– И неблагородно, – не давая хозяину закончить речь, кивнул Вальдар. – Так я и сказал, когда пришла моя очередь. И я был не одинок. Святейший пресвитер поддержал нас, и оттого я здесь, пройдя через сотни гор и рек, через пустыни и дремучие леса, через засады и открытые схватки…

– Про медведёв спроси, – вмешался Лис. – Шо тут у них за пастбище…

– Итак, монсиньор, от вас зависит не только сказать, впустую ли я и мой спутник рисковали жизнями, спеша принести вам тревожную весть. В вашей власти решить, быть ли далее Европе, или же пасть ей под копыта жестоких варваров Тартарии, пред которыми даже османы Баязида – не более, чем вороны пред соколом.

– Я обдумаю ваши слова, – без особого энтузиазма ответил герцог. – Нынче же прошу вас быть при мне почётным гостем, и после дневных ристаний прибыть с вашим благородным спутником на вечерний пир.

– С благодарностью принимаю ваше приглашение за себя и за моего друга. Что же касается предмета нашего разговора, то давайте заключим пари. Я утверждаю, что не пройдёт и нескольких дней, как Тамерлан возьмёт Константинополь.

– Это невозможно. Баязид простоял под его стенами несколько лет, и всё без толку. И не он первый.

– Тамерлан войдёт в крепость за считанные часы. И если я выиграю пари, и вы услышите, с каким треском распахиваются ворота Европы, тогда, полагаю, излишне будет доказывать, что думать и действовать следует очень быстро.

Герцог потеребил длинный ус и выдохнул после недолгой паузы:

– Я принимаю ваше пари.

– Ай-ай-ай, дядько Вальдар. Нехорошо глумиться над простодушными туземцами.

– Исключительно для пользы дела.

– Для пользы – так для пользы. Ты почему про медведей не спросил?

Замок герцогов Бургундских поражал великолепием. Он всё ещё сохранял мрачное величие неприступной крепости, но лишь снаружи. Внутри под неусыпным присмотром огромной башни донжона красовался дворец, равного которому не сыскать было по эту сторону Альп. Лучшие архитекторы Европы съезжались в Дижон, зная, что герцоги несметно богаты и не скупятся на золото для демонстрации собственного величия. Совсем рядом, за границами цветущего герцогства, задыхалась от войны, неурожаев и чумы несчастная Франция. Но пока соседи истекали кровью и затягивали пояса потуже, Бургундия набирала силы если не славой мечей, то объемом торговли. Даже чума, пару лет назад опустошившая Европу, лишь вскользь затронула этот благословенный край. Всё это вкупе с личной храбростью и высоким происхождением давало великим герцогам Запада основание помышлять о королевском венце. Жан Бесстрашный – могучий красавец с врождённой осанкой и решительностью монарха, куда более подходил для роли монарха, нежели Карл Безумный, повелитель Франции.

В тот день на ристалище хозяин Дижона превзошел себя. Его копьё раз за разом находило цель, и противники герцога, все как один могучие воины, вылетали из седел, подобно тюкам с соломой. Среди ликующей толпы то и дело слышался радостный вопль. «Азур эт ор! – Лазурь и золото!» Любому, имевшему глаза, было видно, что именно эти цвета имеют перевязи на гербовом щите отважного Бургундца. В отличие от привычного начертания герба, где их окружала алая кайма по краю щита, нынешняя эмблема точно повторяла герб королевства Арелат, прекратившего существование уже более трех с половиной веков назад. Кроме непосредственно Бургундии, оно включало Савойю, Прованс и ряд других земель, на которые теперь герцоги Бургундские поглядывали с нескрываемым интересом.

Всё время турнира Камдил сидел на расшитой подушке в герцогской ложе среди высоких гостей, по большей части знатных дам свиты герцогини, а также почтенных старцев. Он то и дело кусал губы, наблюдая за происходящим на ристалище и слушая на канале связи ехидные комментарии Лиса:

– Капитан, где мой фотоаппарат? Вальдар Камдил – победитель всего, что движется, – на скамейке ветеранов. Ща я гляну на тебя своими честными глазами и начну транслировать на Базу эту скорбную картину маслом по сыру. Эх, жаль не родился еще Леонардо да Винчи, чтобы запечатлеть её на холсте.

