Меня схватили, замотали в плащ и потащили прочь.

Куда меня вынесли из комнаты, я не видела, услышала только взволнованный женский возглас и быструю торопливую речь. Все, что я расслышала, – обрывок фразы «Это приличное заведение!». И грозный рык, прервавший эту возмущенно-жалобную тираду.

– Деньги на постели! Там больше, чем стоит ваш жалкий притон! – Голос прожженной торговки тут же как ветром сдуло.

А потом за спиной я услышала придушенный крик. Видно, повидавшая все на своем веку мадам узрела развороченную комнату, простыни, измазанные кровью. Соотнесла увиденное с недвижимым телом, которое тащили на плече, прибавила туда внушительный откуп, сделала собственные выводы и сама себе зажала рот руками. Вот это сервис! Даже не завопила «стража-стража»! Обнаружив место убийства в собственном доме! Заказчик сам вынес тело – и ладно!

Мелькнули зеркала, бархат и яркий свет. Хлопнула дверь, и мы очутились на промозглой, еле-еле освещенной улице.

Свисая с плеча, я слышала только недовольное бормотание под нос да хруст ледяной корки под яростно вышагивающими ногами.

Мы прошли несколько кварталов, когда дверь какой-то мастерской открылась от пинка, послышался истерично дребезжащий колокольчик, и меня швырнули внутрь.

Я очутилась на полу с завернутыми «в колбаску» ногами. А мое чудовище застыло в дверях, обеими руками опираясь на косяк.

– Что это такое? Что такое? – закудахтала тучная дама, затянутая в скрипучий корсет.

– Это ваша новая ученица. Она будет учиться шитью. Полезно для монашек! Которые не получают удовольствия. – Лавочница даже и не подумала возражать, увидев, кто стоит в дверях. – Страдай, моя куколка, голодай, работай, мерзни! Карабкайся изо всех сил на самый верх, а я посмотрю на это! Будет даже забавно! И помни про наш уговор! – И обо мне забыли, швырнув еще один кошелек тучной хозяйке. Та ловко поймала одной рукой и прижала к колышущейся груди. – Плата за проживание и год обучения. – Лавочница, не удержавшись, заглянула в кошель. Зазвенели две монеты – гораздо меньше, чем предлагало мне это чудовище. – Я навещу мою протеже, когда она мне понадобится!

– Да, мой лорд! Слушаюсь! – как солдат, отчеканила торговка, готовая на все, разве что под козырек не взяла, вернее под чепчик.

* * *

Когда, хлопнув дверью, мой мучитель и по совместительству спаситель испарился, кстати, как-то быстро, я облегченно выдохнула, не подозревая, что мои приключения в этом мире еще только начинаются и я не последний раз вижу наглое чудовище.

– А ну вставай, чего расселась?! – недовольно бросила мне женщина, подбрасывая на ладони два золотых, растянутых на год. Как я поняла, вся моя цена в этом мире. – Ходют тут всякие уличные замарашки, а я подбирай их потом! – Кажется, женщина ворчала для вида, истинной злобы в ее голосе не было.

Я встала, плащ с меня упал, и женщина возмущенно затрясла тремя подбородками, а я, взглянув в окно, захлопала глазами и протерла их.

Не помогло.

Напротив магазина на фонарный столб лез… человек?

Из-под коричневой рабочей куртки свисал лоснящийся хвост, кончики пальцев венчали цепкие когти, почти как у ночного чудовища, только мельче.

Свет в этом чудном городе гасили вручную.

Уличный фонарщик открыл дверцу, затушил огромную свечу, горящую внутри, и слез с лестницы. Закинув ту на плечо, развернулся, и мы встретились взглядами.

А лицо точь-в-точь человеческое, только с боков по щекам немножко шерсть свисает и кожа ближе к кремовому оттенку, чем к розовому. Зато грива волос, собранная на затылке в хвостик, такая гладкая и лоснящаяся, что хочется сказать «Грр!» и запустить в эту шевелюру пальцы.

Зверолюд больше походил на ласку. Юркое, верткое существо, да парень, пару секунд назад слезший с фонаря, так и выглядел – вертлявый и вороватый.

