На перекрестке юные дворяне помахали друг другу на прощанье, но Робин даже не ответил. Он пришпорил коня, и усталое животное нехотя поскакало по пыльной тропинке. К рассвету лошадь дотащилась до ворот непонятного строения. Все здание и ворота были густо увиты плющом и плетистыми розами так, что невозможно было разобрать, где окна, а где двери. Только где-то в вышине торчали остроконечные башни с зеленой черепицей.

Эльф давно спал, свесив голову на грудь.

У меня слипались глаза, я была разбита и без сил.

Пришлось самой слезать и открывать ворота.

Но стоило лошади шагнуть во двор замка, как рыцарь, лишенный моей поддержки, соскользнул со спины животного и мешком упал в пыль.

Я подбежала к эльфу и перевернула его, боясь, что тот просто задохнется в пыли. Принц Робин был бледен, как покойник, краше в гроб кладут, но даже в таком состоянии он был прекрасен той благородной красотой, которой обладают лишь дворяне.

Я в нерешительности огляделась, соображая, что делать: покричать, позвать на помощь? Вокруг не было ни души, да и мало ли кто явится на зов?! Но и оставлять ивового принца купаться в грязи не годилось. Я обещала служить ему, как самой себе. А уж я-то в пыли валяться не стала бы. Весь двор зарос шиповником и дикой ежевикой. За садом давно не ухаживали, и вообще, казалось, замок заброшен. Но в углу я увидела садовую тачку. Решение пришло незамедлительно. Все равно принца я не подниму.

***

Самым тяжелым оказалась скрипучая лестница, ведущая наверх в хозяйские спальни. В дом я проникла без проблем, замок рассыпался в моих руках ржавым порошком.

Но когда я обнаружила, что на первом этаже нет ни одной спальни, только залы, кухни да столовые, поняла – такую удобную тачку придется бросать.

Не помню, сколько времени прошло до того момента, когда, проклиная каждую ступеньку, я дотащила эльфа до второго этажа. Я выбилась из сил, так же, как тогда, когда матушка Мод заставила меня в полдень собирать лекарственные травы и я свалилась без сил от солнечного удара, потому что старая ведьма пожалела головного убора. Вот и сейчас каждая мышца дрожала от напряжения, я тяжело дышала, а в глазах темнело. Мне же еще предстояло затащить принца на кровать. Кое-как справившись с этим делом, я обессиленно поплелась на кухню искать воду, бинты и хоть какие-нибудь лекарственные травы.

Казалось, кухня была заброшена еще дольше, чем спальня принца. В его комнате виднелась тропинка от двери к гардеробу и кровати, на кухне же по всему полу валялись прелые листья, занесенные сюда ветром, а по углам на перегное уже росли трава и папоротники. Разглядев все это безобразие, я поняла, что ни воды, ни лекарств здесь не добуду. Обреченно взяв какую-то кастрюльку, я поплелась в сад. Там среди терновых кустов и разнотравья высился каменный колодец с прогнившей крышей. Привязав к кастрюльке лиану, я натаскала воды в большой котел и развела под ним огонь, благо огниво нашлось на полочке, а дрова – во дворе, но где достать бинты и лекарства, не знала.

Я топнула ногой в сердцах.

– Хоть бы здесь рос окопник или гусиный лук! – в сердцах воскликнула я. Эти растения обладали ранозаживляющим и антисептическим действием, и я собиралась их поискать, но только после того, как промою и осмотрю рану эльфа. Когда я вынула из него обломок стилета, рыцарю явно стало легче, но сейчас у него снова жар и бред. Дожидаясь, пока закипит вода в котле, я поднялась наверх в поисках того, что можно использовать как бинты, а заодно осмотрела рану при помощи прокаленных в огне вилок.

Так я и думала, маленький кусочек железа застрял глубоко в теле рыцаря и медленно убивал его.

Это означало, что нельзя давать ране зажить, пока он находится внутри. К моему ужасу, края раны уже стягивались, а то, что несколько часов назад было кровавым месивом, покрывалось корочкой, восстанавливаясь, надо было действовать быстро. Если не извлечь ядовитый предмет, рано или поздно он завершит начатое, и никакая эльфийская сила исцеления тут не поможет, только навредит.

Я, как дикий смерч, полетела по пыльным комнатам замка, сшибая мебель и взметая юбками клубы пыли. Заглядывала в каждый ящик каждого шкафа, пока не нашла то, что могло помочь. Груды белоснежных простыней, наволочек, полотенец, в общем, всего того приданого за которое удавится любая девушка на выданье. Позавидовав богатству эльфа и мимоходом отметив: какой видный жених из него бы получился – деревенские девки за такого друг другу бы глаза выцарапывали и косы пригоршнями вырывали.

По сравнению с таким сын мельника и рядом не валялся!

