– Это в ваших городских коммунах суд имеет значение. А здесь вы помогаете скрыться человеку, нарушившему королевский указ, ранившему людей его величества, и никакого суда, кроме Страшного, вам не дождаться. Вы просто сгниёте в каменном мешке. Так что решайте сами: мы без лишнего шума уладим нелепую выходку буйного рыцаря и с облегчением забудем о ней, или же, вариант второй…

Дюнуар погладил бороду:

– Впрочем, о нём вы уже слышали. Решайте сами, не буду вас пока неволить. Раздумывайте над своим ответом. А во время этого раздумья я для себя постараюсь ответить на вопрос: для чего бы вдруг честному ломбардскому ростовщику в далекой Польше прикрывать какого-то богемского рыцаря. Лично вам это не кажется странным? Мне, например, – кажется.

Словно пресекая дальнейшие разговоры и ставя жирную точку затянувшейся вступительной части, магистр Вигбольд со стуком поставил на столешницу песочные часы. То ли этот понятный без слов, жест, то ли глумливая усмешка на губах Дюнуара оказали решающее воздействие. Ломбардца прорвало:

– Монсеньор! Я все расскажу, я ни в чем не виноват. Это моя дочь – Джованна. Она просто влюбилась в чертова богемца. Но сами поймите, он – какой ни есть, а дворянин. При гербе, храбрец, каких мало. И король его тоже отличал. А в тот день примчался ко мне Ян, глаза выпучил, как у того рака, что у него на котте. Кричит: «Розмберк отыскал меня! Король ему голову мою отдаёт!»

– Розмберк? – Удивился барон де Каттенвиль. – Кто такой Розмберк?

– Я о том мало что знаю, – начал открещиваться меняла. – Джованна рассказывала, что это сосед Жижки был. Очень богатый, очень знатный. Ему замок Яна приглянулся, а может, земли его. Продать старое поместье Ян и родичи его отказались, так он судейских подкупил, грамоты всякие подделал, и соседские владения отобрал. Ян с этим мириться не захотел. Своими руками замок сжёг. Затем людей собрал и пошёл по вотчинам пана Розмберка. Маетки да усадьбы палить. Долго его ловили. А когда уже почти совсем поймали, на престол Богемии взошёл новый король, Вацлав. А его, извольте понять, когда он ещё принцем был, тот самый Розмберк в подземелье держал. Вот он в отместку Жижку под защиту взял. С Розмберком ничего поделать не мог – тот при императоре Сигизмунде в большом почете. Так он хоть Яна поддержал. Доспех вот этот самый в знак расположения подарил. Но тут император Сигизмунд на Богемию лапу свою наложил, и пришлось Яну к королю Владиславу на службу идти…

– Стало быть, он решил, что король его пожелал Сигизмунду выдать, – усмехнулся Дюнуар. Нелепая ситуация. Ладно, давайте, рассказывайте, что было дальше.

– Когда Ян Жижка прибежал ко мне…

– Прибежал? – уточнил барон де Катенвиль.

– Вы о коне? Коня он здесь, в роще, бросил. Стали мы думать, куда ему скрыться. Я и предложил. У нас в Италии сейчас храбрецы, умеющие оружие в руках держать, ценятся. На том и порешили. Денег у него с собой не было…

– Зато был золотой перстень с орлом, – напомнил магистр Вигбольд.

– Верно, верно. Он оставил мне его, чтобы я смог выкупить доспехи. Мы договорились, что Ян доберется до Равенны и остановится у моего родича. Я как раз намеревался отослать домой Джованну. Она б дружку своему доспехи и отвезла.

– Дружку, – усмехнулся Дюнуар. – как-то вы не по-доброму с избранником вашей дочери обошлись. Если коня он бросил здесь… Кстати, у хозяина гостиницы надо уточнить, куда же делся конь. Перстень отдал вам для выкупа доспеха. Как же он будет добираться до Равенны? Без денег, без коня…

– Из города шёл обоз в Краков. Мы переодели Жижку возницей, дали ему на дорогу немного денег и еды, договорились с кем надо. До Кракова он доберется, а оттуда скоро должен идти караван в Италию. С моим рекомендательным письмом его возьмут в охрану.

– Понятно, – вновь ухмыльнулся Мишель. – Добрый человек.

– Вы не подумайте. Если он женится на Джованне, я дам этот перстень за ней в приданое!

– Это, конечно, сильно меняет ситуацию. Но к моему делу отношения не имеет. Вы можете ещё что-нибудь рассказать?

– Я ничего боле не знаю.

– Хорошо. Я вам верю. Магистр, проводите нашего любезного гостя и объясните ему по дороге, сколь полезна бывает молчаливость для продления жизни.