Этот типчик, разглядев через оконное стекло мое неглиже, нагло так ухмыльнулся, поправил кепарик, по обеим сторонам от которого торчали шелковистые уши, и, подмигнув мне, похабно осклабился.

До меня внезапно дошло, что я свечу голой грудью в окно.

Закрывшись руками, я резко обернулась к шокированной хозяйке лавки и окончательно потеряла свою челюсть.

Тучная женщина, поджав красные губки, возмущенно трясла своими подбородками и нервно дергала носом, будто крольчиха. Как раз на этого зверя она больше всего была похожа. В седых, начесанных пышно волосах, собранных на макушке в дульку, виднелись два длинных уха, отброшенных назад. Я не сомневалась, что где-то в необъятных складках юбки прячется куцый маленький хвостик. В остальном эта женщина практически не отличалась от меня, разве только светлой кожей да бледными глазками с красноватой, как у альбиносов, радужкой.

И вот в этот-то момент я осознала: надо было брать деньги! И валить, как можно скорее и дальше! Это не просто другой город, неизвестное мне место где-то у нас на Земле, это совершенно другой мир, планета, измерение! В нашем ни в одном уголке ничего подобного не существовало! Теперь я не сомневалась: «Дороти, ты уже не в Канзасе!»

А ночной незнакомец и в самом деле был чудовищем! Настоящим зверем! Со всеми хищными повадками и звериными замашками!

Узнав правду, я стала боятся его еще сильнее.

За моей спиной, как бы отмечая мой позор, на весь город пробили часы. На улицах утренний свет постепенно разгонял туман.

Этот бой словно разбудил женщину и заставил наброситься на меня.

– О-о! Одежда-то твоя где? Негодница! – всплеснула руками хозяйка, специально уронив с носа пенсне, не желая видеть подробное безобразие.

– Он разорвал, – только и смогла вымолвить я в оправдание. Правильно, главное – свалить вину на чудовище и выйти сухой из воды! Мне еще в этом мире как-то выживать надо, к тому же чудовище улетело, но обещало вернуться.

– А-а! – Женщина схватилась за объемную левую грудь: кажется, я добила свою новоприобретенную домохозяйку. – Какой ужас! Стыд, позор! Кого мне подкинули на порог?!

Меня так и подмывало предложить: а ты деньги верни, и я уйду! Но что-то мне подсказывало – женщина не расстанется даже с медяком.

– Я сваливаю! – был мой вердикт, стоило увидеть в окне еще по утреннему времени редких звероподобных прохожих и экипажи, запряженные чешуйчатыми лошадьми.

Где же я очутилась? Что это за странный мир? С такими жестокими правилами и страшными людьми?!

– И куда ты пойдешь? В бордель, по рукам? – продолжала верещать домоправительница, как заправская зайчиха в силках, осознав, что сейчас потеряет меня, а значит, упустит денежки. – Хочешь подцепить чешуйчатую гниль? Месяцами мучиться, загнивая заживо, и подохнуть где-нибудь в подворотне? На окраине Лондона?

– Кукую гниль? – возмутилась я и одновременно испугалась.

– Ту самую, – уничижительно попеняла мне хозяйка лавки, – что все безродные драконицы вроде тебя подцепляют, если не ведут себя осторожно и разумно!

– Я человек! – возмутилась я, понимая, что и хозяйка, и ночное чудовище приняли меня за одного из жителей этого мира. И как это только наш властный и глазастый не разглядел в темноте, что я другой породы? Зазря своими наглыми зенками светил, пялясь куда не следует, а главного так и не увидел.

Я удрученно вздохнула, подумав: «А если бы рассмотрел – безжалостно бросил бы на улице!»

Лавочница не унималась:

– Вижу, ты совсем без мозгов! Этот господин дал тебе шанс вырваться из грязи, а ты норовишь нырнуть в нее с головой! Запачкать свою чешую! Опозорить род!

Меня остановили не слова про шанс, а упоминание чешуи, это-то тут при чем?! Я же не рыба!

