Глава 2

   Людмила выключила мерно гудящий пылесос, которым старательно вылизала палас в большой комнате. У Жорика была аллергия на пыль, поэтому она старалась, как минимум через день, пылесосить квартиру и делать влажную уборку. Жорик в это время пребывал во дворе, в шесть лет человек мог себе позволить самостоятельные игры в компании дворовых друзей. Ах, как хорошо, что сын вырос! Людмила искренне считала, что у нее совершенно взрослый сын. А как иначе, если он сам моется, убирает кровать и раскладывает игрушки в шкафу? Способен сварганить чай с бутербродом и разогреть суп в микроволновке – то есть не умереть с голоду, в случае отсутствия матери.

   Людмила оттащила пылесос в кладовку и, изловчившись, засунула его на крохотный пятачок свободного пространства. Поймала в полете швабру, метящую ей в голову, как будто она сама просилась в дело.

   «В тесноте, да не в обиде», – обычно так говорила ее мать об их жилище. Конечно, какие уж тут обиды глупо обижаться на кого-то, когда в твоих проблемах, в том числе и жилищных, никто не виноват. Но чтобы прийти к этому выводу, пришлось немало поработать над саморазвитием, ведь обиды и претензии к миру и людям – это самые опасные ловушки на пути к женскому счастью. А их у Людмилы в течение жизни набралось немало.

   Семь лет тому назад, как раз по окончании вуза, у Людки приключилась огромная любовь с одним чиновником, и длилась она что-то около года. Сначала Людка мечтала, что чиновник пристроит ее в какое-нибудь приличное место, потому что имела на руках диплом об окончании престижной романо-германской филологии, но он заявил, что она должна какое-то время проработать в школе для практики и стажа. Людка чиновника послушалась и устроилась учительствовать в ближайший лицей.

– Тот еще жук, – злилась Вика, слушая рассуждения Людмилы, – со стажем и опытом ты бы и сама устроилась, его же просили устроить по блату!

– Ни о чем я его не просила! – сердилась Людка, смутно подозревая некий резон в словах подруги.

– Нет, у вас классический пример Дюймовочки и жука-рогача, и хочется ему, козлу старому, и колется, и мамка не велит, – кипятилась Вика. – Ты ему нравишься, но вот «в силу обстоятельств» он ничего не может для тебя сделать. Как по мне, так это полная ерунда!

   Она обожала сравнивать мужиков со сказочными персонажами, утверждая, что так проще всего их квалифицировать и идентифицировать.

– При чем тут это? У меня действительно нет никакого опыта, – отбивалась Людмила.

– Да, а для чего тогда он нужен со своими связями? Ты только посмотри на него, обзавелся молоденькой любовницей, и при этом палец о палец ради нее не ударит!

   Но Люда и слышать не хотела ни о каких меркантильных притязаниях. Она считала, что отношения должны строиться на чувствах, а не на расчете, и не обременяла любимого человека лишними просьбами. Тем более, что у него были сложные отношения в семье, они с женой были на грани развода, по его словам, и ей не хотелось давить на него со своей стороны. Лишь однажды она замахнулась на совместное с ним проживание. Впрочем, на то у нее были веские причины.

   Совершенно неожиданно для себя Людмила обнаружила, что беременна, и, не раздумывая, донесла радостную новость до будущего отца. Чиновник перепугался страшно от такой перспективы, дал ей сто долларов и послал на аборт. С абортом она решила пару дней подождать, очень уж жалко было того кроху, который засел внутри нее и надеялся, что она даст ему жизнь, станет ему матерью. Где-то она читала, что с первых дней у зародыша человека определен пол, и цвет глаз, и цвет волос, не говоря уже о наличии души. Он чувствует боль и страх. Так как же хладнокровно пойти и убить его?!