– Где же ты честные глаза возьмешь? – хмуро отозвался Камдил.

– Только в этом и загвоздка. Ладно, не журысь, кумэ! Пока ты здесь разыгрываешь ветерана на детском утреннике, я метнулся резвой рысью по местным объектам культуры, как то: базары, торговые ряды и прочие кабаки.

Так вот, в одном из них удача улыбнулась мне в шестьдесят четыре зуба. Причём, на эти зубы ни разу не ступала рука стоматолога.

– Лис, а если опустить предисловие?

– Если опустить предисловие, останутся одни голые тощие факты. Куда менее эротичные, чем модели «Плейбоя». Ладно. Специально для вестфольдингов, не доросших до понимания изящной словесности, перехожу к фактам. Имеется в этом славном городишке очень уютная гостиница с изысканным названием «Семь лун». Я бы счёл это название скрытой рекламой спиртного, но ты опять начнёшь впадать в истерику. Так вот. В гостинице остановился богатый греческий купец. Даже и не греческий. А прям из Константинополя…

– О, интересно!

– Вальдар, это еще не интересно. Это так, птицы над лесом. Суть, как водится, под деревьями. Поэтому зри в корень. Как мне поведал хозяин заведения, купец приехал через пару дней после торжественного явления принцессы Анны бургундскому народу. Арендовал три лавки, и ведёт активную торговлю. Шелка, восточные диковины, дамасские клинки, чеканное серебро… В общем, обороты представляешь. Поговаривают, что сей негоциант решил остаться в Дижоне надолго. В Константинополе – по утверждению почтенного труженика прилавка – сейчас неспокойно, а Бургундия – такой перспективный рынок…

– Меня это не удивляет.

– Меня тоже. Меня напрягает другое. Собственно, с чего всё началось. Я зашёл снять номер, и тут в салон спускается этот «грек». И вид у этого грека ну, мягко говоря, не античный. Таким носом в Византии мамаши детей пугают. И, ежели увидишь подобного красавца, особенно при ятагане на коне, то лучше сразу в погреб прячься. В довершение всего, этот герой Эллады командует своему слуге, чтобы тот прихватил ларец, привезенный из его обожаемой Сабы и отнес жемчуга Анне. Для здешних туземцев что Саба, что Сибирь без – разницы. Но я точно помню, что этот город в Аравии.

– В Йемене, – Поправил Камдил.

– Хрен редьки не слаще.

– Да. Я понимаю, о чем ты. Но внешность обманчива. Османы уже не один десяток лет обретаются на византийских землях. А слуга и вовсе может быть не ромеем.

Но, по сути, ты прав. Связь между принцессой Анной и купцом из тех самых мест, откуда она сейчас приехала, наводит на размышления. Тем паче, судя по словам герцога, Анна расхваливала ему Тамерлана как любителя прекрасного, почтенного мудреца, вынужденного покорять мир исключительно в порядке самообороны. Ты прав, – повторил Камдил. – Следует обратить внимание на связь этой парочки с высочайшим дуэтом.

Стоя в затенённой нише окна, Камдил направлял усиленное внимание на «дуэт». Вернее, как и подобало в танце Труа-а-труа, таковых было три. Под звон лютневых струн и подвывание шеврета – французского родича шотландской волынки, пары церемонно скользили по драгоценному паркету, усыпанному лавандой и розмарином, сходясь, расходясь, куртуазно раскланиваясь и сменяя друг друга. Среди кавалеров изысканностью и великолепием отличался сам герцог, сопровождаемый иными героями сегодняшнего дня. Их дамы – сама герцогиня, несравненная Анна Венгерская, и некая прелестница двора, имени которой Камдил не знал, притягивали взоры окружающих, как и подобало первым красавицам Бургундии. Специально для сегодняшнего бала Анна Венгерская отказалась от привычных восточных нарядов. Отказалась в пользу темно-лилового платья с шитой золотым узором алой оторочкой и горностаем на плечах. На длинной изящной шее её красовалось изумительной работы жемчужное ожерелье с тонкой работы подвесками.