Замерев в дверях, я пораженно обернулась. Не двинулась ли тетка умом? Может, все здесь, в этом городе, ненормальные?

А женщина спокойно подошла и, мягко отняв у меня дверь, прикрыла ее.

– Не нужно это тебе! – уже спокойно, с добротой в голосе сказала женщина. – Никто и ничто не стоит того, чтобы потерять себя! Пойдем напою чаем, да одежду тебе кой-какую необходимо подобрать. А то срам-то какой!

Кажется, лавочница окончательно убедилась, что я двинулась умом, и решила говорить со мной, словно я душевно больная.

– Ты хоть что-нибудь умеешь делать?

– Не знаю… – ошалело ответила я, увлекаемая за собой доброй женщиной.

– Ну хотя бы шить мы тебя научим, и то хлеб. Все лучше, чем на улице себя продавать. Ума не приложу, как могло такое случиться! Что подобная тебе оказалась на улице одна-одинешенька! Без семьи и защиты! Да еще попасть в руки этого!

Я тоже не понимала, но приходилась мириться с жизненными обстоятельствами, пока не разберусь в происходящем.

Подбородки лавочницы продолжали возмущенно трепыхаться все то время, пока, закрыв от посторонних взглядов, она вела меня в подсобное помещение.

* * *

«Мерзкая хитрая девка! Как она меня ловко обманула! Всё-таки попался!» – Была первая связная мысль в сведённом яростью мозгу.

Даже смотреть на нее без красной пелены бешенства на глазах не могу, а вспоминать без желания убить, тем более.

Я стоял на каменном мосту в разорванной рубашке, капая кровью из разодранных на груди ран и источая все уничтожающее бешенство. Вопить словно дикий раненый зверь я перестал всего минуту назад.

Какие-то городские жители, сунулись было на мост, но завидев меня передумали идти на противоположный берег.

– Совсем напился! До бешенства! – был их дружный вердикт и прохожих как рукой смахнуло.

– Жениться бы ему, остепенился! – Пожелала мне какая-то торговка на прощанье и юркнула в переулок, от греха и меня подальше.

Улицы опустели, город стих и замер.

Нехорошие новости, вроде лорда Диллана Данделиона в очередном приступе ярости – это такая вещь, которая в городе разносится подобно чуме.

Я криво ухмыльнулся, и как безумный загоготал, глядя на полную луну. Уж слишком отвратительной шуткой судьбы показалась мне вся эта ситуация.

Да, я отпрыск знатнейшей семьи, к тому же наследник, должен был давно обзавестись парой. Но только вот ни на одну из этих столичных кривляк мой дракон даже не встал, не говоря уже о том, чтобы расправить крылья.

Столько лет десятки, нет, сотни девиц всех возрастов и их мамаши вели на меня изощренную брачную охоту! Ни одна не смогла надеть на меня супружеский ошейник. Среди самых титулованных и желанных женихов Лондона я слыл крепким орешком. Неуловимым и недостижимым для сковывающих свободу уз Гименея, и вот я попался, как последний придурок в три наперстка! И главное, меня привязала к себе не ловкая наследница титулованного семейства, а (по чистой случайности!) беспородная уличная девка!

Нищенка без роду и племени, без клана и толпы родственников за спиной. Я еще не знал, повезло мне или нет. С одной стороны, нахальная родня связанной со мной не придет сосать кровь из моего клана. В противном случае, стоит объявить о браке, как десятки прихлебателей со стороны будущей супруги, по сути седьмая вода на киселе, придут клянчить помощи, денег, должности или просто нагрянут погостить к новобрачным, так что и через год не выгонишь. У драконьих родов клан – это не только ближняя родня, но и все, в ком есть хоть капля твоей крови, а также их благоверные. Короче – толпы совершенно незнакомых драконов, которых ты ни разу в жизни в глаза не видел и которым ты не был нужен, пока они не сообразили, что появилась возможность урвать кусок от чужого клана, с которым породнился твой.

Невеста без места и кучи оголодавшей родни – это прямая выгода для моего клана.

Но если посмотреть с другой стороны, то какие жены моих знакомых захотят сидеть за одним столом с девицей, о родителях, дедах и прадедах которой ничего не известно, равно как и о ней самой?! Правильно – никакие.

