинах дремлет;
наша обязанность – за эти зёрна
драться упорно.
Драться за человечности ценность,
за землю, возделанную трудом.
Будущее зовет к себе нас.
Мы идем.
4
Как прекрасно под Куйбышевом
раскинулись пышные нивы,
здесь под русским широким небом
рождаются новые мифы.
Будет в клещи взята здесь река
железобетонной оправой.
Это дело людей на века!
Слава!
Лес преградит пути суховею,
волны в жерла турбин низринутся,
свет заблещет над ширью всею,
реки в нашу сторону двинутся.
Земля русская,
украинская,
и таджикская,
и грузинская,
земля,
земля,
будь прославлена каждая земля!
5
Весело думать, что в Москве
живёт Сталин.
Весело думать, что в Москве
думает Сталин.
Эти мысли – источник света,
радий жизни в груди.
Страна Советов,
вперёд веди!
6
Я пишу эти стихи 17 января, в годовщину вступления польских и советских войск в Варшаву.
О дивный день!
О Мария, умершая Мария, какой чудесный день!
Россия, Польша, какой прекрасный перелом,
какой прекрасный день!
Лобзать кирпич окровавленных стен Варшавы!
Любить людей!
Какой прекрасный день!
Какой прекрасный день!
7
Прекрасен шар земной,
слава ему!
Всем людям одинаково родной,
слава ему!
Мы держим на руках,
хоть тяжек этот дар,
как яблоню в цветах,
земной шар.
8
Землю трясет ураганом,
рев вихря жесток и бешен,
но мы против злобы встанем
с надеждой!
Мы здание мира возводим,
его не разрушить невеждам.
Запрет на атом —
народов надежда.
Пусть кровь Кореи не льется,
враги, себя злобой не тешьте.
Змеиный ваш шип оборвется:
надежда!
Мир смоет войны бесчестье,
сольет разделенных прежде;
сольются навеки вместе
их воля и их надежда.
Домой!
На севере дальнем разрушенный дом,
но будут в нем радость, свобода и счастье.
Эй, снова возьмемся за плуг и за лом,
пора нам домой возвращаться!
Пусть похоронные звоны слышны
и горе бредет по руинам, —
как птицы из дальней, чужой стороны,
вернемся мы к нивам родимым.
Пора возвращаться, пора
и жизнь воскресить на могилах.
Рука не держала давно топора,
но в ней неиссякшая сила.
Впряжем в старый пястовский плуг
железных коней мы, их нефтью заправим.
Земля хлебопашцу! И нет больше слуг!
Свобода! И братство! И право!
Горняк, за кирку снова взяться пора,
спуститься в забытую штольню
и уголь опять выдавать на-гора,
чтоб жили богато, привольно!
И черное золото вновь повезут
пусть к Щецину, Гдыне и Гданьску.
И радостен будет упорный наш труд
для Польши рабочей – не панской!
Пусть трубы, как лес, заслонят небосвод,
пусть в Лодзи шумят веретена прядилен,
чтоб мог приодеться, как в праздник, народ,
в обновы ребят чтоб своих нарядил он.
И в наших литейных пусть плавится сталь,
пусть льется потоком чугунная лава!
Воскреснув, пусть снова уносятся вдаль
по гулким дорогам стальные составы!
Воскресни, Варшава, свободна от пут,
воспрянь обновленной из мрака былого!
Строитель и зодчий тебя создадут,
прославит поэзии гордое слово.
Единое сердце сплотившихся масс —
вот облик воспрянувшей родины нашей.
Пора возвращаться! Ждет родина нас,
дома ждут, заводы и пашни.
Пусть землю придется руками пахать,
искать средь руин каждый камень пригодный,
но будем мы строить и сердцем мужать
на родине нашей свободной.
Ей руки нужны, и сердца, и умы —
иначе она не воскреснет,
а дом свой отстроим, – тогда снова мы
любовь воспоем, моя песня!
Наш май
Уголь
Шахтер, стремись добыть побольше
угля для новой, вольной Польши.
Дроби пласты!.. План выполняя,
одержишь ли победу в мае?
Ты должен в дни предмайской вахты
добыть втройне угля из шахты;
пускай составы с кладом черным
летят к заводам, домнам, горнам.
Мархевка, Пстровский! Все к победам
должны идти за ними следом,
и поговоркой станет скоро:
«работать надо, как шахтеры!»
Зовут их передовиками:
их руки – сталь, сердца их – пламя!
Железо
Горят и пышут жаром печи,
чугун струится, искры мечет.
Друг-металлург, бей в наковальню,
чтобы железо стало сталью.
Пусть будут рельсы высшей марки,
пусть для мостов родятся арки,
пускай машин стальные части
придут на фабрики, как счастье,
пускай гремит в железной песне
призыв могучий: вместе, вместе!..
Всё ныне – собственность народа:
поля, заводы, пароходы,
отчизна с каждым днем всё краше,
ей отдаем упорство наше!
Трактор
Сквозь сотни рук проходит трактор,
родясь на свет победным фактом.
На бронзе цифры Плана высечь:
Даст «Урсус» тракторов сто тысяч!
Здесь жадно ждут болты и гайки
начала сборки, сварки, спайки, —
хотят, чтоб инженер и слесарь
их силой сделали прогресса,
чтоб шли они, как полк пехоты,
под песнь моторов на работу,
тащили б сеялки и плуги,
а люди пели бы в округе,
что мы идем к счастливой жизни,
что хлеба хватит всем в Отчизне!
О проекте
О подписке