Кархан увидел, как удивленно, почти испуганно вздернулись густые брови собеседника и расширились его темные глаза. «Кажется, я попал в точку, – мелькнуло у него. – Ну конечно же, если расшифровывать огненные письмена Даниил мог из-под палки, то спасать Валтасара вчера его никто не заставлял. А значит, он или его бог положительно имеют виды на царя Вавилона. Быть может, Даниил желает добиться от него возвращения эбору на родину? Вероятнее всего, так. Не зря же он появился в Вавилоне сразу по наступлении священного для эбору года».

– Когда пастырь гонит своих овец на тучные луга, он должен опасаться дикого зверя, алкающего кровавой добычи. И потому берет он с собой посох, чтобы защитить себя и сторожевых псов, дабы хранили овец. Когда же случается такое, что дикий зверь обращается в сторожевого пса, вид его может обмануть глаз. Однако же клыки его обагрены кровью, и в следах его кровь. Что спасет тогда пастыря и паству, как не верный посох и вышнее попечение? – неспешно, стараясь донести каждое слово до своего обряженного в волчью шкуру собеседника, проговорил Намму.

«Мардук-вразумитель, – крутилось у него в голове, – хорошо бы теперь, чтобы этот дикарь понял, что хочу я ему втолковать этой околесицей. Одна надежда, что эллины обучили его не только красиво говорить, но и понимать услышанное».

«Господи, овцы, палки, собаки – что ж за манера у пророков говорить притчами! Ладно, предположим, пастырь и паства – символы государя и его народа, тогда, выходит, сторожевой пес – это я? – Кархан собрался уже возмутиться. – Хотя нет, я не пес, скорее уж я – палка. – Подобное сравнение тоже не радовало, но кое-что объясняло. – Стало быть, если верить пророчествам Даниила, а не верить им, как уже можно было убедиться, глупо, предатель – кто-то из тех, кто призван охранять покой мирной паствы. Знать бы теперь кто?! – Руслан недовольно поморщился. – Как жаль, что Господь, или, может быть, ноосфера, кто уж там знает наверняка, откуда пророк черпает свои откровения, не удосуживается сообщать адресов и имен. Э! А что это он там сказал о союзе пастыря, его палки и божьего попечения. Не на себя ли намекает почтеннейший Даниил? Что ж, может, оно и стоит того!»

– Стало быть, дело в псах, – тихо проговорил он.

«Все-таки он дикарь, – про себя вздохнул Намму. – Но это и к лучшему. Если взяться с умом – я стану его головой, а он – моими руками!»

– Некоторые люди душою чернее дикого зверя, и язык их – язык аспида, однако же, золотое шитие на одеянии прочим застит взгляд и не дает узреть истинного лица под личиной.

«О, это уже определеннее». – Кархан невольно улыбнулся, хотя со стороны движение его губ было едва заметно. Он еще хотел о чем-то спросить, однако напрягся, почувствовав спиной давящий взгляд, и резко повернулся. Внизу, под сенью колышущихся на ветру финиковых пальм, стоял человек в белом одеянии и островерхой шляпе. Кархану уже доводилось видеть его во время торжественных шествий и мистерий в святилище Мардука. Человек в белом был помощником Верховного жреца и, судя по одеянию, сам, несомненно, принадлежал к сословию магов.

– Верховный жрец желает видеть тебя, Даниил, – сурово произнес служитель божьей длани. – Твое же место – возле царя, скиф.

Намму с почтением поглядел на молодого жреца. Еще бы! Не зря Вавилон именовался Вратами Бога. Стоящий здесь огромный храм Этаменанка, посвященный Мардуку, по справедливости считался главным святилищем могущественного бога в Вавилонии.

Громадными уступами поднимался дом Хранителя Скрижалей Судеб под облака, все выше и выше, так, что храм-обсерваторию, находящийся наверху этой величественной ступенчатой пирамиды, можно было разглядеть, лишь задрав голову таким образом, что с нее сама собой падала шляпа. Пол обсерватории, выложенный глазурью и золотом, при лунном свете блестел так, что был виден со всех концов города. Этот чертог великолепия и точного знания венчала золотая статуя Мардука, освящающая присутствием своим роскошные стены земного жилища Судьи богов. К храму вела длинная лестница, взойти по которой считалось высокой привилегией, и хотя всякому, приглашенному в чертог Мардука, предстоял долгий и утомительный подъем на вершину святилища, никто, будь то царь, или простой гончар, и помыслить не мог отказаться от предложенной чести.

