– В сладость, – призналась Вальчук и, с трудом преодолев искушение, напомнила:– Не все коту масленица. Попарились, сбили оскомину, и будя. Быстро одевайся, скоро появится Светка. Вдруг застанет нас нагишом. Упаси Господь.

– Где сейчас дочь?

– Гостит у Аси Хрумкиной.

Интуиция Вальчук не подвела. Через десять минут после того, как покинув баню, они пили чай с малиной и клубникой за столом в летней веранде, вошла Ермакова. С удивлением и настороженностью, забыв о приветствии, поглядела на крупного мужчину.

– Света, присядь за стол, вместе почаевничаем, – пригласила Анна, но дочь осталась стоять у порога.

– Познакомься, Федор Егорович Головин, механизатор широкого профиля, ударник труда. Он у гендиректора Дягеля на хорошем счету. Не пьет, не курит.

. Гость встал, широко улыбнулся и подал громоздкую руку.

– Вижу, каков ударник труда с ложкой-поварешкой, – дерзко заметила девушка. Резко отвернулась и исчезла за дверью своей комнаты. Головин недоуменно развел руками.

– Федя, не обижайся, не обращай внимания на ее заскоки. Молодо-зелено, еще ветер гуляет в голове, молоко на губах не обсохло. Упрямым характером в отца уродилась, а красотою в меня.

–Да, очаровательная у тебя дочь, – польстил он. – И характер, палец в рот не клади откусит. Но это намного лучше, чем вялая и флегматичная кукла с куриными мозгами. Спасибо за угощение и хмельные ласки. Пора и честь знать.

– Федя, признайся, на какой срок решил со мной связать судьбу? Или, как бабник, поматросил и бросил? – с тревогой спросила Вальчук. – Мне такой ветреный ухажер не нужен, позора и сплетен не оберешься.

–Не бойся, ты моя последняя любовь, как говорят, до гроба, – ответил он.

–Так уж и последняя? – усмехнулась она. – Некоторые бабы считают тебя альфонсом?

– Твои бабы спятили, белены объелись. Альфонс – это паразит, нахлебник, живущий за счет женщин, а я их кормлю, пою, подарки дарю и ублажаю.

– Если не альфонс, то перекати-поле. Носит тебя, словно колючку перекати-поле, по степи, от одной бабе к другой.

–На что намекаешь? – напрягся Головин.

– Совершенно случайно узнала, что до встречи со мной, ты дни и ночи напролет проводил с Катькой Чечулей. Тебя там бабы несколько раз застукали. Значит, она тебя приворожила, серьезный роман?

–Детские шалости, Не бери в голову, не шибко парься, с ней разошлись, как в море корабли,– усмехнулся он. – Ты не девочка, надобно уже понять, что мужику без бабы, как и бабе без мужика, жить тоскливо и одиноко, плоть требует радости и сладости. Пока человек жив, ему хочется сексу. Я – не монах, не евнух. Порадовали с Катькой друг друга и разбежались, не все кошке масленица.

Этот ответ удовлетворил Вальчук, хотя осталась тревога о том, что Федор с такой же легкостью может заявить, что и с ней пошалил от скуки.

Головин тяжело поднялся из-за стола

– Когда мы еще увидимся? – прошептала Анна.

– Хоть завтра, как пионер, всегда готов.

– В воскресенье в семь часов вечера, – назначила она свидание.

–Не забудь истопить баньку, – напомнил он и страстно поцеловал в припухшие губы. Женщина проводила его до калитки. «Федю я никому не отдам», – твердо решила она.

Подруги донимали Анну колкими вопросами. Все уши прожужжали, допытываясь, спит она с Федором или нет? Советовали быстрее выйти замуж, иначе отобьют, уведут мужика, как цыган коня. Она лишь загадочно улыбалась, оглаживая ладонями свои крутые бедра и по внешним признакам, ее облику и настроению нетрудно было догадаться, что у них завязался бурный роман с медовым месяцем. Вечерами, лежа в постели с безмятежно спящей дочерью, Анна стала подумывать, чтобы развеять сплетни и не давать пищу злым языкам, о новом замужестве. Ей претило в глазах односельчан и особенно дочери, прослыть женщиной легкого поведения, блудницей.

