Глава II
Инпут¹

Зачем к чему-то стремиться,

Если смерти стоит печать?

Стираются прошлого лица,

Но душа продолжает дышать.

ТА-КЕМЕТ. ГЛАВНЫЙ ХРАМ В СЕПАТЕ ИНПУТ

Анубис редко посещал вверенный ему Осирисом сепат. То была лишь условность – Царь Богов не хотел, чтобы сын покидал Дуат слишком часто, но и лишить его чести быть покровителем земли смертных тоже не мог.^[1]

В Инпуте жили люди, как и в любом другом сепате. В отличие от того же Унута, который можно было назвать истоком познания, город Анубиса не отличался особыми заслугами жителей. Разве что был спокойным местом, где смертные трудились, молились и проживали ничем не примечательные жизни.

Спокойствию, конечно, способствовало знание о покровителе сепата. Разбойники и контрабандисты не решались проворачивать тёмные дела, боясь гнева Карателя. Подобные суеверия были на руку наместнику бога – фараону Инпута. Имя его для сего папируса значения не имеет, да и писать особо нечего. Наместник был пожилым мужчиной, любил жену и пятерых наследников, не имел гарема и исправно молился Анубису, получая от него редкие знамения, означавшие похвалу.

Конечно, Каратель посещал свой сепат.

В его главном храме было место, куда не смел входить никто из смертных. Зал мумификации, никогда не использовавшийся по назначению и имевший сакральное значение для жителей. Все знали, что если покровитель и прибывал в Инпут, то всегда именно туда. Это позволяло Анубису избегать встречи со смертными, которым не пристало видеть Карателя до смертного часа.

Зал находился на верхнем этаже храма и представлял из себя галерею с двумя уровнями. Нижний с двух сторон огораживали колонны, за которыми открывался прекрасный вид на дома из светлого песчаника. Там же были установлены ритуальные жаровни и столы для подношений. Верхний же уровень находился в конце зала. С него вниз взирала исполинская статуя Анубиса в шакальей маске. Его раскинутые руки указывали на прямоугольный каменный алтарь для мумификации, на который никогда не укладывали ни одно тело.

До сей поры.

Зелёная вспышка озарила зал.

Когда сияние схлынуло, у алтаря уже стояли четыре мужские фигуры. Одна из них держала на руках тело девушки, а две другие были неподвижны, словно их сдерживала некая сила.

Если бы кто-то из смертных жрецов всё-таки оказался в зале в тот миг, то наверняка узнал бы в самом высоком мужчине своё божество. Анубис по-прежнему был в божественной маске – точно такой же, как на его статуе.

Остальные присутствующие остались бы жрецу незнакомыми.

Сет, держащий на руках тело Ифе, тогда был похож на простого смертного. Только у тех, кто знает, что жизнь конечна, может быть такая тяжесть во взгляде.

Неподвижными фигурами были Атсу и Кейфл. Взгляни несуществующий жрец на них краем глаза, он наверняка заметил бы алые отсветы, подобно нитям оплетающие тела мужчин. Именно эта сила мешала им двигаться. Как и говорить.

– Положи туда, – Анубис кивнул на алтарь, не глядя на Сета.

– Разве это необходимо? – хрипло спросил грешный бог.

Каратель ударил посохом о каменный пол.

– Ты взмолился о помощи! Так делай, как я сказал!

Сет сжал губы, шагая к алтарю.

Вес тела Ифе в его руках был неощутим. И всё же эта ноша непреодолимой тяжестью ложилась на сердце. «У меня его нет. Нет сердца», – убеждал себя бог, укладывая аментет на алтарь.

Кейфл и Атсу, всё ещё скованные его силой, не могли ничего сделать – они лишь смотрели прямо перед собой.

Когда рука Ифе, лежащей на холодном камне, безвольно соскользнула в сторону, Каратель развеял маску. Его взгляд был прикован к бледному лицу девушки.

Сет отступил от алтаря. Хотя куда правильнее было бы сказать – отшатнулся.