   Людмила колебалась. Отец крохи был настолько категоричен в своем неприятии этого ребенка, что она вдруг ни с того ни с сего уперлась. «А вдруг он еще одумается?» – тешила она себя идиотской надеждой. Два дня телефон чиновника, ранее вполне для нее доступный, упорно сообщал, что теперь абонент ей не по зубам. На третий день Людка узнала окольными путями, что чиновник умотал с семьей на Финское взморье, где проживали его родители. Меньше всего это походило на то, что человек крепко задумался: а не развестись ли с женой и не начать новую счастливую жизнь с Людой и ее ребенком.

   В любви нет победителей, есть потерпевшие – эту истину Людка познала на собственной шкуре, когда чиновник струсил и сбежал, спрятавшись от нее за «ненужной» женой, как за каменной стеной. Выманивать его из-за «стены» она не стала, это было ниже ее достоинства. Но как было не затаить обиду? Ей было больно и горько от такого предательства, да деваться было некуда, и она потащилась в женскую консультацию. Врачица, не подозревая истинного положения вещей, поздравили ее с тем, что плод прекрасно закрепился в ней, и все показатели ее физического состояния говорят о том, что она выносит прекрасного, здорового ребенка. Сто долларов прожигали Людке карман джинсов, пока она выслушивала моложавую докторшу.

   «А почему бы и нет?» – мелькнула вдруг шальная мысль. По пути из поликлиники домой она ее обдумывала, и пришла к мнению, что в двадцать два года лучше родить ребенка и не рисковать своим здоровьем, ложась под нож гинеколога. А вдруг она останется бесплодной? «Я красивая, молодая, умная. Да найду я себе еще сто мужей! – убеждала себя Людмила. – Нет уж, дудки, я не стану убивать своего первенца только потому, что у него отец козел!»

   Более детальное обсуждение произошло на семейном совете с матерью.

– Как я могу советовать тебе в таком деле? – сокрушалась Зинаида Антоновна. – Оно, конечно, лучше, если бы тебя замуж кто звал. Знаешь, как без мужа дитя растить?!

– Мам, ну ты же меня одна вырастила? И я его выращу, – легкомысленно напирала Людка. – Чего ты так расстраиваешься?

– Господи боже мой, да что ты все в одну кучу валишь? Я замуж сходила, два года замужем пробыла, а уж потом твой папаша умотал на Север за длинным рублем, да там и затерялся. А ты сразу в матери-одиночки записываешься.

– Вот и хорошо, что мне не придется с малышом на руках распыляться на какого-то там мужа! Лучше пусть его сразу не будет! Тебе вон до сих пор обидно, что тебя бросили без поддержки и опоры. А я изначально только на себя буду рассчитывать.

– Так что же он и денег не даст?

– Дал уже, на аборт.

– Не густо! – вздохнула мать. – С другой стороны, вдруг что не так выйдет, и у тебя детей после аборта не будет? Как я могу взять такой грех на душу? Но где твоя голова была, Людка, когда ты этими вещами занималась, а должные меры не предприняла!

   В общем, посудили-порядили, да решили ребеночка оставить. Хоть и ютились они в маленькой двухкомнатной хрущевке, хоть и работали обе учительницами, все равно решили, что выдюжат, и малыша на ноги поставят. К тому же у матери тетка проживала в деревне, а у нее и огород, и сад, если не лениться, то можно столько всего вырастить и в зиму законсервировать, что армия прокормится, не то, что три женщины и младенец.

   Подруги Людмилы, узнав такую новость, только за головы схватились.

– От такого урода еще и рожать? – вопила возмущенная Вика. – Да на него надо, как в старые времена, «телегу» начальству накатать, и в газете пропесочить, пусть знает подлец, как девкам жизнь портить! И жене сообщить непременно, уж она ему устроит головомойку! Ишь Человек-невидимка выискался, напортачил и в кусты!

– Да разве о мести сейчас думать надо! – перебивала ее Ульяна. – Ты, Люся, лучше подумай о малыше, как ему жить, зная, что отец с рождения от него отказался! Значит те дети для него родные, а он – байстрюк? И потом, поверь, хуже всего расти, зная, что родителя нет и не будет. Это ужасно!