Подобную «невесту» сожрут с потрохами еще до свадьбы, выстирают на людях и постараются изничтожить, видя в ней прямую угрозу. Стоит только всем узнать, что избранница моего дракона не имеет своего клана и не принадлежит ни к одному из известных, а значит, на ее защиту не бросятся десятки разъяренных родичей. Нищенка практически беззащитна перед злыми языками титулованных дочерей и мамаш, эти хищницы живо сообразят, что, если расстроить свадьбу, я вновь буду открыт для брачной охоты.

Я их прекрасно понимал и сам недоумевал: как мой внутренний дракон мог польститься на подобное?! Возжелал девственного мясца? Вряд ли. С какого перепуга его потянуло на столь сомнительную экзотику?

К тому же несколько дочерей самых известных кланов поклялись блюсти себя до свадьбы и отдаться мне в первую брачную ночь. Сомнительный подарок мужу, но я мог взять любую из них, если бы захотел.

Да что уж греха таить, я и без них немало девиц попортил.

Чуть ли не каждая мечтала оказаться в моей постели, а наутро проснуться и щеголять брачной меткой на руке. Многие хотели, грезили, жаждали, планировали, оказывались и…

Все проплыли по левому борту! Ни на одну мой дракон не позарился. Я собирал их всех, как цветы, словно трофеи, раскладывая по полочкам: вот дочка баронета, вот любимая племянница герцога, и все мимо, каждая из девиц уходила ни с чем, вручив мне свою невинность.

И вот я связан по рукам и ногам!

Почему же именно эта презренная нищенка? Осознание, что меня сделали играючи, не зная правил и не напрягаясь, вызвало новый приступ ярости до красной пелены в глазах.

И почему я сейчас думаю о свадьбе и защите нищенки, вместо того, чтобы планировать, как именно я сверну этой плебейке шею? Чтобы проклятая метка испарилась с моей руки! Растаяла, как страшный сон заядлого холостяка.

К сожалению, я знал, что не в силах поднять на нее руку, сам не смогу и другим не дам даже дотронуться. Мне уже было невероятно сложно оставить ее, чтобы спокойно обдумать произошедшее.

Это всего лишь год! Надо вытерпеть год! Если к концу этого времени обручальная татуировка не дойдет до сердца – она исчезнет, и я буду свободен от наваждения и этой оборванки. А пока надо найти во всей этой унизительной ситуации положительные стороны, хотя бы несколько.

Ну вот, например, сейчас она мой щит, до этого мне приходилось извращаться, быть осторожным и внимательным, чтобы не попасться в очередную брачную ловушку. Но теперь с этой меткой я защищен, ни одной наследнице голыми руками, а также грудями, боками и другими соблазнительными частями тела меня не взять!

Я выдохнул. Ярость утихла так же внезапно, как и накатила. Когти, вызванные частичной трансформацией, медленно втянулись, и я почувствовал себя более уверенно. В этой ситуации я диктую правила!

Да что эта нищенка может понимать в брачных отношениях титулованных дворян? У них там на дне все иначе. Девицы выскакивают замуж по любви или по залету.

Их совершенно не волнует такая вещь, как сила или забота о фамилии, клане. И конечно же, им невдомек, что брачная метка, появившаяся на руке, – шанс привязать дракона. Стреножить и в буквальном смысле слова надеть ошейник, поводок и намордник!

Так что по факту вместо ненавистной хамки, вздумавшей распоряжаться мной и моей жизнью, я получаю послушную марионетку, которая во всем будет подчиняться и слова лишнего не скажет!

Обмозговав ситуацию, я коварно улыбнулся. Возможно, я даже могу получить гораздо большую выгоду из всей этой ситуации. Представлю нищенку родне как свою потенциальную невесту, придумав для нее несуществующий клан из глухой глубинки. Тогда все, от престарелого отца до восьмиюродных тетушек, отстанут от меня со своими идеями о выгодном браке и уж точно перестанут подсовывать мне в постель претенденток.

Целый год свободы. Блеск!

