Глава 7

Даже блоха порою может гордо заявить: «Во мне течет львиная кровь».

Французская пословица

Весть о том, что произошло у храма Мардука, облетела Вавилон с той скоростью, с которой голодная птица летит на зов собратьев, обнаруживших корм. В многократно повторенном изложении она уже слабо напоминала случившееся возле священной лестницы в небо. Кто-то говорил, что в момент, когда Даниил отказался ступить на нее, среди небесной сини грянул ужасающий гром. Другие утверждали, что лишь услышали слова пророка о своем боге, так вдруг почувствовали, как у них отнялись руки, и не то что палку не в силах были поднять, но и сами с трудом стояли на ногах. И если одни повторяли этот слух с ужасом, другие, в основном из числа эбору, благословляли мудрого и отважного царевича, непреклонно стоявшего за веру и отказавшегося поклониться истукану. Никого в этот миг не волновало, что пресловутый гром не был слышен никем за пределами храмовой площади. Да и то сказать, что там был за гром – разве какой неуклюжий гончар выронил один из своих расписных горшков.

Все это утро Сусанна точно летала на крыльях, и едва рассказы о чудесах, которыми сопровождался отказ Даниила поклониться золотому идолу, достиг ворот Иштар, она почувствовала себя неожиданно счастливой. В первое мгновение девушка пыталась уверить себя, что ничего особенного не происходит, что причиной ее внезапной радости служит замечательная погода или тот чудесный, расшитый золотистыми лилиями и стеблями папируса каласирис^[16] из тончайшего гамана,^[17] который утром подарил ей отец. Этот ярко-красный наряд действительно очень шел к ее длинным, черным, как ночи над Закатным морем, волосам.

И все же мысли ее были далеко и от погоды, и от наряда. Вполуха она слушала рассказ Иезекии о том, как делают эту материю далеко-далеко на Востоке, из цветов, белых и легких, как облако, а затем везут туда, в далекую Элефантину, где до исхода из египетского плена жили их предки; как оттуда долгими караванными путями это платье, ставшее уже драгоценным, прибывает в Вечный город, именуемый Врата Бога, где у самых ворот расположена его лавка. Сусанна послушно кивала в ответ, как пристало воспитанной юной девице, но в душе ее светилось иное видение – мужчина с суровым обветренным лицом, тяжелыми бровями и длинной, тронутой сединой бородой. Она вспоминала, как вступился он за нее у стен царского дворца, как храбро бросился спасать Валтасара, спасать царя, едва не погубившего его. Ни в ком из тех, кого встречала в лавке и в доме отца, она не видела столько доблести, стойкости и мудрости, как в нем.

– …Так что теперь тебе будет, в чем нынче вечером встретить царевича. – Сусанна неожиданно вспыхнула, как будто Иезекия вдруг угадал ее сокровенную тайну, и с неумолимой ясностью осознала, что она, сама того не замечая, торопит минуты и часы в ожидании, когда Даниил ступит на порог их дома. – Он ведь точно обещал?

Увлеченный прожектами дальнего прицела, меняла не заметил смущения дочери.

– Если царские дела не задержат его, – едва смогла вымолвить Сусанна и, быстро поклонившись, поспешила скрыться в небольшом саду за домом.

Валтасар, могучий царь Вавилона, сын Набонида Благословенного, скособочившись, восседал на драгоценном троне и немо страдал от боли. Вчерашний пир с владыкой персов, пожалуй, чересчур затянулся. Вино и пиво были чересчур хмельными и ласки дев чересчур пылкими. Теперь все тело его будто разламывало на куски. Опершись головой на руку, он едва заметно массировал висок, стараясь, чтобы никто не увидел этого движения. Царевич Даниил и Верховный жрец Мардука сидели перед ним на низких табуреточках без спинок, дожидаясь, когда государь начнет говорить.

– Всем вам, конечно же, известно, – преодолевая боль, начал Валтасар, – что мы заключили союз с великим царем Киром. Полагаю, не стоит объяснять вам, что я нахожу союз этот, несомненно, выгодным для нас. С тех пор как отец мой проиграл злополучное сражение, у нас нет шанса сокрушить персов. Сейчас же мы вполне можем чувствовать себя в безопасности, а став плечом к плечу с этим величайшим, будем говорить правду, царем из ныне живущих, мы сможем разделить с ним как радость побед, так и выгоду военной добычи. Однако пред тем, как наше войско выступит в поход на Лидию, я хотел бы выслушать, какова воля богов, что предвещает нам грядущая война.