Обездвиженный, беспомощный хекау хотел бы закрыть глаза. Хоть на мгновение перестать видеть её тело. Но, как и Атсу, он был лишён даже этой малости.

«Наверное, дать тебе умереть было бы милосерднее, – думал Анубис, стоя над телом грешной аментет. – Ты заслужила покой… И жизнь».

Последняя мысль проскользнула в разум Карателя против его воли. Как бог, он плохо понимал, что означала смертная жизнь и какую цену она имела для тех, чей срок под солнцем был конечен.

«Но эта смертная любила жизнь. Каждую секунду».

Анубис помнил, как Ифе боролась за неё, совершая ошибки, греша, улыбаясь и плача.

«Всё началось из-за тебя». Каратель был зол на аментет. Зол на дядю, который продолжал управлять им. Зол на смертных хекау и вора, веривших в собственную непогрешимость и не желавших подчиняться законам. Но началом всех его ложных решений стала именно грешница.

«Ифе», – перед мысленным взором Анубиса мелькнуло воспоминание.

Это было всего несколько минут назад, когда на пыльной земле разрушенного Бата лежала мёртвая на первый взгляд девушка, а Сет просил остановить её на грани.

Теперь, стоя перед телом в зале мумификации, Карателю всё же предстояло сделать выбор: помочь дяде, выполнив его просьбу, или позволить аментет умереть окончательно.

«Она умрёт через миг», – понимал бог.

– Ты перенёс нас сюда. Если принял решение, то, молю, поторопись… – умолял Сет, не приближаясь ни к телу, ни к племяннику.

Но Анубис не слушал его. Тот был лишь шумом на задворках сознания – грешный бог больше не имел над ним власти. Решение, которое принимал Каратель, на этот раз зависело лишь от него.

«Ифе, я хочу понять, что такое смерть, – с удивлением думал он. – И каково это – ценить жизнь, зная, что можешь потерять её в любой момент».

Когда Каратель шагнул к телу на алтаре, в его голове не было ни единой мысли про Осириса. Конечно, он помнил, что делает всё для защиты отца, но, касаясь лба Ифе, Анубис вспоминал не свой долг, а цвет глаз грешницы, которая с такой лёгкостью разрушала порядок мироздания.

Он не знал, что тогда, в скрытом храме в Дуате, где время текло иначе, она тоже думала о нём. На этот раз Каратель не слышал мольбы аментет, ведь души в загробном мире уже не могли взывать к нему. Но, задерживая её тело на грани жизни и смерти, он всё равно вспоминал её.

Думал о ней.

«Верни себе жизнь, грешница. Твой срок ещё не пришёл».

Эта мысль была для Анубиса странной. Пожалуй, впервые с момента встречи с аментет, он действительно хотел, чтобы она жила.

«Но почему я хочу этого? – не мог понять бог. – Почему я собираюсь сам нарушить законы мироздания ради тебя?»

Насущные вопросы, к сожалению, отнимали тот самый миг, который оставался у Ифе. И Анубису предстояло не просто подумать, но и начать действовать.

– Прошу тебя, Инпу, – тихо сказал Сет, всё-таки делая шаг к алтарю.

Каратель не ответил ему. Он лишь молча простёр руки над телом девушки, вливая в него зелёные потоки силы Дуата.

Останавливая на грани.

ДУАТ. СКРЫТЫЙ ХРАМ СЕТА

Услышав шорох у входа в комнату, Ифе поспешно вытерла остатки слёз, от которых стянуло щёки, и села на кровати.

Шани вошла нарочито широким шагом, словно не стояла только что за стеной и не слышала ничего из безумия аментет.

– Мало кому погребальные рясы бывают к лицу, – улыбнулась она.

– И редко кто может услышать такой комплимент, – Ифе была даже рада ехидно приподнять бровь.

– Надо же, аментет, которая умеет шутить!

– Мне было у кого учиться.

Услышав ответ девушки, Шани мгновенно стала серьёзной.

– Кстати, об этом. Ты знала моего брата.

