–Нисколько, – ответил он. – Работа мне в удовольствие, к тому же ты мне очень люба». Не ожидавшая такого поворота событий, она смутилась, покраснела, как школьница.

–Спасибо тебе, Федор, – прошептала Анна и проводила его до калитки.– Кончай со своей холостяцкой жизнью. Ты мужчина видный, любая женщина за счастье посчитает иметь такого мужа.

–Дельное предложение, – согласился он. – Я подумаю.

–Быстрее думай, годы ведь у нас уже не молодые, – невольно слетело у нее с языка тайное желание. Она смутилась пуще прежнего, ощутила румянец щек.

– Ой, Федя, прости, что я говорю, будто сама набиваюсь в жены?

–Правильно говоришь, – многообещающе улыбнулся мужчина. – Действительно, нам нет смысла терять время».

Головин выпил лишь один фужер. А вот борщ поел охотно и от добавки не отказался. «Здоровый мужик, а в столовой, какая нынче кормежка? К тому же он целый день в поле или на ферме», – по-женски пожалела она его.

Под предлогом попариться в баньке Головин зачастил в дом Вальчук. Выкраивал время, когда Светлана, находилась у подружки – одноклассницы Аси.

У вездесущих соседей появился повод разнести по селу весть о том, что у Анны появился хахаль, так как ее подворье под его умелыми руками преобразилось.

За три месяца он достроил начатую еще Ермаковым летнюю кухню, соорудил высокий навес над сеновалом.

И все бесплатно, если не считать обильные разнообразные блюда, женские хмельные ласки, которыми щедро одаривала его в бане изголодавшаяся, а теперь повеселевшая и помолодевшая доярка.

–Мам, что за дядька к нам повадился и смотрит, словно кот на сметану? – однажды спросила Светлана, уставшая отбиваться от подруг, поздравлявших ее с появлением нового папочки.

– Не к нам, а ко мне, и смотрит он на меня. Тебе еще надо подрасти, набраться ума, чтобы мужики глаза пялили. Федор Егорович Головин – не дядька с водокачки, а механизатор широкого профиля, передовик производства, ударник труда. Добрый человек, мастер золотые руки. Отремонтировал ограду, залатал кровлю на бане. Как не уважить такого человека…

–Зачем он нам нужен. У меня есть отец Степан, а этот чужой, – хмуро произнесла дочка. – Подруги в школе надо мной насмехаются. Говорят, что завела отца-бугая.

–Не обращай на них внимания. Они из зависти вредничают, – заметила Вальчук.

–Ты же сама говорила, что больше ни с кем из мужиков не свяжешь судьбу? – напомнила Ермакова.

–Эх, Светка, ты еще ребенок и не знаешь, как одиноко и тоскливо жить без мужчины, – вздохнула мать. – Повзрослеешь, поумнеешь и сама это испытаешь и поймешь.

–Значит, он к тебе в женихи набивается?

– Он работящий, непьющий, хорошо зарабатывает, чего еще от жизни ждать? Годы, как птицы летят, – уклонилась она от прямого ответа. – И получает он не меньше директора нашего сельхозпредприятия «Светлый путь». Нам деньги нужны на твою свадьбу с Андреем.

–Не нужны нам чужие деньги. Я напишу отцу письмо о твоих коварных планах, – пригрозила дочка.

– Не сметь! Это мое личное дело. С твоим отцом Степаном я в разводе, поэтому считаю себя свободной женщиной. Лучше готовься к поступлению в техникум, чтобы не пришлось, как мне, коровам хвосты крутить.

Обиженно поджав губы, Светлана удалилась в свою комнату. Ей было жаль отца, место которого норовил занять мрачный верзила с обувью сорок седьмого размера.

2. Проверка на верность

«Наверное, все мужики отличаются непостоянством, ненадежностью, – проводив до калитки Головина, размышляла Вальчук. – Сколько их, как того волка, не корми, а в лес смотрят, норовят подмять под себя очередную бабу, испытать кайф. У них семь пятниц на неделю, глаз да глаз нужен, чтобы какая-нибудь юная соперница не увела со двора, как цыган, коня. Может и Федя со мною, как с Чечулей, неделю-другую поматросит и бросит, опозорит на все село. Стоит ли ради нескольких минут наслаждения, рисковать своим добрым именем, репутацией? Да та же Катька первой меня «прославит», черным дегтем ворота вымажет. Надобно Федю проверить, испытать, насколько сильны его чувства ко мне? На что он способен, ради моих прелестей?»

