Света и тепла на чердаке становилось все больше, как и одиночества, поселившегося рядом с Калошкой. Ее подруга Кошка все реже играла с ней, все больше пропадая на улице, куда Калошке хотелось все сильней и сильней. Она еще не теряла надежду, что Машенька ищет ее, потому что сестренка, стоит печальная, на полочке у двери и горько-горько вздыхает. Прекратились капели, развлекающие Калошку своей звонкой песенкой. Забегающий ветер уже не трепал ее, слегка оторвавшуюся, стельку. Перестали барабанить по стеклу дожди. Калошка изо всех сил старалась добраться до лестницы и никак не могла придумать, как бы так сказать Кошке, что бы та взяла ее погулять.
Еще было совсем солнечно, а на лестнице послышалось ворчание. Калошка, удивленно подумала, что это ее подруга, решила вернуться пораньше, как вдруг незнакомое дыхание обдало ее жаром. Она подняла глаза и встретилась с чем-то непонятным, мокрым и холодным. Ее обнюхали, схватили за задник и потащили. Ступенька, вторая, третья…
Калошка считала, ударяясь носом о каждую из них, то и дело, закрывая глаза. Наконец хлопанье прекратилось и это незнакомое, мокрое существо, оставило ее в покое. Калошка подождала немного и открыла глаза. Оно сидело напротив, высунув язык, дыша прерывисто, быстро и разглядывало ее.
– Здравствуйте! – тихо, немного хрипло, сказала Калошка. – А вы кто?
– Гаав! Привет! Я – пес!
– Приятно познакомиться. А мы где?
– Мы? Ах, да! У меня дома. Хотя все называют его Будкой.
– Вы меня похитили?
– Ага!
– А зачем?
– Чтобы эта Кошка, не задавалась!
– Понятно… – вздохнула Калошка и посмотрела по сторонам. Здесь было совсем мало места, но зато, за Псом, было окно, в новый, яркий мир, манивший ее и она, вздохнув еще раз, но уже с облегчением, добавила: – А я – Калошка!
– Ага! – отозвался Пес и гавкнул. – Лежи тут, тихонечко.
– Зачем?
– Надо!
– А потом?
– Потом? Потом, когда я обдеру задаваке хвост, мы будем играть.
– Пожалуйста, не надо обдирать ей хвост, я и так буду с вами играть.
И они играли, каждый день. Бегали по двору, вернее, она летала, подброшенная Псом, а он, опережая ее, ловил и снова бросал. Ночью он затаскивал ее в свою конуру, прятал под соломенную подстилку и спал, приподняв одно ухо, сторожа. Калошке нравилось это приключение, тем более что она видела намного больше, чем когда жила в гостях у Кошки.
Однажды, в теплый, солнечный день, Пес лежал на лужайке, носом к Калошке и, сопя, дремал.
– Простите, что отвлекаю. – позвала его Калошка. – А вы случайно не встречали мою сестру?
– Нет! – сквозь зубы, ответил Пес.
– Странно… Мы тут часто гуляли. С девочкой Машей.
– Маша! – Пес сел. – Нет, не знаю!
– И все-таки, может вы видели сестру, она как две капли похожа на меня. Мы – близняшки. Я – правая, она – левая.
– Ну, ты даешь! Сейчас же Апрель. А калоши – в дождь, но чаще зимой.
– А когда она придет, эта зима?
– Когда выпадет снег.
– И сколько ждать?
– Много! – он отвернулся, снова улегся и попытался заснуть.
– Апрель… – прошептала Калошка. – Интересно, какой он и что он? Кошка мне рассказывала…
Она не успела договорить, как Пес зарычал и, перескочив ее, сел к ней мордой:
– Вот надо было все-таки ей хвост ободрать! Что, думаешь, я не грамотный?
– Нет, не думаю. Просто размышляла, что это такое – Апрель?
– Весна!
– Опять весна? Март – весна, апрель тоже…
– Ага! Он второй месяц.
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно, просто стараешься быть вежливой, думая, что я, Пес, менее ученый, чем твоя кошка. Ну да, она же на чердаке живет! Зато у меня свой дом, понимаешь, мой собственный! Апрель – априлий – латинское слово «открывать», оно указывает на открытие весны. Славяне дали ему кличку – Цветень! С ним дремучие леса одеваются густой зеленой листвой, бескрайние степи – сочной травой и яркими цветами. Расцветает весна. Кликали его и снегогон, древнерусские люди, мол – ручьи бегут, унося с собой остатки снега.
– А откуда ты знаешь?
– Так хозяин рассказывал, когда мы на охоту ходили. Так что, жди зимы, тогда и встретишь свою сестрицу.
И она ждала, днем – играя с Псом во дворе, ночью, глядя в лаз будки.
Что-то белое плавно падало на землю. Калошка заметила, как покрывается земля и не могла дождаться рассвета. Но утром, Пес убежал на охоту, забыв ее в углу конуры. Калошка лежала, высунув часть своего носа, и восхищалась красотой, которой еще вчера не было. Дерево, напротив, еще вчера пугающее ее своей тенью, оделось в пышное платье, белое, благоухающее.
