Одиночество

 
Жену схоронил и невестку
И с внуком стал век вековать.
Но внуку прислали повестку,
И внуку пришлось воевать.
 
 
На счастье надеялся, строил
Беседку в саду и не кис.
Но внук стал посмертно Героем,
И жизнь потеряла свой смысл.
 
 
Он ладит у дома качели,
Едва шелохнётся весна…
А вот и грачи прилетели.
Какая быть может война?!
 

Зимние яблоки

 
Какие яблоки в апреле?
У нас они в апреле есть.
Мы берегли их и не ели,
Хотя хотелось очень есть.
 
 
Но, переложенные стружкой,
Лежали в ящиках они,
И мы ходили друг за дружкой
И до весны считали дни.
 
 
И знали, что необходимо
Не трогать яблоки, терпеть,
Чтоб пережить без хлеба зиму
И с голода не умереть.
 
 
Да, мы в такое время жили.
Мы пережили трудный год.
И яблоки, что отложили,
Никто без спроса не возьмёт.
 

Быть добру!

 
«Дождь в дорогу – быть добру!» —
Я не раз слыхал про это,
И в дорогу я беру
Вот такую сумку лета!
 
 
Я иду, а дождик вслед,
Как конфеты в детстве, сладкий.
Мне каких-то сорок лет,
И дела мои в порядке.
 
 
Липнет глина к башмакам,
И рубаха липнет к телу.
Ну же, дождик, по рукам,
Ты смотри, как всё запело!
 
 
Только ты на миг отстал,
Только шаг звенящий сбавил,
Тут я радугу достал
И над речкой мост поставил.
 
 
Больше в сумке ни шиша,
От дождя следа не сыщешь.
Что же ты, моя душа,
Соловьём счастливым свищешь!
 

Уха

Виктору Чадину

 
Зубастая рыба глуха,
Окончились долгие муки.
Похоже, густая уха
Встречает любителей щуки.
 
 
Наваристый суп в казане,
Дурманящий запах горошка.
И ловит картошку на дне
Большая походная ложка.
 
 
И лук, и морковь, и чеснок,
И зелень, и перец с петрушкой…
И ты чуть не валишься с ног,
Стоишь в ожидании с кружкой.
 
 
Уха – это хвост с головой,
Добавки – обычное дело.
Но суп-то у нас мировой,
И нет совершенству предела.
 

Безголосый

 
Певчей птице грустно в клетке,
Певчей птице свет не мил,
А в глухом саду на ветке
Кто-то крылья распрямил.
 
 
Нет ни голоса, ни слуха,
Есть свобода и полёт.
Он в своём гнезде из пуха
Неумеючи поёт.
 
 
У него своя услада
И свои любовь и страсть.
Ничего ему не надо,
Лишь бы в клетку не попасть.
 

Солёный ветер

Капитану I ранга Павлу Бойко

 
Солёный ветер вырвется наружу
Из бухты той, где тишь да благодать,
И я себя нежданно обнаружу
Там, где земли и дома не видать.
 
 
Форштевень будет молотить о воду,
Судьбу доверят звёздам корабли.
В который раз почувствую свободу,
Которую лишь чайки обрели.
 
 
…Мигнёт маяк, встречая одиноко,
И грусть уйдёт, ударившись в причал,
И вновь поход в моря не вышел боком,
И я тебя, как солнце, повстречал.
 

На открытие обелиска

Герою России Андрею Красову

 
Даже не верится, что это было,
Что и сюда подступала война.
Марья Ивана до смерти любила,
И после смерти любила она.
 
 
Долго глядела вослед уходящим,
Спины крестила пропавших вдали.
Эта разлука была настоящей,
Эту любовь победить не смогли.
 
 
Вечная память и вечные списки,
Вбитые в камень навек имена.
Вечный покой обрели обелиски.
Марья с Иваном. Любовь и война.
 