– Да? А что это вы меня раньше времени хороните? – хорохорилась Людмила. – Я может, еще замуж удачно выйду? И такого найду ему папку, что все остальные дети на планете от зависти полопаются!

   Впрочем, очень скоро все сроки вышли, и девчонки перестали лезть к ней с подобными высказываниями. Наоборот, все старалась что-то сделать для будущего малыша. Ульяна вязала крохотные вещички из старых свитеров. А Вика придумала восхитительную легенду о папе моряке дальнего плавания, погибшего в опасной экспедиции. Она притащила одного своего знакомого, темноглазого и темноволосого, который отдаленно напоминал по внешности чиновника. Они его загримировали, нарядили в форму морского офицера и целых два часа Люся меняла наряды и прически, и фотографировалась с «моряком». Вика, мечтающая стать известным фотохудожником, пыхтела, выставляя свет и меняя ракурсы, в результате отщелкала приличную love-story.

– Таким образом, если вдруг и не найдется достойного папы-заменителя, – сказала за ужином Вика, – то хотя бы у пацана будет целый фотоальбом с папой – морским волком.

   Они уже знали, что родится мальчик.

   А чиновник этого так никогда и не узнал. Вернувшись из отпуска, он получил повышение, собрал манатки и умотал вместе со своей семьей в Москву. С Людкой он так и не пожелал встретиться, видно был уверен, что она благополучно абортировалась по первому его требованию.

***

   Раздался звонок в дверь. Людмила прислонила швабру к стене и пошла открывать. На пороге стоял ее драгоценный отпрыск и держался за голову.

– Что случилось? – нахмурилась Людмила.

   Хотя и так было понятно, что случилась очередная шишка. Увы, ее сын не всегда мог уйти от дуэли, которые, по его словам, ему навязывали противники. Жорка бесстрашно ввязывался в бой, и очень часто получал легкие телесные повреждения. Ее сын рос правдолюбом, защитником сирых и убогих, и соответственно, заядлым драчуном.

– Пашка камнем кинул, – мрачно пояснил сынишка, протискиваясь в прихожую.

– Здорово. А если бы он тебе глаз выбил?

– Не выбил же, – рассудительно пожал плечами ребенок.

– Из-за чего на этот раз поскандалили? – спросила Людмила, рассматривая покрасневшую выпуклость на лбу.

   Ссадины не было, но йодом смазать не помешает, решила она и полезла в аптечку.

– Мам, не надо йодом! – струсил он. – До свадьбы заживет!

– Знаешь, ты у меня такой шустрый, лучше подстраховаться, – усмехнулась Людмила. – Ладно, не дрожи, я мазью намажу против гематом.

– И мазью не надо, она липкая.

– Жорик, будь мужчиной, пострадал, так терпи! В следующий раз будешь решать проблемы путем переговоров. Кстати, ты не ответил на мой вопрос.

– Почему мы подрались? – уточнил Жорка, зажмуриваясь. – Он сказал, что он белый охотник за скальпами, а мы все остальные аборигены.

   Последнее слово далось с трудом. Людмила аккуратно смазала покраснение гелем.

– Мам, а аборигены – это негры, да?

– Почему сразу негры? Вовсе не обязательно. Так путешественники называли местные народы тех стран, куда они приезжали. В общем-то, вы с Пашкой тоже аборигены нашего города.

– Нет, Пашка как раз был белым охотником. Мам, а почему он сказал, что мы «черножопые аборигены»? «Черножопые» – это негры?

– Это что за выражения? – взвилась Людка. – Мы с тобой, по-моему, уже обсуждали, что сленг и мат в нашем доме не уместны! Каждый человек знает ругательные слова, но тем и отличаются люди интеллигентные от прочих, что не засоряют свою речь подобными оборотами. Ты когда-нибудь слышал такие мерзости от меня или от бабушки?

   Подразумевалось, что примерами истинной интеллигентности для Жорки должны являться именно они с Зинаидой Антоновной.

– Так это же он, а не я! – искренне возмутился сынишка. – Я тебе только сказал то, что говорил он. И ты сама, между прочим, меня спросила!