«Со Степаном жизнь не сложилась, сгубило пристрастие к водке и «зеленому змию». Только и успели, что дочь народить. Неужели ставить крест на личной жизни и ночами мечтать об очередной тайной встрече с пылким и желанным любовником? – размышляла Анна. – Федор – мужик крепкий, в карьерах не выработанный, лишь на два года старше меня и еще способен радость доставить, детишек сотворить. Глупо отказываться от женского счастья».

К ней возвратилось ранее, было угасшее чувство влечения. Она стыдливо опускала взор, когда Федор, горя желанием и сдерживаемый присутствием Светки, нечаянно прикасался к ее руке или задевал колено. Это касание было словно ожог, как тайный знак, призыв к интимной близости. С трудом сдерживала себя от ответного порыва страсти. Много ли она нежности и ласки испытала. Сдержанный и немногословный Головин события не торопил, довольствуясь тайными встречами. Анна, посоветовавшись с сестрой Лидой, когда та чувствовала себя неплохо, первой сделала шаг навстречу. «Переходи ко мне жить, Федя, а то сплетни по селу бродят о наших тайных отношениях, не хочу прослыть гулящей бабой,– предложила она ему и добавила. – Разве тебе не надоела общага?»

«Надоела, – с радостью признался тракторист. – Я и сам давно хотел попросить тебя об этом, но не решался. Боялся, что откажешь, дашь от ворот поворот. Нравишься ты мне очень, Анюта. Приворожила с первой минуты, особенно после баньки. И дочка у тебя загляденье, невеста на выданье».

«Рано ей еще о женихах думать, молоко на губах не обсохло», – заметила она, обрадовавшись его признанию.

Вскоре после этого объяснения Головин, собрав свои скромные пожитки, переселился в дом Ермаковых. Решили жить пока в гражданском браке, без юридического оформления, а там жизнь покажет, насколько сильны и долговечны чувства. На этом настоял Федор и по характеру добрая, покладистая Вальчук согласилась.

Знать людская молва не осудит. Оба взрослые, порядочные люди, а штамп в паспорте – чистая формальность. Светку, недовольную, ставшую замкнутой и раздражительной, мать переселила в соседнюю комнату и продолжила делить брачное ложе с новым супругом.

К ней словно вторая молодость пришла. Грусть – печаль, постоянная утомленность сошли с ее лица. В глазах, в движениях и жестах появились кокетство и загадочность. Похудела и это раскрыло в ней женственность. Стала больше следить за своим внешним видом, для сохранения свежести лица часто умывалась парным молоком и огуречным соком. Словно десяток лет, под тяжелой ношей которых жила, сбросила с плеч.

Подруги, игриво ощупывая ее живот, подтрунивали: «Когда в нашем полку прибудет? Хороший мужик, как скульптор, женщину лепит. Везучая ты, Аня, в надежные сильные руки попала, такого мужика отхватила. Роди от него и тогда свяжешь ребенком по рукам и ногам, чтобы не сбежал. До гробовой доски будете вместе. Благодари судьбу, а то сих пор горемыкой мыкалась бы с горьким пропойцей».

Она лишь затаенно улыбалась в томительном ожидании вечера и ночи, когда после жаркой баньки с березовыми или дубовыми веничками окажется в белоснежной постели рядом с сильным и нежным Федором. Но нередко в пылу неудержимой страсти они предавались любви и в бане на широкой лавке. Он большой шершавой ладонью ласкал ее пышную грудь, она с упоением отдавалась.

Порой ей казалось, что она пресытилась его любовью. Но наступала ночь и снова горячим телом жадно, неистово прижималась к нему, стремясь восполнить упущенное в прежние годы. Ее не оставляло напутствие подруг: «Забеременей от Федора и дитем привяжешь его к себе до гробовой доски. Будешь за ним, как за каменной стеной. Мужик, что надо, трудолюбив, не пьет, не курит, за бабьими юбками не волочится. Такой нынче – большая редкость, поэтому руками и зубами держись за него, чтобы не отбили соперницы. Отцовство для мужчины, что якорь для корабля».

Вальчук, вняв советам, решила не откладывать в долгий ящик, поэтому каждую ночь, не предохраняясь, отдавалась ему со страстью и упоением опытной и ненасытной жрицы.

События нескольких недель жизни с Головиным, как в калейдоскопе, промелькнули в ее сознании. Сейчас Анна Васильевна вдруг поймала себя на мысли, что грешно думать о сладострастии, когда сестра лежит на смертном одре. Краска смущения прилила к ее лицу.