Намму верил в милостивого и справедливого Мардука. Великое множество раз он вверял судьбу мудрейшему Судье богов и повелителю всех народов. Когда слова молодого жреца достигли его сознания, Намму даже не нашелся что сказать, настолько он был польщен и взволнован. Но, как говорил старик Абодар: «Когда не знаешь, что сказать – прикрой глаза и молчи, пусть окружающие полагают, что ты не снисходишь до праздных слов». Он сделал знак царскому телохранителю, что более не удерживает его, и начал медленно спускаться туда, где ждал его служитель Мардука.

«Зачем, интересно знать, я понадобился Верховному жрецу? – размышлял новоиспеченный царский советник, шествуя за человеком в белом одеянии. – О чем он хочет со мной говорить, чего мне ждать от этой встречи?»

Намму размышлял, строил догадки и не находил ответа. После того как совсем недавно на глазах у царских гостей он прочитал огненные письмена, жрец вполне мог невзлюбить презренного нечестивца, дерзнувшего сделать то, что не удалось ему самому.

Они вышли из дворца и приблизились к чертогу Повелителя богов.

«Что же все-таки ему от меня нужно?»

Площадь у храма была полна народа. Были здесь и торговцы жертвенными животными, и продавцы глиняных фигурок, приносимых в дар всемогущему божеству. В особенности же здесь пользовалось популярностью глиняное изображение Иштар с прижатым к груди младенцем. О чем же еще, как не о здоровье, любви и плодородии, просить у Вечноживущих? Словом, все было как всегда. Но что-то было не так. Намму не сразу сообразил, в чем дело. Несмотря на опасения, гордость переполняла его сердце – совсем как вчера, когда Валтасар и Кир пригласили его к столу. Однако то, что, возможно, укрылось бы от взгляда пророка, внимающего гласу божию, не могло укрыться от взгляда Намму, с малолетства промышлявшего на рынках. Количество людей с палками и каменьями, припрятанными за кушаком или зажатыми в кулаке, было столь велико, что поневоле заставляло напрячься и замедлить шаг. У самой лестницы проводник остановился и указал рукой на уходящие в поднебесье каменные ступени.

– Ступай, Даниил, тебя ждут!

Сердце Намму забилось часто-часто. Он украдкой обвел взглядом всех тех, кого заметил в толпе безоружных торговцев. Если до того мига у него и были какие-либо сомнения, они улетучились, как запах вчерашнего обеда. Все эти молодчики с камнями и палками, делая вид, что рассматривают покрытые глазурью кирпичи, глядели на него, азартно ожидая, что он будет делать. «Они пришли убить меня, – с холодной ясностью осознал Намму. – Ну конечно же, – в его мозгу, словно отточенный меч, выхваченный из ножен, блеснула мысль. – Как я мог забыть, ведь я же пророк эбору! Вероятно, этот бог, узнать бы, как его зовут, ревнив, и карает тех, кто приносит жертвы иным богам. Конечно! Они ведь так и именуют его Единым богом. Стало быть, если я – пророк, мне следует отказаться от чести войти в храм Мардука! Но стоит лишь вымолвить слова отказа – возмущенная толпа, в отместку за неуважение к богу-покровителю Вавилона, попросту разорвет меня в клочья! Ну уж нет! Такого не будет! Я бегом побегу вверх по лестнице, а уж что там наплести в объяснение, буду жив, придумаю!

Намму сделал еще пару шагов к лестнице, окинул ее взглядом и вновь замер, точно пораженный молнией.

Когда-то старик Абодар, обучая его безошибочно находить дорогу в темных чужих помещениях, в лабиринтах разрушенных дворцов и горных пещерах, развил в нем способность чувствовать скрытую угрозу, подобно тому, как ощущает человек с закрытыми глазами близкое пламя костра.

Лестница, вздымающая свои выбеленные ступени в поднебесье, к золотому истукану Мардука, разила смертью. Намму кожей почувствовал близкую, почти неотвратимую опасность. Она дополняла ту, что была сзади, за спиной, точно две огромные ладони приготовились хлопнуть и уничтожить его, как назойливую муху.