Аментет непонимающе нахмурилась.

– Да, я же всё рассказала…

– Верно. Такое сложно просто выдумать. Особенно детали про Атсу. Он именно так и должен был вести себя в тех ситуациях, что ты описала.

– Значит, ты веришь мне? – уточнила Ифе.

– Верю. И поэтому сама доверюсь тебе, – Шани закрыла вещной сундук и села прямо на него. – Всего я рассказать не смогу. Это не только моё решение. О тебе стоит узнать остальным.

– О ком ты?

– О нескольких других маа-херу, до одури уставших тратить посмертие на блаженство.

Ифе с удивлением и интересом слушала Шани, предчувствуя открытие очередной небывалой тайны.

– Как я уже сказала, мы занимаемся своего рода контрабандой душ от первых врат Дуата на Поля Иалу. Договор прост – душа отдаёт нам всё ценное, что было с ней при захоронении, а мы помогаем ей пройти этот непростой путь.

– Но зачем вам ценности, если аментет и так могут создать всё, что угодно? – настороженно спросила Ифе.

Шани ухмыльнулась, проводя рукой по своей одежде.

– То, что создаётся на Полях Иалу, неразрывно связано с Дуатом. Оно не может существовать в мире смертных.

– Но… – понимание пришло к аментет, и она оборвала свой вопрос почти криком. – Постой! Вы возвращаете вещи душ обратно в мир смертных?!

На губах маа-херу расплылась гордая улыбка, сделавшая её лицо ещё прелестнее.

– Да! – рассмеялась она. – Согласись, они там нужнее, чем здесь.

– Но как?

– А вот это я пока не могу рассказать. Мы не сами нашли путь. Нам открыли его. Эта тайна может нас всех отправить в небытие. И решение о том, рассказывать ли её, я сама не приму.

«Это невозможно! Неужели Осирис настолько слеп даже в Дуате?» – Ифе испугалась греховности этой мысли и тут же постаралась выкинуть её из головы.

– Кстати, вещи мы возвращаем в мир смертных не бездумно, – невольно помогла ей отвлечься Шани. – Переход в Та-Кемет как раз настроен на трущобы нескольких сепатов. То, что не нужно богачам после смерти, помогает тем живым, у которых ничего нет.

– Вы… Нашли способ помогать… Даже отсюда!

– Ну… Не совсем мы нашли. Но да. Наше существование снова имеет смысл.

Одна мысль по-прежнему не давала Ифе покоя:

– А что с теми, у кого после смерти ничего с собой нет?

В этот раз Шани ответила не сразу. Её лицо приняло задумчиво-грустное выражение, и только спустя пару мгновений она вновь заговорила:

– Мы стараемся помочь всем, кому можем. Не важно, есть ли у душ богатство или нет. Мы отводим их сюда, говорим. Как правило, смерть лишает желания лгать, – девушка немного беспомощно пожала плечами. – Тех, кто сознаётся в убийствах, насилии, жестокости, мы возвращаем наверх и даём принять свою судьбу.

– Но откуда вы знаете, что другие действительно ни в чём не виновны? – недоверчиво спросила Ифе.

Шани прикрыла глаза. Её губы были плотно сжаты, словно девушка сама не раз задавалась этим вопросом.

– Мы не знаем. Но принимаем решение сообща. Слушаем, задаём вопросы, пытаемся дойти до правды и потом голосуем.

– Небытие или вечность?

– Да.

Ифе не знала, что сказать.

«Быть может, так и должно быть? Смертные судят смертных… Не выносят приговор, взвешивая сердце, а слушают, вникают. Пытаются понять».

Время для осознания того, что лучше или хуже, ещё не пришло. Устоявшийся порядок вещей в мире, где боги были так близко к людям, нельзя было сменить за мгновение. Как и отношение к нему Ифе.

Но она точно не собиралась слепо осуждать или восхвалять деяния предприимчивых маа-херу.

– Меня тоже ждёт ваш суд? – спросила аментет, пытаясь уложить всё узнанное в тревожном разуме.