И придумала. Через неделю в воскресенье Головин появился во дворе, она его, как дорогого гостя, усадила за стол, сытно накормила и напоила.

– Спасибо тебе, Аня, за хлеб и соль, – произнес Федор, поглаживая массивный живот. – Эх, теперь бы, после сытного обеда, жирок бы в бане согнать…

С вожделением поглядел ей в глаза, перевел взгляд на пышную грудь, крепкие бедра. Анна смутилась столь откровенного намека, и, потупив взор, посетовала:

– По хозяйству не успеваю, работы непочатый край. Надобно коровник почистить, а то Майка в кизяке тонет. Несколько раз просила Светку, чтобы прибрала, так она и слушать не желает, закрывает уши ладонями. Боится провонять навозом и кизяком с головы до пят. Сметану, молочко, творожок уминает за обе щеки. Потом надо навоз на огород вывезти, а осенью разбросать. Это ценное органическое удобрение для урожая, лучше суперфосфата и селитры.

–Знаю, что лучше, – подтвердил Федор и властно велел. – Показывай свое хозяйство, объем работы.

Радуясь, что план удался, она провела его к крытому шифером коровнику. У ворот возвышалась куча слегка подсохшего на солнце навоза. Федор заглянул в помещение со стойлом и кормушкой для Майки, которая находилась на пастбище, удрученно покачал головой:

– Да, запустили коровник, чистого, сухого места нет, чтобы ступить. Кизяк, жижа. Давай вилы, совковую лопату и тачку.

Анна охотно предоставила инвентарь, а чтобы не натер ладони до мозолей, вручила строительные рукавицы и пожелала:

– Бог в помощь.

–На Бога надейся, а сам не плошай, – усмехнулся он. Засучил по локоть рукава рубахи, надел рукавицы, вооружился вилами, закипела работа. От разворошенной кучи резво побежали жирные жуки, сердито заворчали изумрудно-зеленые мухи. Резко ударил в ноздри запах аммиака.

– От меня будет разить, как от навозной кучи, – сухо промолвил Головин.

– Пока ты трудишься, я истоплю баньку с березовыми и дубовыми веничками, – пообещала Анна. – Импортной шампули купила. Неприятные запахи, как рукой снимет. Вот только крыша во время дождей протекает…

– Банька, это замечательно, хорошо придумала, – похвалил он. – То, что кровля течет, невелика беда, залатаю. Дело знакомое, не хитрое.

– Залатай, залатай, я тебе отблагодарю, заплачу или продуктами рассчитаюсь, – пообещала хозяйка.

– Я не бомж с протянутой рукой, милостыню не принимаю, – хмуро заявил Головин. – Зарплата и премии позволяют вкушать балык из краснюка, бутерброды с черной и красной икрой.

–Нисколечко не сомневаюсь. Извини Федя, я не хотела тебя обидеть, – покаялась Вальчук, пояснила. – Холостяки обычно неспособны устроить свой быт, не любят возиться на кухне у плиты. Поэтому питаются, чем попало и часто страдают из-за расстройства кишечно-желудочного тракта. Извини, то запор у них, то жидкий стул…

– Это ко мне не относится, я не прихотлив, любой корм в коня, – произнес он.– Лучше, как Катька Чечуля, рассчитайся натурой.

У Анны лицо полыхнуло румянцем. Федор подметил ее смущение и деловито сообщил:

– Что ты, Аня, будто школьница? Нечего стыдиться, все мы, мужики и бабы, из одного теста. Господь создал каждой твари по паре, чтобы наслаждались и размножались. Если бы это занятие не было столь приятным, то все живое на земле давно бы вымерло. Не робей, если не хочешь, то неволить не стану. Других баб, одиноких, да и замужних, в Романовке и окрестных селах, в райцентре, много. Не откажут, накормят, напоят и согреют. У меня в селе достойных соперников нет.

– Нет, ты самый завидный жених, – подтвердила Вальчук и посетовала. – По статистике женщин всегда больше, чем мужчин, поэтому те, кого Господь обделил красотой, не выдерживая конкуренции, вынуждены страдать от одиночества.