Верховный жрец, едва дождавшись окончания речи царя, метнул на Даниила хлесткий взгляд, полный гнева и презрения, и начал, поднимаясь с места:

– Твой отец, о царь, избрал своим личным покровителем Сина – повелителя лунного диска, Сина, отмеряющего время жизни всего живущего, и с тех пор Мардук – покровитель Вавилона, прогневался на свой народ. Удача оставила нас. Ты сам слышал, о чем говорил сей недостойный, ныне сидящий близ тебя. Время наступает! Неужели же полагаешь ты, что, истребив горстку воинов Кира, прервешь ты неумолимый ход времени? Близится твой час, Валтасар! Ибо в безверии своем ты пошел дальше отца! Ты приблизил к себе этого чужака, бог которого в минувшие годы отдал в наши руки свой народ, точно разорившийся крестьянин овец, во искупление долга своего. Неужто и вправду думаешь, что в трудный час этот бог поможет тебе? Этот негодяй околдовал тебя, царь! Удали его от глаз своих! Заточи в железа! Приди к Мардуку с повинной головой, и он вновь прострет длань защиты над стенами Вавилона и народом его. Если же нет – трепещи! Ибо всем щитам детей человечьих не отразить ударов смертоносного жала секиры Мардука, и нет того из людских царей, кто бы в могуществе своем мог сравниться с ним!

Он гневно стукнул об пол тяжелым жезлом, вырезанным из ливанского кедра, вызолоченным и украшенным яркоцветными каменьями, а затем гордо сел на свое место, теребя бороду и свысока поглядывая на эборея.

Валтасар сильнее начал массировать виски. Громогласные обвинения, быть может, вспугнули отдыхавших на окнах дворца птиц, но у царя они лишь вызвали новый приступ головной боли.

– Что скажешь ты в свое оправдание, Даниил-пророк? – Он медленно перевел взгляд на своего нового советника. Намму молчал.

«Молчаливый всегда честен, – говаривал старый Абодар, – но не всегда прав. А потому сам решай, быть честным или правым».

– Отчего же ты молчишь? – недовольно переспросил Валтасар. Намму пожал плечами. Он действительно не знал, что ему говорить. Всю свою жизнь, с малолетства, он почитал Мардука и исправно уделял ему десятую часть из того, что дарили ему собственные ловкость и сообразительность, а также снисхождение богов. Теперь ему предстояло отвечать за действия бога, о котором он не знал ничего, кроме того, что он бог, и, явившись в горящем кусте, подарил своему народу неизвестное количество скрижалей с законами. Однако пауза затягивалась, что в беседе с властителями – неслыханная дерзость.

– Мне нечего сказать, о великий царь, – наконец промолвил Даниил. – Нечего сказать, ибо не в чем оправдываться. Верховный жрец, да продлятся дни его безмерно и мудрость увеличится соразмерно дням, говорит, что Мардук разгневался. Что ж, ему виднее. Я не слышал речей бога, обращенных к его преданному служителю. Но кто же тогда, как не бог, спас Вавилон? Чья рука начертала предупреждение на стене дворца? Да и к тому же, не по слову ли Верховного жреца ты призвал меня из львиного рва пред свои очи? Если Мардук говорит с ним, то я здесь, перед тобой, по воле Мардука.

Он говорит, бог эбору – враг Мардука. Он говорит – боги вцепились друг другу в бороды, точно пьяные торговцы, не поделившие барыш.

Я говорю: бог выше злобы. Тот, кто взывает к нему, верит, что будет услышан. Тот же, к кому взывает он, и вовсе услышит его без труда. Я не скажу тебе, о царь, что знаю волю Мардука. Но не мне тебе говорить, что воля бога приходит через меня. «Отчего так?» – спросишь ты. «Оттого, что не иначе, – отвечу я. – Я не просил тебя о милости, ты сам явил ее. А потому, если слова жреца убедили тебя, изгони меня прочь. Я много лет скитался вне этих стен и проживу свой век без них». Он поднялся, делая вид, что собирается уходить. – Только прежде позволь, я сделаю тебе отвар, который быстро уймет боль, мешающую тебе судить с обычной мудростью твоей.

– Ты действительно можешь сделать это? – забывая о Мардуке и его жреце, в голос взмолился Валтасар. Намму кивнул неспешно и с достоинством. Старый Абодар любил порой хватить лишку и потому научил сына с малых лет спасать его некоторыми «волшебными средствами», вроде густейшего куриного отвара и свежевыжатого лимонного сока.