Я тайком утянула пару наволочек попроще – без кружев и вышивок – на бинты. Разрезала их на полоски серебряным ножом из буфета. Также прихватила еще пару предметов из столового серебра, про себя молясь, чтобы никто из эльфов, заглянув случайно в замок, не застукал меня за этим делом. И со всем добытым полетела на кухню кипятить.

Там меня уже ждало такое чудо, от которого я чуть не уронила все на пол, но сдержавшись, осторожно положила на стол и, не веря, приблизилась к видению.

На полочке нижней двери, ведущей в сад, лежал крохотный букетик из желтых звездочек и голубых колокольчиков. Гусиный лук и окопник с помятыми листьями и слегка подвядшими цветами. Несмело приблизившись, я воровато схватила лечебные травы и боязливо выглянула в сад. И пусто, и густо. Кусты шиповника и терна полны мелкой фейской живности, но в округе никого. И тем не менее я ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Закрыв верхнюю створку двери от греха подальше, я закрыла обе двери на засов. Потом разберусь с таинственным дарителем букетов, у меня там, наверху, рыцарь дохнет, без которого я в стране фей просто пропаду!

Продезинфицировав столовое серебро, с целым подносом бинтов я отправилась на верх, руки мои заметно дрожали. То, что я собиралась сделать, выходило за рамки дозволенного.

Глубоко подышав, я, захватив бинты и приподняв юбки, полезла на кровать к стонущему в беспамятстве эльфу. Нерешительно взяла его руку, расправила мятые кружева на рубашке и завязала первый узел.

Рыцарь выглядел ужасно, бледное лицо, спутанные и прилипшие ко лбу темные волосы, а на подушке мокрый круг от стекающего по вискам и шее поту. Эльф уже не открывал глаз и только неуверенно мотал головой, разговаривая с кем-то в бреду.

А самое страшное – эти синюшные вены, расползавшиеся во все стороны от раны, пронзившие насквозь его тело, змеями подбирающиеся к лицу, к закрытым глазам с бледными веками.

Железо и вправду смертельно для фейри.

Я перестала медлить и жестко натянула бинты, привязывая руки рыцаря к резной спинке кровати. Надеюсь, поможет и Робин не разорвет их. Сегодня ему предстоит многое пережить. Ноги эльфа я также привязала к возвышающимся столбикам кровати, на которых покоился пыльный балдахин.

Вздохнув, я засунула в рот фейри кляп и вручную сомкнула его челюсти так, чтобы он прикусил его и случайно не откусил себе язык, а потом замерла с серебряными инструментами над полузажившей раной.

Если такая глубокая рана не убила рыцаря, то и то, что я сейчас собираюсь сделать, не убьет. А вот железо – сто процентов.

Я безжалостно вонзила острый нож в плоть, разрезая ее. Эльф очнулся от резкой боли и застонал, а потом и вовсе зарычал, выгибаясь в путах, потому что я не намеревалась останавливаться, но должна была сделать все как можно быстрее. Робин и так потерял много крови, а я собиралась безжалостно выпустить из него еще.

Изогнув две вилки буквой зю, я повесила их на край раны, не давая ей закрыться, про себя молясь, чтобы потом можно было вернуть столовые приборы в нормальное состояние.

Когда я залезла в разрезанную рану щипчиками для поедания неизвестно чего, эльф заорал и с рычанием вгрызся в кляп. Я старалась причинить как можно меньше боли, но ухватить осколок никак не удавалось, и приходилось глубже загонять в рану столовое серебро. От непереносимой боли фейри рвался в путах. Наконец нечто удалось захватить, и я бросила осколок на мокрый поднос, зазвенел металл по металлу. Кончик стилета, рана чистая! Сведя края, я принялась быстро зашивать. Затем последовали лечебные травы и бинты.

Чтобы перебинтовать раненого, пришлось обхватывать его руками, прижимать к себе и приподнимать, у фейри не было сил даже пошевелиться.

Мне казалось, я сгорю со стыда, так плотно пришлось прижиматься к обнаженной груди эльфа. Но я успокоилась, только когда крепко, как спеленутого ребенка, обмотала эльфа посередине.

Закончив, я отошла и замерла в немом ужасе.

Эльф на кровати внезапно показался мне таким беззащитным: не далекая сверкающая мечта, а близкое, доступное, земное явление. В этот момент его можно было понять, прочесть мысли и постичь суть.

Почти. Ощущение длилось недолго, ровно до того момента, пока я не наткнулась на взгляд.

Глаза фейри горели дьявольской ненавистью. Приходя в себя, рыцарь с рычанием грыз кляп.

Отвязывать эльфа было страшно. Но если не сделаю этого, несчастный навредит себе еще больше. Разбередит только что зашитую рану и разрежет путами кожу на запястье, тогда оправдываться будет поздно, а я еще надеялась выжить, все объяснив эльфу.