– Ты тоже страдаешь?

– Приходится, не повезло со Степаном, – призналась она и с гордостью изрекла. – Уж лучше быть одной, чем с кем попало. Мне бы такого молодца, как ты, то и горя бы не знала. Охотно бы заплатила натурой много-много раз.

– Так в чем проблема? – воспрянул он.

– Лишь в том случае, если мы распишемся в ЗАГСе, обвенчаемся в церкви Покрова, и ты насовсем перейдешь ко мне жить.

– Что скажет Светка?

– Куда она денется. Еще молоко на губах не обсохло, чтобы меня осуждать, – усмехнулась Анна. – Я имею права устроить личную жизнь. Ты ведь на мне женишься, а не на ней?

– Конечно, на тебе. Ох, Аня, не люблю я бюрократию, церемонии, хождения по инстанциям, – признался он. – Прежде, чем на тебе жениться, я должен получить развод от первой жены Серафимы. На это потребуется не один месяц. Вдруг она заартачиться, вздумает меня возвратить, ведь такие, как я, мужчины на дороге не валяются, почитай, на вес золота…

– Да, на вес золота, – повторила она.

– Глупо ждать манны небесной, отказывать себе в земных радостях, терять время, которого у нас немного, – уговаривал Головин. – Обязательно распишемся и обвенчаемся, а пока поживем в гражданском браке. Кого и чего нам стыдиться, поди, не по восемнадцать лет? Разное на своем веку повидали и испытали. Кому какое дело до того, кто с кем ты спит?

–Не хочу, чтобы старушки на лавочках тыкали пальцами и называли меня гулящей и пропащей.

– Ха-ха-ха, нашла праведниц, – рассмеялся Головин. – Думаешь, они безгрешны? Наверняка в молодости и зрелости гуляли напропалую, перебесились и теперь языками чешут, завидуют молодым. Отгуляли свое, перегорели, осталась труха, поджидают барыню-сударыню с острой косой. Может божьим одуванчикам и хочется, да кому они нужны? Разве, что Ванька Колупай и его кореша по пьяни готовы наползти.

Еще усерднее заработал то вилами, то совковой лопатой, загружая навозом тачку. Вывозил его на огород, складируя в кучки.

3. Змей-искуситель

В течение полутора часов Головин вычистил дощатый настил в коровнике и, вытирая со лба пот, довольный собою, произнес:

– Упарился, семь потом сошло, зато теперь на подворье чистота и порядок.

– Спасибо, Федя, дюже ты нам помог, – защебетала Вальчук. – Даже не знаю, чем и как тебя отблагодарить? Но сначала в баню.

Она подала ему большое полотенце.

–Анюта, кто мне спину потрет? – смутил он ее вопросом.

– Мочалка, венички, мыло и шампунь в предбаннике, – сообщила она.

– Не годится, – стоял на своем Федор. – Баня без женщины все равно, что брачная ночь без невесты. Собирайся, вместе попаримся. В Европе давно заведены смешанные бани. И на Руси с давних пор мужики и бабы мочалили друг другу спины. Никто из-за этого в обморок не свалился и не околел.

Вальчук колебалась, решая, дать согласие или наотрез отказаться от неприличного предложения? «Если я проявлю упрямство, то Федя обидится и забудет дорогу в мой дом. Такого завидного жениха тут же перехватит Чечуля», – размышляла Анна.

– Не бойся, если сама не захочешь, то я приставать не стану. В селе много страждущих баб. Для меня женщина – святое, уникальное создание, – признался он и ей эти слова понравились. «Культурный, сдержанный человек, – оценила она. – Иной, заросший щетиной мужик при виде голой женщины шалеет, глаза, будто у быка Демона наливаются кровью, и сразу наползает, требует сексу. А Федя ведет себя прилично, уважает мою честь и достоинство. Как такого мужчину не полюбить душой и телом. Если попросит, то охотно дам. Поработал в поте лица своего и заслужил большой благодарности»,

Анна психологически готова была уступить его вожделению, но решила не сдаваться, чтобы у Головина не возникло иллюзии о легком доступе к ее телу.

– Федя, давай для раскованности выпьем граммов по сто-двести первача? – неожиданно предложила она. – Прозрачный, словно детская слеза и горит синим пламенем.