– Снег! – с замиранием произнесла Калошка.
– Какой снег! – пропищали в углу. – Где снег?!
– Да вот же, на дереве. – ответила Калошка.
Кто-то подбежал к ней, маленький, шустрый и замер рядом, высунув мордочку наружу.
– Тьфу-ты, не снег! Напугала, глупая. Снег это плохо, снег – это холод и голод.
– Снег – это зима. – возразила Калошка.
– Вот именно – зима. Что в ней хорошего?
– Сестру найду.
– Что, потеряла?
– Нет, я потерялась. Простите, а вы кто?
– Я? Мышка. Ну, ты и темнота! Неужто не узнала меня?
– Нет, простите. Ведь нас не знакомили.
– Как же с тобой познакомишься, когда рядом зубастые и когтистые.
– Это вы о Кошке?
– О ней самой. С Псом проще, он не гоняется. – и она, выглянув на улицу, смешно пошевелив длинными усами, сделала вокруг Калошки несколько кругов, затем забралась в нее и восторженно запищав, потащила наружу. Проволокла через двор, медленно, часто отдыхая и что-то непонятное бурча. Калошка глазела по сторонам, все больше восхищаясь. Ей так понравилась улица, что она даже забыла узнать, не видела ли Мышь сестру. А через время, торопясь, Мышь протолкнула ее в совсем маленькое окошко и Калошка шлепнулась в темное и холодное помещение, подошвой вверх. Было больно, страшно и неудобно. Вот только сделать она ничего не могла. Полежала, погоревала и принялась прощаться с белыми светом, вспоминая свою маленькую жизнь. Через время забылась сном и пробудилась, когда ее, царапая, переворачивали. По запаху поняла – Мышь вернулась. А та, установив ее, забралась внутрь и свернулась калачиком.
– Простите! – проговорила Калошка.
– Спи, а то укушу.
– Я только попросить.
– Говори уже.
– А вы мне скажите, когда придет зима?
– Не скоро. Сейчас только май.
– Май! – повторила Калошка и умолкла, боясь быть укушенной.
Ночью мышка убегала, забрасывая ее сухой травой, а днем забиралась и спала как в кроватке. А там, наверху, в маленьком окошке, каждый день светило яркое солнце и все громче и веселее кричали птицы. Она их узнавала и различала по голосам. Кошка, да и Пес, рассказывали про них много историй, но Калошка не думала о птицах, она боялась забыть сестру, поэтому постоянно повторяла, когда была одна: «Придет зима, выпадет снег, и мы встретимся, обязательно встретимся. Уж не знаю как, но я отсюда, выберусь!»
– Май! – все радостней пели птицы и ей, очень-очень, хотелось узнать, что это такое, да и какой он, этот Май.
В один из дней Мышь не ушла ночью, как обычно, а крутилась, возилась в Калоше, попискивая. А через время, Калошка почувствовала, что в ней, кроме Мыши, есть еще что-то.
– Ой! – не сдержалась она. – У вас гости?
– Какие гости?! – испугалась Мышь и выскочила из нее. – Кошка?
– Нет, нет! Кошка не заглядывает сюда, почему-то. Я думала к вам гости пришли.
– Ах, ты об этом. Это детки мои. Ты такая уютная, что я вот, решилась. – Мышь запрыгнула обратно, повозилась немного и снова выпрыгнула, подошла к носу Калошки: – Ну, ты это, присмотри, я быстро.
– Хорошо! – заявила Калошка. – Пригляну за вашими детками, а вы мне про Май расскажете.
– А что про него рассказывать? Май он и есть май. Месяц, пятый.
– Но не может же быть так просто. Вот мне про март рассказывали и про апрель. Много, интересно.
– Хочешь сказать, что я неграмотная, меньше знаю, чем твои бывшие друзья?! Так вот, я знаю еще больше, потому, что свободно бегаю, где хочу. А май твой – это травник, травень. Травник – латинское имя дано в честь богини Маи. Так же, как и многие другие, оно перешло к нам из Византии. Древнерусским именем месяца Мая было травный, или травень, что отражало процессы, происходившие в природе в это время – буйство трав. Этот месяц считался третьим пролетним месяцем, последним в весне. Скоро сыто будет и тепло. Поняла? – и убежала, не дождавшись ответа.
Дети внутри Калошки росли, шебушили, пищали все громче и однажды, Калошка заметила в маленьком отверстии подобия окна, знакомый силуэт Кошки. Как же она обрадовалась, как понадеялась, что подруга придет и вытащит ее из этого темного, холодного и затхлого подвала. Но она не пришла. Не явилась и Мышь, ни сегодня, ни завтра, ни третьего дня. Дети росли и дрались за место, царапая и покусывая ее. Калошка волновалась, понимая, что ее красота меркнет под их лапами. Собралась было отдаться судьбе, как раздвинулась стенка и заскрипели ступеньки, о которых Калошка даже не догадывалась. Увидела она мужчину, с веником и ведром. Принялся он наводить порядки, да гонять мышат, хлопая по ним веником. А потом погрузил ее вместе с мусором в ведро и вынес наружу. Вывалил все в кучу, засыпав сверху сухой лозой, и ушел. Еще больше опечалилась Калошка, решив, что не дожить ей до снега, не встретить зиму, не увидеть больше сестры, так и лежала, пыльная, покусанная, с поцарапанной стелькой, которой раньше гордилась.