Когда магистр Вигбольд, закончив популярную лекцию, вернулся, Мишель Дюнуар, склонившись над столом вычерчивал что-то на расстеленной карте.

– Отправляемся в Краков? – Спросил Вигбольд.

– Зачем? – не отвлекаясь от своего занятия, бросил де Катенвиль.

– Ну, этот же кошель ходячий говорит, что отправил его туда дожидаться каравана?

– И я ему верю, – не отвлекаясь, кивнул барон.

– Тогда что же?

– Если я столь быстро нашёл этот след, то уж людям Розмберка, кто б они ни были, тоже не составило бы труда отыскать его. Бьюсь об заклад, что Ян предпочтёт другой путь.

– Например?

– Основных два: через Хорватию сушей и через Бремен к морю, оттуда кораблем. И то, и другое – опасно. И то, и другое – через земли империи. Но мне почему-то кажется, что он решит плыть морем. Так меньше шансов встретить недобрых знакомых.

– Разумно, – согласился магистр Вигбольд. – Разумно. Однако нам остаётся надеяться, что Ян вновь совершит какую-нибудь ошибку, которая поможет его отыскать.

– Они шо, все сговорились, как лучше басурманам Европу слить? – возмущался Лис на канале закрытой связи. – У одного – любовный гон. Он палит из тортов по гостям и нарезает круги вокруг местной Гюльчатай. Другой вздумал играть в Дубровского. Такое ощущение, шо Тамерлан ща осознает, как его игнорируют, и от обиды удавится на собственной чалме.

– Это вряд ли, – отвечал Хасан Галаади. – Ему сейчас не до огорчений, он занят любимым делом. Жители Смирны, как получили от великого амира столь оригинальные летающие послания, так с ними буйное помешательство случилось.

Казалось бы, совсем недавно под этими же стенами стояли османы Баязида, у которых опыта по штурму и осаде мощных крепостей куда больше, чем у Тамерлана с его степной кавалерией. И ничего, заставили Баязида уйти, не солоно хлебавши. А тут – просто мистика какая-то. Горожане от ужаса прониклись какой-то исступлённой храбростью и набросились на рыцарей и сержантов, охранявших ворота. Они дрались насмерть, совершенно позабыв себя, и затем уже над телами растерзанных иоаннитов едва не поубивали друг друга, спеша первыми открыть замки и убрать засовы. Часть рыцарей засела в донжоне и сражалась за каждую пядь двора, за каждую ступеньку. Осознав, что сопротивление бесполезно, подмоги ждать неоткуда, а силы на исходе, рыцари вступили в переговоры с императором Мануилом, желая сдаться ему. Василевс принял их капитуляцию.

– Хорошая новость, – отозвался Камдил.

– Это ещё полновости. Новость плохая. Мануил собрал взятых им под защиту госпитальеров в зале дворца, отведенного под его ставку. А не прошло и часа, как в императорскую резиденцию ворвалась толпа неизвестных, якобы местных жителей. Горстка измождённых безоружных израненных рыцарей не в силах была пресечь так называемую вспышку народного гнева. Пленников связывали кожаными ремнями, а затем совали их головы в мешок с коброй – Тамерлан поклялся предать смерти всех, не пожелавших склониться к его ногам.

– Не думаю, чтобы это могло понравиться Мануилу — констатировал Вальдар.

– Это ему и не нравится. Очень не нравится. Но силы василевса слишком незначительны, чтобы противостоять Железному Хромцу. А ещё утром прибыл гонец от султана Египта. Он тоже набивается в союзники.

– Шо я могу сказать. Это же какой-то массовый отлив кошке мышкиных слез.

– Хасан, – задумчиво проговорил Камдил. – есть ли возможность вбить клин между Тамерланом и его союзниками?

– Возможность-то есть, – вздохнул Галаади, – смысла нет. Потому как и Баязид Молниеносный и Мануил боятся Тамерлана больше, чем ненавидят. К слову сказать, сразу после отъезда султанских послов Тамерлан велел сравнять город с землей. Помилованные жители будут расселены в других областях, подальше от побережья.

– И все же, джентльмены, при всех явных минусах в этой ситуации имеется небольшой плюс: ожидание посольства и переговоры дают некоторую фору. – Предположил Дюнуар.

– Я бы не слишком на это расчитывал, – ответил Вальдар. – Константинополь и Смирна тоже, как нам казалось, позволят выиграть не менее полугода.

– В любом случае иной возможности нет. Так что работаем по плану. Дражайший кузен и кум, ты встречаешь Тамерлана в Италии, я наношу фланговый удар на Балканах и в Буджуке. Тохтамыш маневрирует у себя в Сарае, а ты, Хасан, как водится, заставляешь их всех плевать друг в друга ядовитой слюной.