– Не увлекаюсь, но за компанию выпью, – согласился он. Анна приготовила несколько бутербродов с салом и сыром, из хрустального графина наполнила стаканы прозрачным напитком.

– Будем здоровы! – провозгласил Головин. Выпили, закусили и отправились в баню, что в тылах подворья.

В предбаннике, обозревая атлетически сложенную, могучую и породистую фигуру Федора, Анна с восторгом произнесла:

–Аполлон, вылитый Аполлон!

– Кто твой елдарь? – уколол ее ревностным, словно рапира, взглядом.

– Скульптура такая. В учебнике по древней истории мира увидела.

– Наверное, коротышка?

– Чуть меньше тебя ростом.

– Тогда Аполлон мне в подметки не годится, – гордо изрек Головин. Она заметила на его руке татуировку из четырех синих букв СЛОН.

– Федя, странно, обычно мужчины накалывают имя любимой женщины, а у тебя животное?

– Довелось три года потрудиться в зоопарке, а потом в цирке, – сообщил он. – Помогал дрессировать слонов. Сильные и умные животные. Индусы их используют в качестве подъемных кранов и грузовиков. В древние времена слоны были вроде бронетехники, наводили панический ужас на конницу и пеших воинов.

– Ты же рисковал здоровьем и жизнью, – обеспокоилась она. – Слон мог схватить хоботом и разбить о землю.

– Не обошлось без трагедии с одним из дрессировщиков. Он ударил слона кнутом за то, что тот навалил на арене огромную кучу. Слон озверел и затоптал обидчика, – подтвердил Головин. – Но я смог обуздать его злобный нрав. Поэтому укрощение самой неприступной женщины для меня не проблема.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась она, не отводя глаз от большого фаллоса. – Теперь понимаю, почему к тебе бабы липнут, как мухи на мед.

– Что же ты, не липнешь, ждешь особого приглашения?

– И меня хочешь укротить и покорить?

– Ты тоже не исключение, – усмехнулся он.

– Федя, чтобы понапрасну, как поется в романсе, раньше свадьбы не искушать друг друга, я, не раздеваясь, потру тебе спину. Потом, опосля тебя, отдельно покупаюсь, попарюсь.

– Это, еще что за фокусы-покусы? Не баня, а порнография, – возмутился Головин. – Анюта, не ломай комедию, не зли меня. Было бы тебе лет пятнадцать-шестнадцать, тогда другое дело, а то ведь уже давно женщина, дочку не от святого духа родила. Живой организм, плоть требуют разрядки.

Федор пристально глядел на нее водянисто-серыми глазами, будто гипнотизируя. Она слышала его вкрадчиво-усыпляющий и тягучий, словно мед, голос:

– Анюта, голубушка, хорошенько подумай и сама поймешь, что я сто раз прав. Глупо, особенно в наши зрелые годы, отказывать себе в земных наслаждениях и радостях. На том свете они не предвидятся. Зачем беречь и холить тело, эту временную оболочку, скорлупу для души, если оно все равно, рано или поздно сгниет, превратиться в корм для червей? Не могу понять мотивы недотрог, старых дев, обрекших себя на серое прозябание из-за сомнительных и нелепых принципов целомудрия и непорочности. Считаю, что порочны, дефектны именно те, кто перечит законам природы, кто не производит на свет себе подобных существ.

Вальчук обомлела, призадумалась: «Федя по-своему прав, сколько той жизни осталось? Со Степаном не прожиты, а потеряны самые лучшие годы. До роковой черты осталось каких-нибудь тридцать, а может и меньше лет. Человек предполагает, а небесная канцелярия решает, кому и сколько лет отпустить на грешной земле?

Одних наказывает смертельными болезнями, других – несчастными случаями, а везунчикам сулит долголетия и блага. Не понять, кто у Господа в почете, праведники или грешники, кого он чаще к себе забирает? Хотя цыганки и сербиянки приноровились гадать по линиям на ладонях, но и им неведома судьба человека.

Сегодня живешь, а завтра кирпич или ледяная сосулька упала и расколола череп, как грецкий орех и человека нет. Труп, ни звука, ни шевеления. Поэтому надо торопиться жить в удовольствиях и радостях, черпать мед не чайной, а столовой ложкой-поварешкой. Если попросит и будет настаивать, то дам ему полакомиться медом и сама испытаю блаженство».

