Последние три дня для Тамарочки были непосильными, как и прошедшее время со смерти Анжелы. Какими силами она держалась, Герман не понимал и понять не пытался. Не рассказала бы, сохранив на лице сухое равнодушие, которое со скрежетом удерживало острые, лопнувшие осколки. Она давала Герману самому изучать программу, разрешила разобрать её методики в шкафу – Герман заметил, что беспорядка не было только там, куда чаще всего Тамарочке нужно было залезать, а остальных местах – творился полный бедлам. Или это её постоянная привычка, или это следствие мрачного полугодия.
На переменах Герман заглядывал в кабинеты и знакомился с учителями. Вывод был один: все они на нервах, пусть и скрывают это. Как ещё только не сорвались капитально, залетев в очередной паблик в «ВКонтакте» или канал в «Телеграме», дав пищу для информационных землероек. Маленьких, незаметных, но прожорливых и в очень большом количестве, доставляющих столько дискомфорта, что вопрос о жизни в этом мире пошатнётся.
Хейт – это публичная казнь через четвертование, восьмирение и шестнадцатирение. Перемоют все косточки, наставят диагнозов, пожелают смерти тебе и твоим близким. Никто не будет беспокоиться о том, что если умрёт ещё один человек – это принесёт ещё больше проблем. Всем лишь бы высказаться, прикрывая свою активную агрессию личным мнением. Многие и не понимают, что такое личное мнение и нарекают им всё, что вырывается изо рта, путают прямолинейность и твердолобость с искренностью и честностью. Всё в одну тарелку – и получается интересный мультифрукт, где никто никому не может угодить, никто никого не может понять.
Поближе Герман захотел поговорить с классруками Артёма, Анжелы, Саши и Лизы.
Ирина Николаевна – учитель физики и классрук Артёма Море, женщина в чёрном костюме и с очками в прямоугольной оправе, мало что сказала о самом мальчике. «Пассивный и безынициативный», никуда его нельзя было вытянуть, ни на какие шествия, ни на сценку для местного КВН, ни на празднование Нового года, зато у неё на душе была другая животрепещущая тема, которой она жаждала поделиться, и судя по напору, подобному сгоранию топлива космического шаттла, держала она в себе долго, и Тамарочка не оказалась тем человека, который был готов её услышать.
– Герман Павлович! Я считаю, что здесь всё очевидно. Как вы, психологом быть не надо, это лишнее. Задирали его, вот и… и всё. Полный мальчик был, всегда один, ни с кем не общался, только Марина Алексеевна его холила и лелеяла. Она у нас учитель информатики, он ей всегда помогал, а с остальными ребятами не общался. Ну не нормально это, в семнадцать лет сидеть одному на галёрке! В глаза не смотрел, бубнил постоянно, прятался. С головой сальной ходил, девочкам он просто не нравился, вот я и думаю, что Андрей наш… Андрей Храмов, вы с ним ещё познакомитесь, управы на него никакой нет! Столько лет с ним воюем, а он как задирал других, так и задирает. Я думаю, что это он! Вот кто виноватый.
– И остальных тоже он задирал? – Герман не поверил, но посчитал своим долгом продолжить тему.
– Мне-то откуда знать? Он всех задирал! И неважно, мальчик или девочка: посмотрит косо, подножку подставит, обзовёт как-нибудь некрасиво. Несколько раз к Артёму лез, точно помню!
– А что именно он делал? Избивал его?
– Упаси боже! Если бы Андрей рукоприкладствовал, его бы тут не было. Ну как вы, Герман Павлович, психолог, и не понимаете? Морально он на него давил где-нибудь за школой, где никто не достанет, никто не увидит и не услышит, со своими дружками, Вовкой и Максимом! Уверена я в этом, он сам и довёл, и Артёма, и Сашку! И девочек тоже. Захотелось ему так. Он всегда таким был, не вчера стал, я вам отвечаю. Просто что говори, что не говори, ему всё, как говорят, по барабану. Сам себе на уме, мальчишка, семнадцать лет, а так много думает о себе, ну ни в какие ворота! Вы ведь тоже так думаете?
– Лично с Андреем – Храмовым? – я не знаком, ничего утверждать или опровергать не могу.
– Герман Павлович, но всё же на поверхности! Человек творит зло, до зла доводит. Его «проделки» не могут никого не касаться. Ведь тронет, если один человек будет постоянно и планомерно тюкать в голову! Это не может не трогать, это я вам отвечаю. Довелось мне тоже натерпеться в своё время, и я считаю, что такое нужно пресекать на корню, а Андрей распоясался, много ему родители позволяют!
– А с его родителями вы говорили по этому поводу?
– Ой, его родители – это отдельный номер. Цирковой. Отец военный, считает, что самый правый, а его сын самый лучший и тоже всё делает правильно, а мать и слово не скажет, только покивает, а сама дома ничего делать не будет, только для вида соглашается, а потом!.. Сами понимаете, говоришь, а как об стену. У меня ученики и то не такие пустоголовые как она. Смотреть противно.