Но как я выдам это примерзшее нечто за дворянку? Никто не поверит, что она дочка даже захудалого виконта. Придется ее всему обучить. Тяжкая и неблагодарная работа учить бездаря с нуля. Но ведь она захочет отдать мне долг? В конечном итоге жить она будет за мой счет.

Назовем это взаимовыгодной сделкой! Какая нищенка откажется пожить, как первая принцесса королевства, хотя бы день, не говоря уже о целом годике?

Никакая! Все они об этом мечтают, от портовой шлюхи до низкородной дворянки, страдающей от безденежья и ограниченных возможностей.

Надо предложить побродяжке столь выгодное дельце, службу в виде моей фиктивной супруги. Нет. Компаньонки. Нет! Еще лучше: секретаря! Мало кто из драконов может похвастаться личной служанкой! Вот подходящее для нищенки место!

Настроение сильно улучшилось, не в пример тому, каким оно было всего час назад. На этот раз к небу улетел мой радостный хохот.

Напугав редких прохожих.

* * *

Ранним утром я рассматривала себя в зеркале, страдая от жгучей зависти и целого комплекта комплексов, вызванных посетительницами лавки.

Из зеркальной глади на меня смотрело нечто осунувшееся, бледное, серое и убогое.

На ум пришло слово «гризетка» – так я и выглядела. Вещи с чужого плеча, примерно такого цвета и были, все оттенки серо-коричневой грязи. Ко всему этому не удалось вымыть волосы. Вместо этого полагалось прикрывать сальные пряди серым чепчиком. Вся доступная гигиена в этом мире для несвободных работающих женщин состояла в тазике замерзшей воды в задней необогреваемой комнате. Прежде чем хотя бы умыться, не говоря о чистке зубов, надо было разбить тоненький слой льда.

Я натянула чепчик поглубже, желая скрыться в нем целиком до пяток.

Как можно сравнить это убожество с теми павами, вплывающими в лавку?

Такое ощущение, что женщины в этом мире не работали, по крайней мере те, что были обеспечены. Их повседневные обязанности состояли из походов по магазинам и посещений салонов красоты.

Наша швейная лавочка, «лавка новинок», как она официально называлась, не являлась самой большой или модной. Но даже у нас в рабочее время не получалось присесть хоть на минуту, клиентки шли косяком. Мы бегали сломя голову, подавая посетительницам товар и силясь угодить их капризам. Хотя большинство и приходило за всякой мелочевкой типа перчаток, вееров, булавок, шляпок и прочих аксессуаров, у лавки были и постоянные клиентки, заходящие заказывать новинки.

Новинками назывались модные отрезы ткани, из которых хозяйка лавки шила для клиенток.

Наша нервная домомучительница слыла большой мастерицей и могла удовлетворить самые необычные капризы, от невероятного белья, состоявшего только из кружев и букетиков цветов, до бального платья со шлейфом, расшитым плоскими камнями, будто чешуя ящерицы.

За счет редких подобных заказов, которые не могли или не хотели выполнить иные магазины, и зверской экономии лавочка и умудрялась держаться на плаву при бешеной конкуренции. Только на одной нашей улице было не меньше пяти магазинов с новинками, не уступающих ни размером, ни ассортиментом, а зачастую и превосходящим.

Разумеется, вся мелкая, нудная, неприятная и грязная работа по пошиву, глажке, примерке, уборке, выдергиванию наметки ложилась на нас, пять хозяйских помощниц. Среди них я числилась самой последней, самой низко оплачиваемой и самой неценной. Поэтому зачастую все неприятные обязанности доставались мне.

Четыре помощницы-продавщицы щеголяли гладкими черными форменными платьями старших примерщиц, я же ходила в сером небелёном полотне.

Единственным моим украшением был белый фартук, надеваемый поверх повседневной серости и убогости, как я называла милостиво подаренную мне хозяйкой одежду. Разумеется, к одетой подобным образом обращались исключительно «подай-принеси». Некоторые посетительницы магазина даже не замечали меня, наступая на мои пальцы.

Одевались здешние жительницы превосходно. У них было для этого все необходимое – время, деньги и желание.