 
Серые цапли взлетают с рассветом,
Крепко на кладбище спит тишина.
Марья с Иваном. Короткое лето.
И не даёт распрощаться война.
 

Голоса друзей

Памяти Николая Старченко

и Владимира Павлова

 
Голоса друзей моих всё дальше —
Свой приют последний обрели.
Ни упрёка и ни слова фальши
Мне они оставить не смогли.
 
 
Воевали, слушали Кобзона,
Поднимали в море паруса.
И теперь, наверное, резонно,
Я их не услышу голоса.
 
 
Голосов друзей моих не слышно.
Не подали первый раз руки.
Как-то неожиданно всё вышло,
Вышло как-то всё не по-людски.
 

На Новодевичьем

На открытие памятника Герою России

Александру Васильевичу Маргелову

 
Над беретами небо ниже
И свинцовые облака.
То Илья пред собою движет
Стерегущие мир войска.
 
 
А куда? Лишь ему известно,
У него над десантом власть.
И десант запевает песню,
Чтобы громом потом упасть.
 
 
Разорвать при посадке путы,
Прохрипеть на земле: «Ура!» —
И привет передать кому-то
С вечных русских небес с утра.
 
 
…Многолюдно сейчас в округе —
Полосатый шальной народ.
Но молчат в стороне подруги
Так, что оторопь мир берёт.
 

Белозар^[2]

 
Белозар – это царские очи.
Пялиться в царские очи не смей.
Даже тайком, в непроглядные ночи,
Лучше бы смертным не видеть царей.
 
 
Но притворяется он однолистом,
Не представляя собой ничего,
Чтобы в лесу, позабытом и мглистом,
Кто-то хоть раз да взглянул на него.
 
 
Что же поделать с такою привычкой —
Быть у прохожих всегда на виду?!
И представляется он золотничкой,
Осеннецветом в забытом саду.
 
 
Так и живёт, подставляясь под взгляды,
Царские очи прикрыв от стыда.
Ну а зачем ему, спросите, надо?
Надо ему, да и всё, господа!
 

Левый берег

 
Чтоб навек забыть потери
Вот на этом берегу,
Перейду на правый берег —
Даже через не могу.
 
 
Подарю пролётным птицам,
Что найдётся в рюкзаке.
Заночую, чтоб спуститься
И умыться на реке.
 
 
И пойду с душой пустою,
Чтоб стучаться в чью-то дверь.
Погляжу, чего я стою
В этой жизни без потерь.
 
 
А намаявшись в дороге,
Одолев дожди, пургу,
Окажусь другим в итоге
Вновь на левом берегу.
 

В двадцатых числах октября

 
В двадцатых числах октября,
В двадцатых числах
Деревья сбросили наряд,
И тишь повисла.
 
 
На огородах у реки
Дым коромыслом,
И только спорят сквозняки,
Но всё вне смысла.
 
 
Плывут с одышкой облака,
Плывут с одышкой,
И что-то там наверняка
У них с сердчишком.
 
 
А людям хочется тепла
В такую пору,
Но эта туча поплыла,
Увы, под гору.
 
 
А значит, снова слякотень,
Пора озноба.
В такой смурной октябрьский день
Глядите в оба.
 
 
Глядите в оба, мужики,
Глядите в оба,
Когда клянутся от тоски
Любить до гроба.
 
 
И пусть глаза подруг горят,
Как в душном мае,
В двадцатых числах октября
Не то бывает.
 

В дороге

 
За Луховицами дождь стеной,
Небо роняет молнии,
А о тебе, родной,
Даже и в дождь не вспомнили.
 
 
Еду в купе один,
Яблоко режу голден.
Где же он, Аладдин,
В этот невзрачный полдень?!
 
 
В небе просвета нет.
Ох, как берёзы гнутся!
Может, в тебе чуть свет
Чувства ко мне проснутся?!
 