– Ну а что сам Андрей говорит по поводу того, когда вы обращаетесь к нему с замечаниями?
– Что он говорит? Если бы он говорил! Улыбается, как идиот, а потом махает рукой и уходит. Он прямо как родители: от матери ему досталось глухота, а от отца – упёртость.
– Тогда почему же его терпят?
– Потому что мозгами не обделён, вот почему. Только если не обделён, почему к другим лезет? У него что, как это вы говорите? Эмпатия? Эмпатия у него не развита, умный такой, а что толку? Пятёрки получает, а сам он бревно бесчувственное и тупое.
– Высокий интеллект не обещает развитый уровень эмпатии. Иногда высокий интеллект эмпатию отключает. Может быть, вы слышали про эмоциональный интеллект? Его тоже нужно прокачивать, иначе рискуешь остаться эмоционально тупым, если им не занимались родители. Возможно, в случае с Андреем всё именно так, что его эмоциональный интеллект никогда не был в приоритете ни у него, ни у его родителей.
– Да что же это такое? И вот тут его родители не научили! Я же говорила, не семейка, а сборище циркачей, кто на что горазд. Я вам очень советую к Андрею присмотреться и пригласить в свой кабинет. Уверена, раскроется, стоит только надавить.
– Силой я никого не могу к себе затащить, извините. Только если будет уже совсем серьёзный проступок.
– А то, что я рассказала, не серьёзный проступок? Герман Павлович, мне кажется, вы чего-то не понимаете в своих должностных обязанностях.
Ich höre nur Bahnhof .
Герман улыбнулся. Додумывать правду в его должностные обязанности не входило.
– Ну да чёрт с ним! Я что ещё хотела сказать, вам эти ваши тесты надо почаще проводить, а то проводите три раза в год и что с них взять? Артём взял и в конце сентября… Ну вот как так, объясните? Вовремя бы его посмотрели и всё стало бы ясно, но нет, разок вначале года провели и довольны. Не в обиду Тамаре Олеговне, женщина она хорошая, спору нет, но я считаю, что слишком мягкая она, ей строгости не хватает. Чтобы хватиться рукой, да не отпускать, ведь если спицы не держать, ничего не свяжешь, верно? Вот и она не держала, а так, поглаживала. Ну и что с этого будет? Ничего.
– Я бы хотел вас предупредить, что тесты лишь обособленно направлены на выявление проблемы. Они могут показать результат тогда, когда человек откровенно честен, но вопросы построены таким образом, что становится достаточно быстро и легко понятно, о какой сфере твоей жизни идёт речь. Обмануть тест просто, достаточно отвечать так, чтобы ответы были «положительными». Знаете же эти вопросы? «Иногда я слышу голоса», «Часто я чувствую себя подавлено», «Я часто злюсь по мелочам». Если человек захочет, никто о нём ничего не узнает. Тем более методики стандартизированы, а у детей есть интернет, в котором им достаточно забить: «Тесты на депрессию», и узнать, что тесты из себя представляют.
– И толку тогда от этих тестов! – впала в непонимание Ирина Николаевна.
– Они лишь вспомогательный элемент, на первом месте стоят наблюдение и беседа. Пока я не увижу и не поговорю, я ничего не пойму.
– И как, по-вашему, можно полагаться на наблюдение?
– Вы же учитель физики, – улыбнулся Герман, – наблюдение – это такой же научный метод исследования, как измерение физических параметров, просто форма разная. Возьмём, к примеру… Астрономию. С чего всё начиналась? С того, с чего начинает любая наука – наблюдения. Наблюдение помогло египтянам определить продолжительность тропического года, кочевым племенам – ориентироваться в пути, даже элементарно земледельцам определять времена года по положению Солнца, а потом было составлено летоисчисление и измерение времени. Всё это неразрывно связано. Да и сейчас один из способов изучения космоса – это наблюдение с помощью специальной аппаратуры. В психологии так же, только вместо аппаратуры – человеческий мозг, но это не значит, что каждый умеет наблюдать. Смотреть – да, наблюдать и делать выводы – нет. Это навык, который нужно развивать. Наблюдать нужно не только за внешними данными, но и за внутренними. Так что наблюдение один из лучших методов исследования, как думаете, Ирина Николаевна?
– Сложно с вами поспорить, Герман Павлович. Может быть и так, но я тоже давно наблюдаю за Андреем и тоже могу сделать выводы, не хуже ваших, так что присмотритесь к нему. Хотя зачем присматриваться? Я его вам сама приведу! Поговорите с ним, давно нужно. Вы же ещё и мужчина, всяко лучше нашей мягкотелой Тамары Олеговны будете, хоть какой-то авторитет у мальчишки получите, а с Тамарой… С Тамарой Олеговной – ничего, это очевидно, что с неё взять. Правильно, что уходит. Не её это.