– Если пожелаешь, я сделаю это незамедлительно.

– Вот и прекрасно! Бери все что нужно, но поторопись, а уже потом, когда ясность мысли вернется ко мне, поговорим о войне.

– Царь, ты что же, в самом деле желаешь говорить о тайнах грядущей войны с чужаком? – возмутился Верховный жрец.

– Но ты же слышал, – поморщился Валтасар. – Он здесь по воле Мардука.

– Это ложь! – порывисто вскочил с места жрец.

На губах Валтасара внезапно зазмеилась странная улыбка.

– Ты всерьез настаиваешь, что его слова ложь? Вот как? Стало быть, он утверждает, что выполняет божью волю, и ты утверждаешь то же самое о себе? Но воля эта отчего-то разная. Кто из вас прав, решит состязание! – Царь обернулся к телохранителю. – Кархан, объяви: нынче в полдень Верховный жрец Мардука и Даниил-пророк могуществом своим подтвердят, на чьей стороне божья воля. Тот, кто уличится во лжи, с позором будет изгнан из стен города, и да не найдет он себе нигде пристанища в вавилонском царстве. А дотоле, – он перевел взгляд на Даниила, поглаживающего свою длинную бороду, – помни, ты обещал мне излечение.

Намму сидел на скамье во дворцовой кухне и, водрузив голову на руки, глядел, как булькает вода в железном котле и вьется к потолку густой куриный дух. «Господь, – думал он, не спуская взгляда с белой пены, – если я и впрямь ступаю по пути, предначертанному тобой, то чем прогневил я тебя? Для чего послал ты мне такой удел?» Проигрыш на предстоящем состязании казался ему несомненным. Что может он, Намму, сын Абодара, всю жизнь свою проведший в добывании насущного куска хлеба, в сравнении с тем, кому открыты высшие тайны хода светил и даже само дыхание Мардука подвластно ему? Он снял накипь с бульона, не переставая сокрушаться о своей печальной участи. Изгнание из Вавилона казалось бы ему сейчас наиболее предпочтительным выходом, когда б не войско Кира, ждущее выступления нового союзника, и не скорбное осознание того, что идти-то, в общем, некуда. Один раз ему уже довелось испытать все прелести изгнания, но тогда впереди путеводной звездой маячил овеянный легендами Вавилон. Да и могущественнейший из царей этого мира тогда не искал его смерти. И разве только он? Намму снова вспомнил тот злополучный вечер, когда пытался бежать из дворца начальника городской стражи. Тогда маг, которого нынче утром царский телохранитель назвал Гауматой, указывая, что тому следует делать, ссылался на приказ Верховного жреца. Стало быть, все они – одна шайка. А сколько их всего притаилось вокруг царя?!

С гложущей сердце ясностью Намму понимал, что сегодня лишь царь, да продлит Мардук его годы, мог защитить своего новоявленного советника, если только в этом мире для него существовала верная защита. Сейчас беда грозила не только ему, но и Валтасару. И стоило царю Вавилона утратить силу – и его, «пророка», собственная гибель стала бы делом времени.

Что же предпринять?! Как выкрутиться на этот раз? Может быть, сбежать, пока не поздно? Сказать, что нужны какие-нибудь диковинные корешки, и выбраться из города? Прихватить золотых монет и украшений… – вон их сколько вокруг!

Нет! За стенами Кир и… Намму вспомнился восхищенный взгляд юной дочери Иезекии. Сегодня он ей обещал пировать в доме у ворот Иштар в час, когда взойдет первая звезда! То ли эта мысль, то ли возникший перед глазами образ черноволосой красавицы встряхнул его, точно кошель с монетами, дабы убедиться, что внутри осталось еще что-то ценное. «Что ж, если суждено мне погибнуть, то я погибну! А если нет – я должен победить! Иначе как я отправлюсь к ней в гости на праздничный ужин?»

Намму огляделся вокруг. Разномастные родственники царского бульона в больших плетеных корзинах, громогласно кудахча, обсуждали нелегкую участь попавшего в ощип собрата, негодуя и радуясь одновременно, что не разделили его участь. Отрубленная петушиная голова и надерганные перья валялись поблизости в широкой глиняной миске… А что, если… В голове у царского советника возник план. Немудреный, но, быть может, забавный. А как говорил старик Абодар, когда боги смеются, они выполняют наши желания.