Кузнечики стрекотали, приветствуя всякий новый закат, с каждым днем все громче, соединяясь в дуэты, затем квартеты и в скором времени уже хор зеленых, резвых попрыгунчиков, оправдывал название месяца, пришедшего на землю.
– Это наш праздник, – пели они: – наш, наш! Мы короли месяца!
Июнь, первый летний месяц – «изок» – кузнечик, носил у наших предков название «червень», что означало «красный», «прекрасный». Червень особенно употребительное у малороссов, от червеца или червеня, так называются особенного рода красильные черви, появляющиеся в это время.
То тут, то там кричали «ура, лето пришло»! И Калошка прислушивалась, стараясь понять, что же такое – это лето, какой он – июнь. А вокруг шуршало, пело, радовалось, цвело Разноцветом. «Иуний» пришел, будто ступила богиня Юнона на землю и окрестила своим именем.
– Ха-ха! А вот и не правда. Кресник* пришел, значит, наше время настало: – прошептал, проползая мимо червячок. Просочился сквозь землю, бурча: – Охо-хо, рассыплются маки, огнем красным, а там и Купала жди.
– Лето… – повторила Калошка. – Постой, расскажи, далеко ли до снега?
– Далеко-далеко… – звучало откуда-то снизу и повторялось эхом.
Загрустила Калошка, совсем размякла. Лежала, запылившись, под кучей хвороста и слушала гомон вокруг себя.
Одного дня, когда у нее уже и надежда на приход зимы ослабла, произошло нечто неожиданное. Женщина, разгребая сор во дворе, решила и совсем высохшие ветки рассортировать. Что бросить в сарай для растопки печи, а что сжечь сейчас, и наткнулась на маленькую, грязную Калошку. Подняла ее, покачала головой и понесла во двор. Помыла под проточной водой, положила на завалинку**.
– И зачем она тебе? – спросил у нее муж.
– Надо! – категорично ответила женщина.
– А кроме «надо», еще что-то сказать можешь?
– Не приставай, старый. В хозяйстве все пригодится.
– Интересно это для чего?
– Да хоть для крана в огороде, что течет постоянно.
– Он не течет, а увлажняет грядки.
Отмахнулась от него женщина и ушла, а Калошка, почувствовав себя чистой, вздохнула легко, словно заново родилась. И опять потянулись дни ожидания. Любовалась она переменами вокруг, да знакомилась со всеми, кто пролетал, проползал мимо, не уставая узнавать про зиму и спрашивать, не встречал ли кто ее сестрицу.
– Привет! – гавкнул Пес. – Чего сбежала?
– Здравствуй, уважаемый Пес. Я не хотела, так получилось. Как поживаете?
– Служу, да на охоту хожу.
– Интересная у вас жизнь.
– Не жалуюсь!
– Может, поиграем, как раньше? – спросила Калошка. – А вы поведайте мне про лето.
– Некогда мне играть, я теперь взрослый. Про лето… Можно. Только вечером. Ты, главное, не уходи.
– Я сама не хожу. Вот когда у меня сестра была, мы даже бегали, а сейчас…
– Сестра… Помню, рассказывала. Не нашла значит?
– Нет, пока. – и она вздохнула горько. – Зимы надо ждать, говорила Кошка.
– Кошка?! – насторожился Пес и, рыча, побежал по своим делам.
Калошка смотрела ему вслед, пока могла, а затем закрыла глаза, принялась вспоминать все, что узнала, да гадать, далеко ли до зимы.
– Стаарая знакоомаяя! – на распев промурлыкали рядом, и Калошка радостно заулыбалась своей подруге Кошке. – Где пропадала?
– Это не я пропала, это меня мыши утащили!
– Мыши?! – Кошка зашипела, округлила спину, и даже шерстка встала дыбом. – Гоняешь их, гоняешь, а они все не уймутся. Видно придется придушить парочку, да съесть одну.
– А может не надо, ну это, съедать?
– Еще как надо! А чего ты их жалеешь? Вот и тебя стащили. Кстати, а куда?
– В подвал.
– То-то я смотрю у тебя вид не очень.
– Это дети Мыши, я для них колыбелью была.
– Ну вот, одна беда от них. А еще говоришь, не надо их есть.
– Вам виднее… – как-то неуверенно отозвалась Калошка.
В это время снова раздался лай и Пес бежал к ним, размахивая своими длинными ушами. Кошка запрыгнула на забор и принялась его дразнить.
– Все равно поймаю! – лаял пес.
– Не бахвалься***! – отзывалась кошка.
– Пожалуйста, не ссорьтесь! – попросила Калошка и они оба уставились на нее. – Вы же такие замечательные, умные. Столько мне рассказывали, поучали.
– Да, я такой! – гавкнул Пес и сел, гордо задрав голову.
О проекте
О подписке