4. Заботливый Федор

Анна вспомнилось, как перед тем, как отправиться в путь она вместе с дочкой парилась в бане. За делами и хлопотами не заметила, как Светка повзрослела. Озирая с головы до пят ее стройную, гибкую фигуру, с восторгом произнесла:

– Какая ты у меня ладная и пригожая, в меня уродилась!

– Нет, в отца, – возразила девушка.

– Эх, заноза, не смей перечить, – мать нежно хлопнула ее по розово-белой ягодице и заметила. – Красотой в меня, а характером в Степана. Упрямая, как Степан. Лучше признайся, Федор к тебе пристает, али нет?

– Нет, я его боюсь.

– Эх, ты, глупая, его надо не бояться, а уважать, как главу семьи, моего мужа.

– Какой он муж, если ваш брак не зарегистирован в ЗАГСе?

– Много ты знаешь. Еще не вечер, вот вернусь с похорон и официально поженимся, – уверенно промолвила Анна. – Будь добрее, хоть раз назови его папой. Язык не отсохнет.

– Этого еще не хватало, у меня есть настоящий отец, я его ни на кого не променяю, – твердо отозвалась дочь.

– Алкаш, всю мою жизнь сломал, – вздохнула Анна. Еще раз оглядела прелестное с выпуклостями тело дочери:

– Как бы ты к Феде не относилась, но не смей ему глазки строить и заигрывать.

– Даже в мыслях такого не было. Что ты со своим Федором привязалась, у меня есть Андрюша.

– Жених далеко на службе, а кровь девичья уже бурлит, – заметила мать и стыдливо замолчала. Вспомнила, как в неполные восемнадцать лет, встречаясь со Степкой, впервые на сеновале вкусила «райское яблочко» и пошло-поехало, уже не могла устоять от искушения. На третьем месяце беременности, чтобы избежать позора и сплетен, они со Степаном сыграли свдьбу. «Неужели сбудется поговорка о том, что яблоко от яблони недалеко падает. Господи, сбереги Светку от ошибок и печальной участи».

– Мам, о чем ты задумалась? – спросила дочь.

– Много будешь знать, быстро состаришься, – отмахнулась Анна. Боясь опоздать на поезд, она отложила ликбез для дочери о том, что надо строго и осторожно вести себя с парнями, которые норовят любыми хитростями испортить девушку. «После возвращения обязательно поговорю с дочерью на эту деликатную тему, – решила она. – А сейчас недосуг, образ покойной сестры стоит перед глазами, застит их слезами».

С розовощекими лицами, бодрые, они предстали перед Головиным.

– С легким паром! – радушно приветствовал он и жестом указал на стол. – Прошу, сударыни, как сказал герой одной популярной кинокомедии, кушать подано…

…идите жрать, – продолжила известную фразу из кинокомедии «Джентльмены удачи» девушка и звонко рассмеялась.

– К вам это не относится, – заверил мужчина.

На столе в мисках парил суп, на блюдах – сыр, колбаса, сало, салат, соленые огурчики и маринованные грибы, в центре – графин с вишневкой и бутылка с первачом.

– Любезно прошу отведать, чем богаты, тому и рады, – повторил приглашение Федор и налил в рюмку Светланы вишневый напиток, а Анна свою рюмку прикрыла сверху ладонью.

– Мне в дорогу, нельзя, а то развезет и еще проводник из вагона выставит, – сказала она.

– Аня, граммов пятьдесят для снятия стресса не повредят. Первач двойной перегонки, чистый, как слеза. Это лучше успокоительных таблеток, вредной для здоровья «химии».

– Федя, пожалуй, ты прав. Лучше первач, чем «химия», – согласилась она. – Сказывают у людей, которые лечились химией, волосы выпадают, они становятся лысыми, как Фантомас.

– Да, Аня, не только волосы, но и зубы выпадают, а мужчины становятся импотентами. Никакая виагра, импаза и бабка-ворожейка не помогут. Радионуклиды очень опасны, лучше всего их нейтрализовать вином Каберне или водкой, – поддержал ее супруг и пояснил. – Те из ученых-физиков, кто после ядерных испытаний, получив повышенную дозу облучения, выпили водку или спирт, остались живы, а кто поскромничал из-за вшивой интеллигентности, давно уже сгнил в сырой земле.