Быстро, очень быстро Намму стал осматривать каскады ступеней, ища, где притаилась угроза. Вот! То, за что мельком зацепился его взгляд, был след копоти, уже изрядно прикрытый слоем пыли, но все еще заметный для острого глаза. В дни празднеств, едва начинало темнеть, вавилоняне зажигали по бокам лестницы наполненные маслом плошки, и потому следы копоти временами сохранялись на каменных перилах. Однако здесь след находился на ступенях почти ровно посередине. Намму продолжил поиск и быстро увидел то, что искал. По бокам лестницы молчаливыми каменными стражами лежали тонко сработанные линдвормы. Они, точно из пещеры, выползали погреться на широкие, покрытые синей глазурованной плиткой перила. Морды драконов были повернуты к ступеням, и в пасти каждого из них зияло круглое отверстие. Так, что при желании можно было заглянуть и убедиться, что горлу чудовища не грозит ангина.

Намму прежде уже доводилось слышать о подобных устройствах. Один храбрец, дерзнувший потревожить сон царей таинственной страны, что лежит далеко-далеко, у великой реки Нил, рассказывал, что гробницы повелителей там изобилуют лабиринтами, где множество ловушек подстерегает охотника за посмертным богатством. Одна из них была именно такой. Стоило неосторожно ступить на одну из плит, и коридор в единый миг заливала убийственная струя пламени. Тот несчастный, с которым довелось встречаться Намму, был единственным спасшимся из тех, кто отважился побеспокоить вечный сон фараона, и ожоги на его лице говорили о том, что расхититель гробниц не врет.

Здесь плита скорее всего не опускалась сама собой под ногой человека, иначе вряд ли кто смог бы подняться наверх. Но стоило повернуть защелку…

В том, что защелка сейчас повернута, Намму почему-то не сомневался. А значит, стоило ему наступить на одну из коварных ступеней, и каменные драконы изрыгнут смертоносный пламень, позволяя тем самым жрецам сказать, что Мардук не допустил Даниила из народа эбору в свой храм. А если отказаться… – Даниил еще раз бросил взгляд на замершую в ожидании толпу.

– Что же ты стал? – послышался рядом нетерпеливый голос молодого жреца.

– Если богу то будет угодно, – напуская на себя вид гордого величия, изрек замерший у начала подъема царский советник, – он постелит ступени мне под ноги.

– До сего дня ни для кого он не делал этого!

– До сего дня Даниил не поднимался в чертог Мардука. Но если будет на то воля божья, я войду и в пламень, не обжегшись. Ежели нет, и воздухом можно захлебнуться, точно рыба, вытащенная из воды на сушу.

– Ты гневишь Мардука своими речами! – возмутился проводник, сдвигая брови у переносицы.

– Это ты, несчастный, не веруешь во всемогущество божие! Когда будет велено камню течь, потечет он, ибо нет предела воле Творца. Господь всемогущий, в предвечной мудрости своей, открыл мне планы врага, и тем был спасен Валтасар и весь сей великий город. Господь, давший моим устам вещую силу, для священного деяния сохранил меня во рву с разъяренными львами – лишь воля его указывает мне путь!

Намму расправил плечи и метнул на притихшую толпу гневный взгляд. Ему было до озноба страшно, но иного способа выжить, или хотя бы отодвинуть смертный час, он не видел, и оттого пустился во все тяжкие, давая время богу, не важно, Мардуку или Единому богу эбору, спасти его жизнь, если, конечно, это входило в их планы.

– Ну-ка, расступись! – послышался над головами притихших торговцев и молодчиков с камнями и палками яростный рев Кархана. – Расступись!!! – Несколько человек, загораживающих путь царскому телохранителю, разлетелись в стороны, как мусор от невидимой метлы.

За Карханом двигался еще десяток сумрачных воинов его в волчьих шкурах. Толпа, дотоле настроенная довольно агрессивно, шарахнулась в стороны, в испуге давя друг друга.

– Я пришел за ним, Гаумата! – нависая над жрецом, рявкнул Кархан. – Валтасар немедля требует Даниила и твоего господина пред очи свои!