– Хорошо, хорошо, – заторопилась Арина. – Нет проблем, я начну сначала. Это полный ералаш. В смысле моей национальности. Чего только не намешано. Мама у меня наполовину русская, наполовину украинка, и родилась я в Феодосии. А папа у меня армянин. Он на все руки мастер. Но вообще-то специалист по фонтанам. Приехал когда-то в Феодосию фонтан чинить. У нас в приморском парке есть фонтан Айвазовского, тот его еще в девятнадцатом веке построил. Это рядом с армянской церковью. Очень красивый фонтан. У нас вообще очень красиво. Генуэзская крепость есть. Феодосия, между прочим, один из самых старых городов на свете. Клянусь луной! – Она улыбнулась. – Что, не веришь? Правда, правда. Он две с половиной тыщи лет назад был основан. Греки его основали. Короче говоря, папа фонтан починил, контракт у него кончился, и он уехал обратно в Ереван. Мама считала, что она его вообще больше не увидит, а папа через полтора года вдруг вернулся и женился на маме. А я к тому времени уже родилась. Вот, собственно, и все.

– Очень романтично, – прокомментировал Виктор, берясь за очередной тост.

– Ну как, вкусно? – улыбнулась Арина.

– Отлично! – промычал Виктор с набитым ртом. – А кто тебя научил так готовить?

– Моя украинская бабушка. Она была потрясающая. Знала тыщи всяких рецептов. Мне было четырнадцать лет, когда она умерла. Я тогда надралась в первый раз в жизни. Сама чуть с катушек не слетела. Меня всю ночь выворачивало наизнанку… Господи, чего только не было…

Арина глубоко вздохнула, по лицу промелькнула тень. Воспоминания явно не доставляли ей удовольствия.

Виктор вежливо молчал, ждал чего-то.

Арина поймала его взгляд, какое-то время бессмысленно смотрела на него, затем внезапно опомнилась, вернулась к реальности.

– А ты-то часто так надираешься? – поинтересовалась она.

– Раз в году, – ответил Виктор.

Они словно поменялись ролями. Теперь Арина в упор смотрела на него своими зелеными глазами, будто ждала чего-то.

Ему даже стало слегка не по себе от этого пристального взгляда.

– Ну дважды, – поправился он.

Арина по-прежнему молча разглядывала его.

– Три – это максимум. Предел, – сдался Виктор. – Не так уж часто.

Он сам не понимал, откуда взялся у него этот оправдывающийся тон.

Арина улыбнулась. Улыбка эта, как яркий солнечный луч, прорезала затемненную память. Ускользающее все утро воспоминание обрело наконец звук и изображение.

Виктор вспомнил весь трудный вчерашний день.

Помимо обычного приема, ему пришлось выполнить три тяжелые операции. Последняя из них – сохранение, а вернее, переворачивание бедра попавшей под машину овчарки – просто выжала из него все силы. А главное, он до сих пор не был убежден в результате. Удалось ли спасти собаку от хромоты, будет известно не раньше, чем через неделю.

В конце этого тяжелого дня Виктор подъехал к бару «Перекресток», который был расположен прямо на шоссе, в двадцати трех километрах от города. Он любил этот бар, заезжал туда разок-другой в неделю. И вчера с удовольствием зашел внутрь, предвкушая хорошую выпивку. Ему необходимо было снять с себя напряжение.

Знакомых лиц, несмотря на конец недели, в баре оказалось немного. Кто-то приветствовал его из глубины зала, пара человек кивнули ему у стойки.

Виктор пересек зал, боковым зрением увидел, как вслед ему повернулась красивая улыбающаяся шатенка. Он подошел к стойке, посмотрел в зеркало, отражавшее всех, находившихся в зале. Странным было уже то, что такая девушка сидела одна. Еще более странным показались ему игравшая на ее губах дразнящая улыбка, ее неотрывный, внимательный взгляд.

Старый приятель Виктора бармен Игорек давно выучил его пристрастия, без лишних слов доверху налил ему стакан бурбона. При этом на пальце Игорька блеснул золотой перстень с бриллиантом – фамильная драгоценность, которой бармен очень гордился.

Изрядный глоток крепкого напитка придал Виктору смелости. В какой-то момент он резко повернулся и встретился взглядом с незнакомкой. Зеленые глаза ее смотрели на него серьезно, даже, как ему показалось, слегка удивленно.

Некоторое время они разглядывали друг друга.

Потом Виктор допил стакан, взял со стойки бутылку и, не обращая внимания на обратившегося к нему с каким-то вопросом Игорька, медленно, не очень твердо ступая, направился к девушке.

Однако не успел он сделать и двух шагов, как откуда-то из глубины зала вывернулся расхлябанного вида парень, подскочил к ее столику, утрированно галантно пригласил танцевать. Девушка, даже не взглянув в его сторону, резко и твердо мотнула головой. Парень собрался было настаивать, но увидел подходившего Виктора. Несколько секунд смотрел на него, раздумывая, не начать ли свару, потом вдруг пьяно ухмыльнулся, пожал плечами и ретировался.

Незнакомка широко открытыми глазами, все с той же чуть заметной улыбкой на лице следила, как Виктор усаживается напротив нее.

– Привет, – певуче сказала она. – Я – Арина…

Виктор покачал головой, словно прогонял наваждение.

Утреннее освещение нисколько не портило Арину. Скорее, наоборот. Солнце, высветившее ее волосы, соорудило пушистый золотистый ореол вокруг головы. Чуть склонившись под тяжестью этой сияющей короны, Арина маленькими глотками пила кофе, терпеливо ждала, пока он заговорит.