Он наполнил ее рюмку чистым самогоном «спотыкач» собственного производства и предложил:

– Давай-ка, выпьем за здравие твоей сестры Лиды, чтобы этот проклятый рак от нее отстал и никогда не возвращался. Пусть у нее все сложиться благополучно.

Он с Анной выпили самогон, а Светлана вишневку, подобный ликеру, напиток из сока ягод. Закусили.

– Федя, я тебя попрошу присмотреть за дочкой, чтобы она с парнями не загуляла, у нее с весны бурлят гормоны, – сообщила женщина. – Пусть строго соблюдает режим, чтобы не позднее девяти часов вечера была дома. Ей есть, чем заняться, а не бить баклуши. Когда справится по хозяйству, пусть готовится к экзаменам, гульки-танцульки знаний и ума не прибавят и к добру не приведут.

– Мама, я не хочу быть затворницей, белой вороной, когда мои подруги ходят на дискотеки, на концерты, – возмутилась девушка.

– Не перечь, у тебя сейчас самый опасный возраст. Вокруг тебя ребята вьются, словно мухи или осы возле меда. Из-за любопытства и по неопытности наделаешь глупостей, опозоришь себя и нашу семью. Может, со мной поедешь, чтобы я за тебя была спокойна? Федя здесь сам управиться.

– Мам, ты же знаешь, что я не переношу слез и рыданий.

– Светка, не каркай, как ворона. С чего ты, глупая, взяла, что обязательно будут слезы и рыдания? Упаси Господь.

– Смутное ощущение, тревога.

– Аня, не надо травмировать неокрепшую психику ребенка, – вступился за падчерицу отчим. – Думаю, что мы с дочкой подружимся, поладим и, когда ты возвратишься, в семье будут царить любовь и согласие.

Светлана кивнула прелестной головой с мокрыми волосами, хотя и резануло ухо обращение «дочка», но девушка решила не усугублять ситуацию. Вальчук обратила внимание на слово «ребенок», вспомнив, как великолепно этот ребенок выглядит в обнаженном виде – стройные ноги, тонкая талия, упругая грудь, округлившиеся бедра, шелковистый мысок…

Но не стала разубеждать супруга, пусть он к Светке относится, как к ребенку и тогда не будет риска для соблазна.

– Спасибо тебе, Федя, за поддержку, ты настоящий муж, тонко чувствующий женскую душу и тревогу, – ласково призналась женщина.

– Однако, Аня, надо поторопиться. Хотя до райцентра и вокзала полчаса езды, но необходим запас времени, – напомнил Головин и наполнил рюмки. – Давайте, на посошок по маленькой.

– Федь, а вдруг инспектор ГАИ заставить дыхнуть в трубку и она позеленеет?! – встрепенулась Анна, посетовав, что следовало предупредить еще перед первой рюмкой.

– Не трусь, Аня, прорвемся, не впервой. Заем луком и чесноком, занюхаю табаком, убивающим запахи спирта, водки, вина и самогона, – самоуверенно заявил он.

Выпили, закусили. Вдруг Анна о чем-то вспомнила, поспешно обернулась к дочери:

– Выйди-ка на минутку, мне надо с мужем пошептаться.

Светлана нахмурилась, фыркнула, но не посмела ослушаться и вышла на веранду. Анна вполголоса, чтобы даже стоя за дверью, Ермакова не смогла расслышать, о чем идет речь, произнесла:

– Федя, Всевышним, нашим Спасителем умоляю тебя, не спускай со Светки глаз, держи ее в строгости. На дискотеку и танцы отпускай только вместе с Асей Хрумкиной. Она из хорошей семьи, отличница, девушка скромная, удержит от дурных поступков. Установи строгий режим, чтобы не позднее девяти часов вечера была дома. Если у тебя после работы будет время, не шибко устанешь, то и сам ради интереса и контроля украдкой проберись на дискотеку. Проследи, с кем из ребят Светка заигрывает, чтобы, упаси Господь, до возвращения Андрея из армии не согрешила, не опозорила нашу семью.

Давеча сама намеревалась проконтролировать, да все времени не могла выкроить, а теперь вот с сестрой несчастье. Почему так тревожусь, переживаю за дочку? В бане с ней парилась, так Светка созревшая девица, все при ней и грудь, и бедра развиты, очень чувствительна, вся в меня уродилась. Такая же ранняя ягодка-малина.