– Офигительный план. Нижними полушариями мозга чувствую, шо Тамерлан обречен. Осталась всего одна ерундовина. Понять, как мы эти удары будем наносить.

Увидев подъезжающего к воротам рыцаря на вороном траккене, стражник поудобнее схватил алебарду и сделал ею некое странное движение, отдалённо похожее на салют. Барон де Катенвиль снисходительно кивнул в ответ и хотел, было, пришпорить коня, но тут из ниши, которая используется, чтобы ударить в тыл прорвавшимся врагам, к всаднику кинулась миловидная девушка в простом, но отделанном не без кокетства платье.

– Мессир рыцарь! Умоляю, выслушайте меня!

– Уже делаю это, – Дюнуар осадил скакуна. – Судя по темным глазам и смуглой коже, вы не из этих мест. Я так понимаю, вас зовут Джованна?

– Да-да, я – Джованна. Джованна Фрези. Раз уж вам известно моё имя, значит, вы знаете, что Ян – мой наречённый. Ради вашей матери, ради любимой женщины…

– Каждой из них и всех сразу, – не замедлил с комментариями Лис.

– Не ищите его. Ведь вы же можете его не найти? Мир так велик. Я готова заплатить. Вот, держите! – Она протянула всаднику расшитый кошелек. – Здесь больше сотни золотых. Дукаты, флорины. Я бы дала и больше, но это все, что у меня есть. Прошу вас! Он ни в чём не виновен.

– Мда, – рыцарь сурово поглядел на глотающую слёзы девушку. – Рыдать прекратите.

– Я умоляю вас. Вы не знаете, что это за человек.

Дюнуар повернулся к стражнику, достал из поясной сумки серебряную монету и кинул тому:

– Ну-ка воин, сходи, проверь посты. Я тут постерегу.

Увидев в ладони своё полумесячное жалование, стражник не замедлил скрыться в привратницкой.

– Синьорита, – переходя на итальянский, начал барон де Катенвиль. – Вы что же, решили, что я – охотник за головами? Что какой-то там богемский Розмберк или как его там, нанял меня, чтобы отыскать вашего замечательного возлюбленного? Во всей Богемии вместе с Моравией и Хорватией не хватит золота, чтобы нанять меня. Спрячьте ваши флорины и прекратите хлюпать носом.

– Но вы же ищете Яна? – растирая кулаком слезы, всхлипнула Джованна.

– Да, черт возьми! Ищу. И буду молить небеса, чтобы найти его как можно скорее. И если вам известно, где он, синьорита, я готов заплатить вдвое больше, чем вы мне предлагали.

– Я не стану торговать любимым, – гордо выпрямилась итальянка, и в голосе ее зазвенел пафос римской патрицианки, который и в самой-то империи в последние века её существования встречался не часто.

– Идиотизм! – взорвался Мишель Дюнуар. – Где такое видано? Я приехал с приказом моего государя, имя сейчас не важно, предложить этому безземельному разбойнику пост командующего армией, а он бегает от меня, как олень от борзой. Он что, у себя в Богемии не набегался?

– Я не верю вам!

– Ступайте домой, барышня, мы зря теряем время. Как я вам могу доказать истинность своих слов? Поклясться на мече? Дать расписку? Впрочем, вот, полюбуйтесь. Если умеете читать. Это указ великого князя Витовта, дающий Яну Жижке право назначать капитанов, изымать необходимые подводы, фураж, лошадей, волов, лодки и прочее, прочее, прочее у местного населения его именем. Может, это вас убедит.

– Поклянитесь на мече, – глядя на исписанный пергамент, тихо попросила девушка.

– Клянусь и присягаю… – начал Мишель.

Когда он закончил витиеватый текст торжественной клятвы, девушка просияла и тут же задала вопрос, от которого зубы барона заскрежетали, как миланская броня, вскрываемая дисковой пилой:

– Неужели это правда?

– О-оо! – взвыл Дюнуар.

– Вот, передайте ему, когда найдёте, – Джованна вновь протянула кошелек с золотом.

– Поверьте, щедрость моего сюзерена поистине не имеет границ. Оставьте эти деньги себе.

– Тогда… Тогда, – сеньорита всплеснула руками. – Погодите, не уезжайте. Я очень быстро!

– Вы что же, собрались передать ему в дорогу жареную курицу с огурцами? – усмехнулся рыцарь.

– Нет-нет. Я вышила для Яна портрет, наш с ним вместе. Пусть он напоминает ему обо мне.

– Портрет – дело хорошее. Несите скорее, – скомандовал барон. – Да, кстати. Может, он все-таки сказал куда направляется?