Но этот бешеный, косивший в сторону взгляд пугал, поэтому я сначала убрала пояс с кинжалом и мечом рыцаря подальше. Только отвязав одну руку, сообразила, что фейри может убить меня голыми руками, и не ошиблась в своих предположениях. Глядя на то, как быстро взметнулась отвязанная рука в мою сторону, я еле-еле успела отскочить.

Но тянулся рыцарь не ко мне. Проследила за отчаянно вытянутой рукой и всего в десяти сантиметрах от пальцев фейри увидела покрытую пылью бутылку. Бог знает, сколько времени она здесь стояла, на ней был такой же толстый слой пыли, как и на засохшем букете цветов, но печать с горлышка была не сорвана, а пробка не вскрыта. Я подвинула бутылку к рыцарю, и он ее тут же схватил.

Выплюнув изжеванный кляп, эльф вмиг свернул пробку и присосался к бутылке, как утопающий к воздуху. Казалось, принц не мог напиться. Я запоздало сообразила: если в бутылке спиртное – оно притупит боль. А вытерпел фейри немало, пока я его кромсала и ковырялась в ране без какого-нибудь обезболивания.

После анестезии эльф как-то разом подобрел и порозовел, даже синюшные разводы вмиг стали бледнее. Высосав последние капли, принц Робин обмяк на кровати.

Я поняла, что гроза миновала. Убивать пока не собираются.

По внешнему виду принца видно было, что он уже распрощался с жизнью и до конца еще не поверил, что выкарабкался. Рыцарь удивленно ощупывал себя и повязки на ране, не веря, что материален и все еще жив.

Без железа, которое убивало эльфа, рана затянется в считанные часы. Хотя непонятно, кто был столь жесток и так ненавидел принца, что вогнал ему стилет в бок, сломав его. Поразмышляв, я решила: только сородичи могут быть столь безжалостно точны.

Чтобы отвязать фейри, мне пришлось чуть ли не залезть на принца, но с другой стороны было не подойти. Пока эльф бился в путах, он свернул на сторону балдахин.

Принц-рыцарь приходил в себя на кровати и уже порывался встать. Но я непреклонно надавила рыцарю на голую грудь, заставляя того лежать, и тут же отдернула руку, словно обожглась. Кожа раненого вновь приобретала присущую только фейри ледяную температуру. Рыцарь подчинился и успокоился.

А меня захлестнуло непонятное волнение и смятение. Приписав эти чувства неуверенности в своих медицинских силах, возможностях и способностях лечить вот таких прекрасных, вызывавших душевный трепет, титулованных скотин. Поэтому я залезла в кресло с ногами и принялась ждать результата своих трудов.

***

Не знаю, сколько я так просидела. Издерганная сомнениями и напряженной работой, я заснула, а когда проснулась, рыцарь уже вставал.

Со стоном эльфийский принц дополз до кресла возле камина и рухнул в него. Зашипев от боли, а через несколько секунд, перетерпев боль, растекся по нему и нагло закинул ноги на решетку камина. Всего секунду спустя я услышала тихий протяжный стон.

Какой-то уж очень отчетливый и демонстративный.

Потом рыцарь, не вставая, протянул ногу и наклонил котел, заглядывая в него. Я оставила его в камине нагреваться для перевязки, если задуманная мной операция получится. Увы, там плескалась только вода. Это открытие заставило принца издать поистине душераздирающий стон, такой я слышала только у заржавевшей петли.

– А-а-а-а-а? – застонал раненый, и дураку ясно, чего требуя.

Я метнулась на кухню перерывать ящики, шкафы и полки. Везде было пусто, только в амбаре, соседствующем с кухней, я нашла мешок с сухарями да забытую корку сала в мышеловке.

В амбаре было пусто – ни скотины, ни птиц, хотя по брошенным гнездам и стойлам было понятно: здесь когда-то держали живность.

Только в одном стойле стояла белоснежная эльфийская лошадь, на которой мы приехали, самостоятельно зашедшая в амбар, видимо от безысходности, и уныло жевала подстилку.

Сало трогать я не стала, вот если принц хочет, пусть сам в мышеловку лезет, взяла только мешок. Насыпала сухарей в миску, посыпала солью, в керамическую кружку налила простой кипяченой воды и, водрузив все эти «лакомства» на поднос, понесла страдальцу.

На подношение фейри накинулся, как лев на ягненка, и мигом опустошил миску с кружкой. Я же, наблюдая за тем, как принц собирает щепоткой крошки со дна и отправляет в рот, призадумалась: чем же я буду питаться, если во всем замке еды початый мешок сухарей? Или для тех, с кем заключен договор, еда не предусмотрена и придется перебиваться подножным кормом?!

А как же «обращаться с тобой, как с самим собой»? Или фейри всегда так питаются?