Он уловил гордость, хвастовство в признании Анны.

– Сам вижу, что невеста на выданье. Свежа и хороша, все при ней. Лицом и фигурой первая красавица, – подтвердил Головин. – Здесь под южным крымским солнцем на молоке, фруктах и ягодах девочки быстро, как подсолнухи, созревают.

– Но ей еще лет маловато, – заметила женщина. – А вот через полтора года, когда Андрей, сынок бригадира Назара Хвыли отслужит и вернется, можно будет и свадьбу сыграть. Невесту надо в невинности сберечь, чтобы никто не испортил, не надкусил, как яблоко. Светка должна предстать перед женихом непорочной, девственницей в свадебном платье с фатой. Ты понимаешь, о чем речь?

–Конечно, Анна, как не понять. Разделяю твою тревогу и заботу. Но сейчас другое время и под венец часто идут невесты с солидным опытом интимной жизни, а то и вовсе брюхатые.

– Сохрани, Господь. Береги ее, как зеницу ока. Вот уеду, а у меня душа не на месте, на сердце тревога не только за смертельно больную Лиду, но и за Светку, чтобы ее какой-нибудь маньяк не испортил. Она еще глупая, неопытная и слишком доверчивая, как овца, которую ведут на заклание. Может и не понять, что с ней совершат....

– Не волнуйся Аня, привязывать ее к дому, как овцу или козу не буду. Это глупо и смешно, но глаз не спущу и на дискотеке постараюсь побывать. Заодно припомню свою молодость, – пообещал Головин и бережно привлек женщину к своей широкой груди. – Какая ты хорошая, свеженькая после баньки. В постельку бы сейчас и до утра… Может завтра поедешь, а? Светка, заноза, выследила, что мы в баньке вместе паримся.

– Я ведь тебя, Федя, предупреждала, что от дочери ничего не скроешь, – прошептала Анна. – Оно может и к лучшему, теперь без опаски будем в парной медовый сезон наверстывать.

В знак согласия он обнял ее за талию крепкими руками и плотно прижал к себе ее бедра, ощутив, как знакомый трепет пронзил женское тело, слегка подкосил ее ноги.

– Федь, что ты, ошалел, вдруг Светка войдет и застанет, да и грех об этом думать, когда сестра в опасности, – напомнила она о суровой реальности. Он запечатал горячими губами ее полуоткрытый рот и прижал к своим крепким бедрам…

– Отпусти, не время сейчас. Какой ты, однако, ненасытный, неутомимый, словно с голодного края. Мы ведь с тобой всю ночь занимались, неужели мало? – упрекнула она, довольная тем, что постоянно вызывает в нем неистребимое желание обладать ею и пообещала. – Вернусь, тогда натешимся всласть, ребеночка сотворим, пока хочется и можется, я способна родить, а то ведь не за горами климакс, да и твои годы не стоят на месте. Детей надо делать и рожать при крепком здоровье в молодом возрасте.

– Это я с большим удовольствием и охотой, – отозвался Головин. – Только ты там долго не задерживайся. При первой же возможности на поезд и домой. Обязательно телеграмму дай, чтобы я встретил, как полагается, с цветами, шампанским и тортом. А то без тебя затоскую и еще сопьюсь от одиночества и грусти.

– Знаю, что тебя рискованно одного оставлять. Вокруг столько соперниц и завистниц, готовых по первому зову нырнуть в постель. Федечка, потерпи, чтобы никаких походов налево, – предупредила она. – В селе не то, что в городе, везде глаза и уши, все на виду, поэтому не шали, не давай повода для сплетен. Мы с тобой наверстаем…

И сама плотно прижалась к нему своими пышными, изнемогающими от страсти бедрами, почувствовав, как Федор изготовился к атаке.

– Надо заранее позаботиться о приданом для дочери. В прежние времена невесты сами об этом думали и с юных лет готовили сундуки и рундуки с нарядами, вязали и вышивали с использованием мулине и бисера. А теперь об этом у родителей должна голова болеть, – посетовала Вальчук. – Не с голодранкой же Светку выдавать замуж на потеху злым языкам. Быстрее бы породниться с зажиточной семьей Хвыли, тогда и мы быстро разбогатеем.

– Ты права, Аня, и я разделяю твое беспокойство, готов подставить мужское плечо. По итогам года мне обещают солидную премию, так что с деньгами проблем не возникнет,– произнес Головин.