–Что надумала?– оборвал он ее размышления.

– Согласна, согласна, – со вздохом ответила Анна.

–Тогда снимай свой балахон, живо раздевайся и в парную! – весело приказал он.

– Стыдно, совестно, – смутилась она.

–Взрослая женщина, а ведешь себя, как недотрога, – упрекнул Головин. Взял инициативу в свои руки, помог ей раздеться догола. Анна предстала перед ним в великолепии зрелой женской красоты. Волосы водопадом сбегали на плечи и пышную грудь с коричневыми ободками сосков. Она сохранила стройность и гибкость тела, тонкую талию, в меру упругий живот. Смущаясь, прикрыла ладонью ворсистый лобок.

–Анюта, какая ты аппетитная и сочная! Так и хочется тебя обнять и расцеловать с головы до пят. Кровь в моем теле бурлит и кипит! – восхитился Федор. – Давай-ка, порадуем друг друга?

Она обрадовалась его предложению, но сделала вид, что не услышала. Головин зачерпнул из бака ковшом воду и плеснул на раскаленные добела камни. Зашипела вода и окатила их тела горячим паром.

–Ложись на лавку, угощу тебя горячим веничком, – велел он

Анна легла животом вниз на лавку. Федор принялся аккуратно хлестать ее березовым веником по спине, ягодицам, ногам. При этом приговаривал:

– Анюта, ты дивное сокровище. Давай-ка порадую веничком твой чудесный животик.

Она, изловчившись, перевернулась на спину. Стыдясь, закрыла ладонями лобок.

–Руки по швам! – властно приказал, нахлестывая березовыми листьями, живот, овальные бедра. – Не робей, я твое гнездышко не сглазу, а поглажу.

Анна, будто повинуясь какой-то неведомой силе, со вздохом отчаяния, убрала ладони с лобка. Почувствовала трепет его шаловливых пальцев. Они ласкали, теребили, проникая в ее нежную, чуткую плоть. Она ощутила непреодолимое желание. С ее горячих губ сорвалось:

–Хочу, хочу…, бери меня…

Федор только и ждал этого призыва. Осторожно опустился сверху, раздвинул ее ноги. Вальчук прижалась к нему упругим, истосковавшимся по ласкам телом. Затрепетала от неукротимого желания и нарастающей страсти. Головин действовал азартно, все глубже проникая в ее изголодавшуюся, влекущую плоть. Вскоре, вскрикнув и застонав, Анна затрепетала в экстазе сладостного оргазма.

– Как хорошо, как сладко, – с восторгом шептала она, отдавшись по власть опытного самца. – Давно не знала такого блаженства. Ах, ты змей-искуситель, сердцеед

– Если я искуситель, то ты умелая соблазнительница, – отозвался он. – Нельзя быть красивой и сладкой такой. Вот мы с тобой и породнились. Теперь ходу назад нет.

– Да, нет, только жениться, чтобы снять с души грех. Это ж такая сладкая отрава. Не устояла перед искушением, до свадьбы отдалась, – смежив ресницы, шептала Вальчук. – прости меня, Господи.

– Какая же ты грешница, – усмехнулся Федор, лаская широкой ладонью ее пышную грудь. – Грешница та, что впервые легла под мужика, а ты давно объезженная маруха.

–Маруха? Какая еще маруха, я с рождения Анна?

– Значит, жена, – замялся он, не раскрывая смысл редкого в обиходе слова.

– Все-таки, я грешница, не устояла перед твоими чарами.

–Это ты меня соблазнила своими пышными, аппетитными формами, кровь в жилах закипела, сперма в башку ударила, – возразил он.

– Господь меня покарает, – продолжила она самоуничижение.

– Не покарает. Он сам создал каждой твари по паре, чтобы слипались и размножались в свое удовольствие.

– Федя после того, что произошло, мы должны расписаться в ЗАГСе, обвенчаться в церкви и сыграть свадьбу, чтобы перед людьми не было стыдно, – наставляла Вальчук.

–Анюта, не суетись, суета нужна при ловле блох. Стыдно тому, у кого видно. Кому, какое собачье дело до того, чем мы занимаемся. Может, клопов и блох давим. Главное, что нам наедине сладко. Давай еще разочек?

Головин изготовился к очередной штыковой атаке, но Анна, прикрыв ладонями промежность, встала с лавки.