– Лис, ты видишь то же самое, что вижу я?

– Это ты насчёт тюбетейки, или тебе мониста понравились? Ясен пень, вижу.

– Серёжа, это не тюбетейка, а тюрбан.

– Да всё равно – привет из солнечного Узбекистана.

– Насколько я помню курс географии, в Узбекистане жемчуг не добывают. А очень похоже, что жемчужины на шее Анны Венгерской и на головном уборе ее кавалера из одного комплекта.

– У вас там, в Итоне, географы малахольные. В Узбекистане добывают все, шо угодно. Главное – знать, у кого.

– Лис, ты понял, о чем я говорю?

– Да уж, как тут не понять!

На голове Жана Бесстрашного, ошеломляя благородное общество доселе невиданным покроем, высился тёмно-лиловый тюрбан, расшитый по краю изумительным скатным жемчугом. Длинный край экзотического в здешних широтах головного убора спадал на грудь, и все придворные модники готовы были в клочья разорвать собственные шапероны^[5], и отдать последний ливр за этакую восхитительную диковину.

– Вот к гадалке не ходить, завтра наш греко-турок получит заказов по числу отваленных им жемчужин. Хорошее вложение.

– Лис, я не о том. Это один и тот же шёлк, и один и тот же жемчуг.

– И чё?

– Серёжа, как ты не понимаешь! Он в её цветах!

– Во всей клумбе сразу?

– О господи! Он носит её цвета. То есть, объявляет себя её официальным поклонником.

– Ну, тебе видней. Но, по-моему, здесь этих поклонников, шо котов на валерьяновом озере.

– Где-где?

– Неподалёку от молочных рек с кисельными берегами.

В этот момент музыка стихла и церемонимейстер, обряженный в длинное, старинного покроя одеяние с бубенцами, грохнул жезлом об пол, призывая слуг открыть двери в пиршественную залу. Хозяева и гости чинно последовали к столам и, как только они расселись, разодетые в ливреи слуги начали расставлять благоухающие яства на серебряных блюдах, и зачем-то горки куриных яиц. Когда столы были заполнены, и виночерпии закончили разливать вина в кубки, в залу под звук фанфар было внесено огромное золоченое блюдо. На нем возвышался пирог в виде замка в половину человеческого роста. Башни, стены, подъемные мосты и замковые рвы – всё здесь было воспроизведено с величайшей скрупулезностью. Даже крошечные бомбарды на куртинах поражали достоверностью. Окружая «замок» плотным кольцом, у края блюда восседали чудовищные монстры, очень похожие на одетых в доспехи жареных цыплят. Следом за первым блюдом несли второе с выпеченным из теста оленем со стрелой в боку, прикованным золотой цепью к двум массивным пирогам, покрытым румяной корочкой. Как только и второе блюдо было установлено перед герцогской четой, Жан Бесстрашный подал знак. Церемонимейстер поднёс фитиль с огоньком на конце по очереди к каждой из маленьких бомбард. Орудия захлопали, наполняя залу пороховым дымом и выплёвывая из стволов ядра лесных орехов. Вслед за этим чудовищные цыплята, как заговоренные, стали пританцовывать на месте. Дождавшись этого сигнала, благородное общество с радостью начало расхватывать лежавшие в горках яйца и бросать друг в друга.

– Блин, капитан, шо происходит? Шо за падение нравов! – возмутился Лис, уклоняясь от метательного снаряда.

– Это не падение нравов, это падение яиц. Милые детские шалости. Своеобразные знаки внимания. Не волнуйся, яйца заполнены фруктовой водой.

– Детский сад, трусы на лямках! – Сокрушенно констатировал Лис. – И эти люди запрещали мне пить коньяк из пластиковых стаканчиков. А куры от какого нетерпения вытанцовывают?