Белый лебедь

 
Никого на свете не виню
И в прошедшем не ищу изъяна,
Радуюсь, когда навстречу дню
Лебедь выплывает из тумана —
 
 
Грудью раздвигая камыши,
Отряхаясь медленно от стужи…
Он-то знает точно: без души
Никому на свете он не нужен.
 
 
Устремляясь с радостью на зов,
Шею грациозно выгибает.
Этот лебедь белый за любовь
Не моргнув и глазом погибает.
 
 
Но и птице очень важно знать,
Что любовь с уходом остаётся.
Можно счастью в душу наплевать,
Только никому не удаётся.
 

«Встанет ночь на Хуптой в пеньюаре…»

 
Встанет ночь на Хуптой^[3] в пеньюаре
И заломит руки над водой.
Первый раз её увидит парень —
Серебристый месяц молодой.
 
 
Духота и хочется прохлады.
Ночь присядет около воды.
И тогда послышится: «Не надо!
И деревья смотрят, и сады…».
 
 
Будет продолжаться до рассвета,
Юношеский светлый диалог.
Духота, дурашливое лето,
И оно влюблённых валит с ног.
 

Так повелось

 
– Я не ослышался? Не показалось?
Первый опёнок вздохнул на пеньке.
Переборол и жару, и усталость,
И задрожал у меня на руке.
 
 
Что ж, молодёжь и лиха, и беспечна,
Голову любит подставить она.
Нет бы молчать, да и жить себе вечно
И получать за покой ордена.
 
 
Нет, нарывается снова и снова,
Лезет всё время она на рожон.
Так повелось от рожденья Христова,
Так продолжается с древних времён.
 
 
Но успокоенность – страшная штука.
Только сомкни на мгновенье уста,
Тут и настигнет безжалостно мука,
Так же поднимут на крест, как Христа.
 

Входи, зима

 
Последние объятья октября
И первое дыханье снегопада.
Я жизнь прожил, и, кажется, не зря,
Я жизнь прожил, и, кажется, как надо.
 
 
Входи, зима, но душу не студи,
Не оставляй своих рубцов на теле.
Я знаю всё, что будет впереди,
Я знаю, чем закончатся метели.
 

«Впереди одни печали…»

 
Впереди одни печали,
Но прошедшего не жаль.
То, что было там, в начале,
Не похоже на печаль.
 
 
Искры радости упрямо
Пробиваются на свет:
У моей постели мама
Отмечает двадцать лет.
 
 
Никакой ещё разлуки,
Никаких ещё потерь.
И отец берёт на руки,
Открывает в школу дверь.
 
 
Я один иду по лугу,
Я Отечеству служу,
Прикрываю спину другу,
Данным словом дорожу.
 
 
А потом одни потери,
Нет ни мамы, ни отца,
Я один стою у двери,
Слёзы падают с лица.
 
 
Свежий ветер дует в спину.
Жизнь торопится, идёт.
И страна погоны сыну,
Как и мне, уже даёт.
 
 
Но врастает в руку ручка,
Не даёт скучать строка.
И кому-то глазки внучка
Строит нехотя пока.
 
 
Впереди одни печали.
Или радость свысока?
И не сплю, не сплю ночами,
И считаю облака.
 

«Давай поднимем паруса…»

Владимиру Шигину

 
Давай поднимем паруса
Над нашей творческою лодкой,
Безукоризненной походкой
Уйдём в бумажные леса.
 
 
Потом вернёмся на коне
Из бухт, разбросанных по миру,
Предъявим всем такую лиру,
Что не представить и во сне!
 

«Благодарные певчие птицы…»

 
Благодарные певчие птицы
Чистят пёрышки возле окна.
Даже мысленно не возвратиться
Не даёт им попытки весна.
 
 
Прилетели, с природой не спорят.
Вон какое сияние глаз!
Хорошо, вероятно, за морем,
Только дома-то лучше в сто раз.
 
 
Заливаются певчие птицы
И укромные гнёздышки вьют,
И беды ни за что не случится,
Пока птицы на свете поют.