Ирина Николаевна успешно продвигается к красной зоне со своими замечаниями, осталось ещё узнать, как она ведёт себя. Может быть, сейчас она была такой, лишь потому что распалилась, потому что нашла наконец кому высказать свои подозрения? Или это может быть её обычной манерой поведения, но такая манера вызывает много вопросов. Если она так же ведёт себя на уроках, это не идёт ни ей в плюс, ни школе, а у учеников может вызывать подозрения касательно товарищей. С такими людьми нужно быть аккуратным. Они авторитарны, и хорошо, когда не доходят до уровня тирании. Её нужно взять на вооружение, и пусть окажется так, что она из тех людей, которые говорят: «Отлично! Три!»
Следом Герман отправился в кабинет информатики. Познакомился в Мариной Алексеевной, дежурно спросил о проведении тестовых заданий на следующей неделе среди всех классов, и та дала добро. Не дать она его не могла, поскольку это было нужно и конкретно каждому учителю, и графику, который говорил: «Раз полугодие закончилось, нужно обновлять данные». Уходить Герман не поспешил, не топтался на месте, а сразу спросил про Артёма:
– Ирина Николаевна рассказала, что он был с вами близок.
Марина Алексеевна опёрлась на стол. Была худой и плоской во всех местах. Её тёмное якутское лицо было приплюснутым, но при этом широким. Её тело стремилось к тому, чтобы стать толщиной с доску. Чёрные от рождения волосы коротко подстрижены, раскосые глаза создавали лисий прищур, а прямоугольные длинные пальцы держались друг за друга.
Марина Алексеевна выдохнула.
– Был… Так тяжело теперь думать о том, что он «был». И не просто ведь перевёлся или уехал, а его не стало… Не помню, чтобы я была близка так с кем-то из учеников. Артём был хорошим мальчиком, только замкнутым. Из-за лишнего веса. Но он говорил, что хотел бы начать заниматься, привести себя в форму. Переживал, что девочек отталкивает, что одеколон не помогает… Переживал, что он не такой, как другие мальчики: что они худые, вытянутые, а он «здоровый и жирный». Сам так говорил. Но я видела, сколько сил он прикладывал для того, чтобы начать думать о себе иначе. Он хотел, чтобы было по-другому, просто не мог.
– А к Тамаре Олеговне он с этим не ходил?
– Нет, – досадно покачала она головой, – хотел, но не мог дойти. Боялся, что засмеют.
– Но вас он не испугался.
– Получилось, похоже. – Марина Алексеевна выдавила из себя улыбку, как пищевой гель, и проглотила её. – Если бы я могла что-то сделать… Сама же могла пойти к Тамаре, а не пошла… Думала, что-нибудь вместе придумаем. Поддерживала его. Думала, что хорошо поддерживала, а оказалось, что плохо… – Она прижала руки к груди. – Не додумалась сама обратиться за помощью, а ведь могла… дурная совсем. Ещё и учитель.
– Мне кажется, вы ни к кому больше за помощью не обращались, потому что этого не делал Артём. – Та взглянула неуверенно, вопрошая продолжения. – Вы не могли пойти против его желания, неготовности, если бы сделали это, то получилось бы, словно действуете вопреки его словам и желанию. Он ведь сам хотел, а вы лишь поддерживали его отложенную самостоятельность.
– Вот как, думаете? Может быть. – Выдох. – Я ни о чём сейчас не думаю, кроме того что можно было исправить. СМИ говорят, что школа виновата. Не знаю насчёт остальных ребят, но мне кажется, Артёма довело именно то, что сидело внутри него. Он старался, боролся всеми силами, но ничего у него не получилось, и я оказалась недостаточной для него поддержкой, и вот… Насчёт остальных ничего не знаю. Анжела была примерной девочкой, были друзья. Саша – наша звёздочка, но информатика его не интересовала, а Лиза… Звёздочка среди школьников. Яркая девочка была. Всегда привлекала внимание, а Артём был звёздочкой, которую видела только я.
– Он сам заинтересовался информатикой? Или с вашей руки?
– Сам. Он всё сам. Мне он просто помогал. Вы знаете, что дают уроки информатики в школе – ничего сверхнового, сверхинтересно или нужного в нашем мире, а Артём сам всё делал, всё изучал. Приходил ко мне и помогал, когда было нужно. Вместе обновляли систему, шутили о мелочах. Рассказывал он, – её кожа покраснела, добираясь воспалением капилляров до глаз, – что хотел пойти на айтишника, что это прибыльно, удобно, что это, что ему надо. Игру даже свою делал, хотел сделать… Мне показывал черновики идеи. Знаете… визуальные новеллы? Вот он и хотел её сделать, только делать её было не с кем. Я вызвалась помочь, и мы вместе писали сценарий. В будущем он хотел найти художника…
– А о чём должна была быть эта визуальная новелла?
О проекте
О подписке