– Понимаешь, в цыплят перед тем, как их подать, кладут небольшие сосуды со ртутью. Сосуды нагреваются, и ртуть начинает…

– Шо ртуть начинает, я понимаю. Значит, цыплят на сегодня вычеркиваем. Больше никуда ртуть не кладут? Или, там, стрихнин?

– Затрудняюсь ответить.

В это время запасы яиц подошли к концу, и побоище закончилось само собой. Увидев это, герцог подал руку жене, предлагая ей вытащить стрелу из бока оленя. Герцогиня решительно потянула за древко, и тут же из раны в подставленную чару начало хлестать красное вино. Это событие было воспринято с радостным воодушевлением. Затем слуги герцога взрезали корочки пирогов и… Оглушительный визг огласил пиршественную залу. Из пирога, увидев свет, во все стороны запрыгали лягушки, отловленные в камышах Сонны. Из другого хлебобулочного шедевра выпорхнула стая птиц и заметалась в ужасе, взмахами крыльев гася свечи и погружая залу во мрак. Радостное возбуждение достигло апогея.

– Весело у них тут, – констатировал Лис. – Почти как у нас на дискарях. Только мордобоя не хватает.

Точно подслушав его слова, герцог хлопнул в ладоши, и тотчас загорелись новые свечи, птицы были изгнаны в распахнутые окна, а пироги на столе сменились настоящими. Вслед за этим Жан Бесстрашный радостно возгласил:

– Пусть теперь выступают борцы. – Он испытующе поглядел на Камдила: – Не желаете ли померяться силой?

– С вами? Нет. – Вальдар дёрнул плечами. – Неучтиво побеждать хозяина в его доме. Но, если желаете, можете выставить против меня трёх своих бойцов.

Глаза Жана Бесстрашного вспыхнули:

– По очереди?

– Как хотите. Можно и вместе, – со скучающим видом ответил Камдил.

– Ну все, дорвался. Всё б тебе маленьких обижать. Я ж говорил, без мордобоя дискарь – не дискарь., – со слезой в голосе отметил Лис. – Ладно, пойди, порезвись.

– Воля гостя для нас священна, – ухмыльнулся герцог, жестом подзывая к себе пажа и шепча ему на ухо имена поединщиков. Спустя минуту трое крепкого вида бойцов стояли в пространстве между столами, горя желанием проучить самонадеянного чужака.

– Напоминаю, – огласил Жан Бесстрашный. – Вы не должны бить друг друга в лицо, кусаться, выдавливать глаза и, – герцог сделал недвусмысленный жест, – щадить мужское достоинство. Готовы?

Камдил бросил на руки Лиса расшитый золотом камзол и остался в одной шёлковой рубахе.

– Начали!

Бой был недолгим. Хотя для Камдила он продолжался дольше обычного. Раза в три дольше, чем понадобилось бы ему, чтобы привести в полную негодность противостоящих ему борцов. Вероятно, они были славными поединщиками, но при этом отчаянно мешали друг другу, норовя первыми добраться до ловкого чужестранца. Камдил перехватил запястье одного из герцогских бойцов, повернул, бросая несчастного под ноги собрата, сметая его. Затем как-то в одно движение подцепил носком колено третьего нападавшего и пяткой с силой ткнул во внутреннюю часть бедра. После чего, уложив третьего на второго, уселся сверху, объявляя во всеуслышание:

– Вот так и малое побеждает великое.

На лице герцога появилась досадливая гримаса. Такого афронта он никак не ожидал.

– Ваша светлость желает ещё выставить поединщиков?

Жан Бесстрашный тяжело поглядел на Камдила, раздувая ноздри:

– Это было отменно. Нет, более не желаю.

В эту минуту вошедший в залу церемонимейстер объявил:

– Барон Рауль де Буасьер к вашему высочеству.

– Хотя, почему же? – меняя своё решение, улыбнулся бургундец. – Сойдитесь-ка в схватке с моим лесничим.