После еды рыцарю заметно полегчало, и я решилась заговорить:

– Провизии бы закупить… – И осеклась, испуганная мыслью, что после того, что я с ним сделала, он меня саму на колбасу пустит. И еще более страшная мысль: вдруг эльфы не брезгуют человечиной? Впрочем, я точно знала – не брезгуют. Те же келпи, мерроу и гоблины не прочь ей закусить.

Но вот чтобы джентри такое ели, я не слыхивала. У аристократов тонкий вкус, но вдруг он распространяется на девичье мясо? Деревенские парни, плотоядно ухмыляясь, уверяли, что оно нежнее всякого иного.

Вдруг эльф меня в качестве закуски к сухарям в свой пустой замок привел?

Фейри, разомлевший после, видимо, для него сытого обеда, отвязал кошелек от пояса и швырнул мне, а после и вовсе удалился с глаз моих долой, так и не позарившись на девичье мясо. Впрочем, возможно, фейри пока слишком слаб для этого или раненым мяса нельзя. Видно, сил сидеть у эльфа вовсе не было, и он со стонами по стеночке, по стеночке, а по лестнице на четвереньках, пока я ему не помогла, добрел до кровати и рухнул в нее кулем. Я только проследила за ним и проверила зеркальцем с комода, дышит ли. Увы, эльф умирать не собирался.

После вернулась и подняла брошенное. В кошельке нашлась пара странных монет, не знаю, что можно на них купить, но думаю, немного.

Шум на улице отвлек меня от раздумий. Привязав тощий кошелек к поясу, пошла на звук.

В амбаре с квохтанием мостилась на гнездо рябая курица с лысой жопкой, из которой торчало одинокое перо.

Я готова была расплакаться от такого изобилия.

***

До позднего вечера я играла в квест «Выжми что-нибудь полезное из заброшенного сада». А когда стемнело, съев сухарик, прилегла на лавку, да так и заснула.

Утро встретило меня странным вкусом сухаря во рту и уже сидящим за столом эльфом. Причем сидящим с приготовленной тарелкой и столовыми приборами.

Я метнулась в амбар, рывком сорвала сонную курицу с гнезда и возблагодарила небеса за дары.

Из одного куриного и нескольких перепелиных, что я нашла в саду, получался вполне приличный омлет, заправленный пряными травами и кореньями. Хоть сад и зарос, там все еще оставались расходящиеся лучами грядки с домашними специями, травами и кореньями.

В прикуску были лепешки из каштаново-желудевой муки, которую смолола на ручной мельнице.

На десерт – смесь ягод, все, что я нашла в одичавшем саду.

Но, несмотря на скудность завтрака, принц уминал поданное, как в последний раз, странно держа ложку в кулаке. И вообще ведя себя за столом из рук вон плохо, даже маленькие дети – и те едят аккуратнее.

Только когда я увидела, как фейри, соря крошками, за обе щеки уплетает подгорелые лепешки из желудей, поняла, что это был за привкус. Сухари были сделаны из той же желудевой муки. У нашего мельника фейри не закупались, видимо пребывая в курсе, из чего тот делает свой продукт. Что странно, потому как однажды мельник оговорился: некоторые волшебные существа тоже очень охотно покупают его муку. Меня передернуло, когда я представила, что же в ней содержится. Но это означало еще кое-что: сами фейри не могут обойти свои же чары. Если в договоре было условие, что другие мельники в этой местности муку молоть не могут, то и сами фейри не в состоянии противиться этому и разжиться приличной мукой им не светит.

Эльф шел на поправку одновременно хорошо и тяжело. Рана от присутствия в ней частиц железа гноилась, и ее приходилось вскрывать и чистить от гноя. С другой стороны, принц окончательно пришел в себя и теперь откровенно маялся от безделья, вредничал, капризничал, причиняя мне кучу неудобств и мешая заботиться о его ране.

Каждая перевязка для меня была как каторга, я так и не привыкла к обнаженному мужскому телу, а эльф, словно истинный дикий лесной житель, обнажался по любому поводу и даже срывал мешающие ему повязки. Казалась, он вообще надевал одежду только потому, что того требовали придворные приличия, а дома нечего было стесняться, и в своем замке фейри разгуливал, словно дикарь, прикрывая один только срам, от чего всякий раз, как я встречалась с ним в коридоре, не знала, куда девать глаза. Казалось, эльфийский рыцарь вообще не чувствовал ни холода, ни жара.

По мне, принц томился больше от безделья, чем от боли, рана не причиняла ему сильного беспокойства, его организм вполне удачно справлялся с остатками железа, но от скуки фейри каждый раз придумывал для меня очередную проблему и задачу, например, как уложить в постель не желающего в ней лежать больного. Я не справлялась, и приходилось тащить на себе потерявшего сознание от усталости вредного и упорного эльфа.