– Я вспомнил, – сказал Виктор. – Я теперь вспомнил. Мы встретились в баре «Перекресток» на двадцать третьем километре. Тебя зовут Арина.

– Слава богу, – кивнула девушка. – Вспомнил наконец.

Веселые искорки заплясали в ее зеленых глазах.

– Я уж решила, что ты совсем чокнутый. Что у тебя, как это называется…

– Белая горячка, – подсказал Виктор.

– Нет, хуже, – покачала головой девушка. – Амнезия, вот это что. Да, полная амнезия. Если уж ты забыл, как меня зовут… Ты ведь еще сказал, что твоя любимая песня называется «Дорогая Арина», помнишь? После этого наша любовь и началась.

– Послушай, – Виктор резко поставил чашку на место, – я тебя прошу, больше этой муры не повторяй, ясно? Ну чего ты несешь – «наша любовь», «наша любовь»?.. Ты меня совсем за идиота принимаешь?

– Извини, – смутилась Арина, – не обижайся. Ты же сам первый тогда начал.

– Что я начал? – заорал Виктор. – Что?!.

– То самое.

Глаза девушки опять подозрительно заблестели.

– Первый раз ты сказал, что меня любишь, когда повалил на постель, – обиженно заявила она. – А потом повторял это всю ночь. Всего раз сто, наверное, сказал.

Виктор был просто потрясен этим сообщением.

– Не может быть! – вырвалось у него

– Очень даже может. Ты что думаешь, я тебе вру?

Бисеринка-слезинка выкатилась из уголка зеленого глаза, плюхнулась на стол.

– Ну хорошо, хорошо, – заторопился Виктор, пытаясь предупредить последующий слезопад. – Вовсе я не думаю, что ты врешь. Но ты тоже должна понять. Я был пьян, правда? Сильно пьян. Мало ли что несут люди в пьяном виде. Так что ты меня извини…

– Не знаю.

Она упрямо мотнула головой:

– Я еще такого не слышала. Ни от пьяных, ни от трезвых. Мне еще такое никто не говорил!

– Да я не соображал, что говорю! – взорвался Виктор. – Неужели не ясно!

– Еще как ясно! – закричала в ответ Арина. – Значит, у тебя это было вот здесь, – она постучала кулачком по голове, – в подсознании!

– Чего? – возмутился Виктор. – Чего ты мелешь?!.

Он неожиданно успокоился, остыл. Вид у Арины был жалкий, и сердиться на нее не стоило. Он явно сам во всем виноват.

– Послушай, – примирительно сказал Виктор. – Ну чего ты, в самом деле? Ты же не вчера родилась. При чем тут подсознание! Ты что, не знаешь, что в таких ситуациях мужчины всегда говорят подобные вещи?

– Я знаю, – кивнула Арина. – Только на этот раз все было по-другому.

– В каком смысле «по-другому»? – опешил Виктор.

– В прямом! – отрезала Арина. – По-другому, чем во все остальные разы. Именно, что я не вчера родилась. Кое-что соображаю.

Виктор почувствовал, как в нем снова медленно начала закипать злость. Предыдущие подозрения вспыхнули с новой силой.

У этой девчонки явно что-то на уме!

Неспроста же она так упрямо все время твердит эту ахинею. Конечно, девочка чертовски хороша, тут и разговору нет, только лучше бы ей находиться сейчас подальше отсюда, гораздо спокойнее было бы.

И чего, в самом деле, он ее сюда притащил, такого с ним не случалось много лет. Женщины ведь не понимают разницу между ночью и днем.

Мало ли что происходит ночью, к дню все это не имеет никакого отношения!

Виктор неожиданно вспомнил, как стонала, задыхалась от наслаждения Арина. Воспоминание было острым, пронзительным.

Он склонялся над нею, отбрасывал в сторону мокрую от пота простыню, дотрагивался до ее мягких губ и нежного тела, проваливался куда-то в небытие, пропадал в теплой сладости, пронзающей все его нутро.

А в чем-то девчонка права!

Видимо, столько лет глубоко сидевшая в нем, никем не востребованная нежность вырвалась наружу в ту минуту, в тот самый момент, когда приглушенный алкоголем рассудок уже не мог контролировать его, разгоряченного от близости обнаженного женского тела…

Виктор встряхнул головой, сердито отбросил от себя совершенно излишние сейчас воспоминания.

– Вот что, – сказал он спокойно и твердо, – я тебя в последний раз прошу. Извини, если я наболтал чего-то лишнего ночью. Не бери в голову. С кем не бывает. Давай сменим пластинку, хорошо?

Арина поджала губы. Это предложение, безусловно, не привело ее в восторг.

Но Виктор уже принял решение. Взглянул на часы, дал понять, что его время кончилось.

Намек был весьма прозрачен, даже, пожалуй, груб, и Арина тут же отреагировала на него.

– Я тебя тоже хочу кое о чем попросить, – сказала она. – Прежде чем я уйду, можешь мне поставить еще раз эту песню, твою любимую, «Дорогая Арина»?

– Конечно, – засуетился Виктор. – О чем речь.

Он вскочил из-за стола, пошел в комнату к старинному граммофону. Собственно, от подлинной старины в граммофоне сохранилась только внешняя оболочка. Внутри него был искусно вмонтирован электрический механизм, который и приводил аппарат в движение.

Виктор поставил иголку на пластинку, нажал кнопку.

«Моя дорогая Арина, – разнесся по дому хрипловатый голос Леонида Утёсова, – ты явилась ко мне словно чудо, я тебя никогда не забуду, дорогая Арина…»